— Я займусь лошадьми, мистер Стин, — сказал Саймон, вешая пальто хозяина у огня для просушки. — Мистер Макдугалл и чудно одетый негр дожидаются вас в библиотеке.

— Спасибо, Саймон, но я могу скоро уехать. Оставь пока лошадей.

Стин чуть не запел вслух от гордости. Все получилось как нельзя лучше. Он успешно справился со всеми трудностями, всеми помехами и непредсказуемыми обстоятельствами, которые погубили бы менее великого человека. Словно гроссмейстер, он выдержал нападения противника, подготавливая собственную атаку, позволил Точтли вытворять его безумные шалости, а сам в это время расставлял свои фигуры для решающего хода.

«Шах и мат, — подумал он. — Король мертв. И это относится к тебе, президент Тайлер, и к тебе тоже, генерал Санта-Ана».

Однако пока еще рано почивать на лаврах. Стин несколько дней не спал, и именно поэтому прибег к бальзаму Трафагена, но нельзя позволить эликсиру ударить в голову, потому что для завершения начатого потребуется тонкая дипломатия. Чакмооль успешно преодолел все препятствия, после того как проснулся в чужой стране, ослабевший и голодный. Он наверняка считает, что ничья помощь ему не требуется. Только он никогда не держал в руках настоящую власть, никогда не возглавлял государство и не занимался повседневными делами вроде сбора налогов и рассмотрения тяжб. Чакмооль был бесподобен в своей роли посредника между людьми и богами, а вот светские дела лучше оставить светским людям. В прежние времена этим занимались мексиканские тлалотоани, короли-философы, и сиаукоатли, женщины-змеи, названные так в честь богини деторождения.

«Воздай кесарю кесарево», — подумал Стин. Христос был абсолютно прав. Только в эпоху Шестого солнца пророки будут говорить: «Воздай Стину».

Поднимаясь по лестнице, он мысленно отрепетировал свои аргументы, выискивая слабые места.

Все получилось как нельзя лучше. Он победит усталость точно так же, как победил всех остальных противников.

— Добрый вечер, джентльмены, — сказал Стин, входя в библиотеку. — Добрый вечер, Джейн.

Слева от Стина мистер Макдугалл развалился в кресле, не спуская настороженного взгляда с чакмооля, который сидел за столом возле большого окна. Девочка, прикрытая зеленой накидкой чакмооля, свернулась клубком на диване. Стин с удивлением — и даже с тревогой — заметил, что шрамы девочки почти исчезли, сменились черными пятнами болячек. Волосы выросли на рубцах, покрывавших большую часть головы.

Ну конечно же — Нанауацин, Покрытый язвами. Наверняка работа чакмооля. Стин всегда рассматривал уродство девочки в качестве свидетельства ее предназначения (и своего собственного тоже), но теперь не оставалось никаких сомнений: Джейн исцелили, чтобы бог мог забрать ее, и для этого из нее буквально лепили то, чем она должна была стать и чем раньше была только благодаря странной разновидности реинкарнации. Стин больше не мог смотреть на нее как на девочку, рожденную в благоприятный день. Прямо у него на глазах Джейн становилась божеством.

— Наконец-то вы прибыли, — сказал Ройс. Он встал и надел шляпу. — Теперь я могу уйти.

Удивленный Стин отступил назад, закрывая дорогу.

— Минутку, мистер Макдугалл. Вы еще не до конца сыграли свою роль.

— Нет уж, с меня хватит. Я сделал то, что вы просили, — поймал девчонку и привез ее аж в проклятый Луисвилл. Но здесь мы с вами расстанемся. Я не стану принимать участие в убийстве маленьких девочек.

Стин нервно глянул на Джейн, но та, похоже, находилась в ступоре.

— Совесть заговорила, друг мой Кролик? — спросил Стин с намеренной ноткой злорадного сарказма в голосе.

— Называйте, как хотите. Все ваши поручения я всегда выполнял, и в этот раз тоже. — На лице Ройса появилось странное затравленное выражение: вокруг глаз и рта прорезались незнакомые складки. — Но теперь хватит. Стин, может, я и убийца, но, Господи Боже, девчонке ведь всего одиннадцать!

— Неужели ее жизнь стоит дороже целого мира? — дружелюбно поинтересовался Стин. Его забавляло это необычное зрелище: подумать только, у Ройса Макдугалла прорезалась совесть!

Ройс устало улыбнулся, однако с его лица не сходило затравленное выражение.

— Это он мог бы задать такой вопрос, — ответил Макдугалл, показывая пальцем на чакмооля. — То есть оно. Я не знаю, стоит ли она дороже, чем весь мир, но вот что я вам скажу: я не хочу жить в мире, построенном на костях и крови маленьких девочек. А теперь пропустите меня. Мне нужно закончить еще одно дельце, а потом я выхожу из вашей безумной игры.

Он стоял прямо напротив Стина, и уголок его рта подергивался, а пальцы левой руки дрожали мелкой дрожью.

Стин задумался: посмеет ли Макдугалл напасть? — затем кивнул, улыбнулся и отступил с дороги. Лучше уж не связываться с горячим юнцом, особенно сейчас, когда дело идет к развязке.

— Да ради Бога, мистер Макдугалл. Всего наилучшего во всех ваших будущих начинаниях. При условии, что они не требуют вашего присутствия в Нью-Йорке. — Стин показал на дверь. — Я думаю, ваше пальто у Саймона.

Макдугалл, не говоря ни слова, прошел мимо него. Через мгновение входная дверь открылась и снова захлопнулась.

«Решительный мальчик для своих-то лет, — подумал Стин. — Если ему повезет выжить, то со временем он научится скрывать свои чувства. Ну и ладно, вернемся к делу».

— Что ж, — сказал Стин, закрывая дверь библиотеки, — всегда очень жаль, когда недальновидные люди вмешиваются в ход истории.

Он внимательно посмотрел на чакмооля, первый раз увидев его таким здоровым и окрепшим. Невероятное существо: если не знать, на что смотреть, то его не отличить от обычного негра средних лет. Стину вспомнилась рассказанная Аароном Бэрром история о загадочном черном человеке, который периодически появлялся и нагонял ужас на мексиканские племена. Они называли его «нагваль», волшебник. Кроме того, чакмооль был очень похож на необычный камень, который Бленнерхассет привез из джунглей Мексики и держал в своем кабинете: квадратное лицо с тяжелым лбом и еле заметный намек на монгольскую складку на веке. К сожалению, когда планы Бэрра провалились, Бленнерхассет в приступе паники уничтожил камень. Стин появился как раз вовремя, чтобы успеть спасти зеркало и еще несколько древних вещиц.

Стин понял, что отвлекся. Под совместным воздействием усталости и бальзама мысли путались.

— Я думаю, пора представиться. — Он прокашлялся. — Меня зовут…

— Широкая Шляпа, — вставил чакмооль. — Ты привез меня в город.

— Да, верно. — Стин был слегка ошарашен: чакмооль назвал его именем, данным ему Люпитой, и к тому же каким-то образом выучил английский. Кроме того, голос чакмооля странным образом продолжал звучать в голове, сбивая с толку. — А ты?

— Последний раз я был известен как «Нецауальпилли», но это не мое имя. Имена здесь не имеют значения.

— Хорошо.

Нецауальпилли? Советник Монтесумы по имени Нецауальпилли был обвинен в колдовстве. Согласно ацтекской легенде, он предсказал прибытие Кортеса, а потом исчез — поговаривали, что он прячется от испанского нашествия где-то в пещере. Стин никогда не связывал эту легенду с чакмоолем, хотя, возможно, и следовало бы. Судя по всему, Нецауальпилли был искусным политиком.

Стин занервничал. Пожалуй, слишком наивно было думать, что можно прожить две тысячи лет и не научиться разбираться в людях.

Стин собрался сесть в кресло, которое только что освободил Макдугалл, но затем передумал и вместо этого проделал ритуал замены цветочка в петлице: завернул увядшую розочку в носовой платок и выбросил в корзину для бумаг. Как всегда, привычные действия успокоили его. Стин поправил галстук и приготовился начать свою речь.

Однако чакмооль не дал ему и рта раскрыть.

— Стин, что ты собой представляешь?

Вопрос ошеломил Стина, и он задумался на несколько секунд, прежде чем ответить.

— Я дальновидный человек, — наконец ответил он. — Человек, который творит историю.

Чакмооль улыбнулся:

— Кто угодно может попасть в анналы истории — не только пророки, но мелкие преступники и убийцы.