— А что она носит? — поинтересовалась я.

— Винтаж, — сказала Кэрол. — Определенно винтаж. Бренда любит смелую старую одежду. Японские кимоно, платья для коктейля эпохи двадцатых годов, туфли на платформе. Светлые, яркие окраски. И еще: она носит очки.

— Очки?

— Да, — твердо сказала Кэрол, — она постоянно носит очки. Большие очки в цветной оправе. Она не из тех людей, кто предпочитает очки без оправы в надежде что их не заметят. Дороти Паркер [39]не ее имела в виду, когда писала свое стихотворение.

Ширли сияла.

— Я хочу, — сказала она страстно, — чтобы вы были здесь и разговаривали с моими покупателями. Бедные женщины приходят ко мне без волос, у них есть возможность преобразить себя. У них есть шанс примерить на себя новые обличья. Но чего они хотят? Выглядеть так же, как до своего несчастья.

— Ну, разумеется! — с жаром воскликнула Кэрол, и я вспомнила, что у ее дочери обнаружили СПИД. — Когда люди заболевают, им нужно напоминать, что внешне они те же, что раньше, и болезнь их не изменила.

Ширли поняла, что совершила оплошность.

— Вы правы, — сказала она поспешно. — Разумеется, вы правы. Я не настаиваю, и все же жаль упущенной возможности.

Тяжело вздохнув, она обошла прилавок и уселась на свое место.

— Неудивительно, что ей нравится с тобой работать, — сказала Кэрол, когда мы вышли на улицу. — Ты — ее сбывшаяся мечта, живое подтверждение силы ее продукции.

Она посмотрела на парик на моей голове и спросила:

— Ты когда-нибудь показывалась ей в полной красе?

— Нет, — сказала я.

— Тебя это смущает? — поинтересовалась Кэрол.

— Немного, — призналась я. — Когда это просто костюм, и я не изображаю персонаж, чувствую себя обманщицей. Боюсь, что кто-нибудь подойдет, стянет с моей головы парик и закричит: «Ага!». Воплощение характера — другое дело. Я начинаю ощущать себя чем-то вроде шизофреника, словно мысли, что приходят мне в голову, уже не мои. Люди реагируют на меня совершенно по-другому, словно я и в самом деле не тот человек.

— Тебе везет, — сказала она. — Большинство людей хотели бы стать кем-то другим, хотя бы ненадолго. Пойдем, завершим образ Бренды. Я знаю чудесный магазин винтажной одежды на Томпсон-стрит. Владелица немного не в себе, но товар у нее отличный.

Я обычно покупала одежду в магазине распродаж на Мэдисон-авеню. В помещении пахло плесенью, и в нем легко было испытать грусть и неловкость. Продавщицами здесь были немолодые женщины. Казалось, что на покупателей они смотрят свысока. Я чувствовала себя здесь жалкой особой, пытающейся сойти за состоятельную женщину.

Магазин, в который меня привела Кэрол, выглядел совсем по-другому. С первой же минуты нас оглушила музыка: звучал рок, вокруг было шумно, весело и ярко. В центре помещения стояла женщина, обвешанная бижутерией, словно рождественская елка. Увидев меня, она выкрикнула:

— Ваш номер 1264. [40]

Она пошла к вешалке и начала подбирать одежду.

— Вам повезло, — сказала она, набрав охапку вещей. — Тысяча двести шестьдесят четвертый сдал новую партию товаров. Посмотрите.

Затем, прищурившись, оглядела Кэрол и сказала:

— Ваш помер 823. Немного консервативная одежда, но ваш размер. У нее очень богатый муж. Полный болван: одежду ей покупает, а денег в руки не дает. И что она делает? Покупает все в двух экземплярах и один экземпляр несет мне на продажу. Вот так она получает деньги. Я довольна: у меня есть товар. Хотела бы я, чтобы на свете было побольше таких болванов, как этот муж.

Она сняла с вешалки старый китайский шелковый жакет. По бежевому фону были раскиданы цветы. Она протянула его мне и, назвав цену, спросила:

— Как оно вам?

— Именно это я и имела в виду! — воскликнула Кэрол.

Я дотронулась до жакета. Мягкая ткань под моей рукой меняла цвет от бежевого до розовато-лилового.

— Она знает толк в экзотике, — сказала владелица. — Выберите, что подойдет.

Взглянув на Кэрол, она начала стаскивать с вешалки костюмы.

— Восемьсот двадцать три, посмотрите на эти лейблы! Армани. Джилл Сандер. Диор.

— Мы здесь не из-за меня, — сказала Кэрол.

— Не буду вам мешать, — обиженно сказала владелица и повернувшись к худенькой черноволосой девушке, помогла ей застегнуть молнию на юбке от Эмилио Пуччи.

— Дерзкая юбчонка! — шепнула она покупательнице.

Девушка радостно покрутилась. Яркая бирюзовая ткань взлетела и вздулась колокольчиком.

— Разве вы не рады, — спросила ее владелица, — что не стали связываться с глупым блеском нового?

Похоже, она считала первых владельцев товаров чем-то вроде укротителей, старавшихся сделать одежду удобной для будущих покупателей.

Я надела жакет. Он был явно велик, зато такой мягкий, красивый, переливался при каждом моем движении. Я начала надевать под него один слой за другим, и владелица растаяла.

— Вы носите оранжевое? — спросила она. — Некоторые рыжеволосые женщины не носят, но у меня есть длинная оранжевая туника, шелковая. С этим жакетом она будет выглядеть сказочно. И зеленые шелковые «капри». Вы будете неотразимы.

На другой женщине такой наряд показался бы вызывающим, но на Бренде он выглядел лишь слегка эксцентрично.

— Так я и знала! — воскликнула хозяйка магазина. — Вы бесподобны. Вам нравится? Удобно?

На нее нашло внезапное озарение: пошарив рукой по блузе, она сняла одно из своих украшений. Подала мне огромную брошь, сверкающую горным хрусталем, и сказала:

— Наденьте. Приколите ее у шеи.

Я взяла украшение (оно было тяжелым) и сделала, как велели. Брошь была безвкусной и даже глупой, но к моему наряду она пришлась как нельзя кстати.

Хозяйка улыбнулась.

— Теперь я хочу, чтобы вы примерили эти туфли.

Они были из зеленой замши, на платформе. Таких высоких каблуков я никогда не носила. Туфли сделали меня значительно выше ростом. Бренда ничуть не была на меня похожа, но мне нравилась эта крупная женщина с шапкой рыжих волос и приветливым лицом.

— У вас есть очки? — спросила Кэрол.

— Вон там, в большой чашке, — ответила женщина, показывая рукой.

Кэрол принялась рыться.

— Вот эти! — воскликнула она и потрясла очками с зеленой оправой. — Надень их.

Я завела дужки за уши и глянула в зеркало. Стекла были тонированными, светло-серыми. Последние приметы Рут полностью исчезли.

— Губная помада! — сказала Кэрол. — Тебе нужна губная помада.

— Я ею никогда не пользуюсь, — сказала я. — То есть в обычной жизни.

Кэрол раздраженно хмыкнула. Она тоже не красила губы.

— Возьмите, — хозяйка владелица, протягивая тюбик.

Кэрол схватила помаду, сняла колпачок и покрасила мне губы, не обращая внимания на то, где проходит естественная граница. Рот получился большим и добрым.

Преображение свершилось. Бренда была уютной и такой добросердечной, что мне захотелось с ней познакомиться. Какой она должна быть?

— Не забудьте о 823-м! — крикнула владелица вслед Кэрол, когда мы с ней пошли к дверям. — Эта одежда словно сшита на вас. И ярлычки не спороты!

Я пошла домой в своей новой одежде. Интересно, узнают ли меня? Джин стал моим первым испытанием: вместо того чтобы воспользоваться ключом, я позвонила. Тяжелая стеклянная дверь распахнулась, и я думала, что, увидев меня, Джин дружелюбно расхохочется.

Смеха не было. Он уставился на меня, раскрыв рот. Я дернула себя за парик, решив, что нелепо выгляжу, но тут заметила, что выражение его лица было глуповатым. Таким я его никогда не видела. Казалось, он увидел подарок, сюрприз с бантиком, который поставили перед его дверями. Он поклонился.

— Входите, входите, — сказал он, сделав приглашающий жест.

Я вошла, а он последовал за мной, так близко, что едва не наступал мне на пятки.

— И кто те счастливые жильцы, которых вы пришли навестить? — спросил он, и я начала смеяться. — Я сказал что-то смешное?