— У вашего друга О’Коннора есть каик?

Он пытался захватить меня врасплох, но я был настороже.

— Да. Юджин возит туристов. И у него есть официальное разрешение. Его партнер — грек. Вам должно быть известно, что документы у них в порядке.

— А в программу круиза включена рыбалка?

Инспектор был хитер, но я понял, к чему он клонит.

Я изо всех сил сохранял выражение оскорбления на лице и успешно скрывал назойливую пульсирующую боль в висках, вызванную учащенным сердцебиением.

Я спокойно ответил:

— Димитри часто ездит на рыбалку.

— На Делос?

У меня пересохло во рту.

— А почему бы и нет? — невозмутимо спросил я. — Разве на Делосе нет рыбы? — Я не стал дожидаться ответа. — В греческих водах полно рыбы. Рыбаки идут туда, где можно рассчитывать на улов. На Делос, Рению, Тинос. Даже в такую даль, как Андрос, если они этим живут.

Видимо, он остался удовлетворен моим ответом. Я обрел некую уверенность и решил, что буду и впредь ему дерзить, если он вздумает спрашивать еще.

Наступила неловкая пауза. Наконец я сказал:

— Итак, в чем меня обвиняют?

Теперь удивился инспектор:

— Обвиняют? Вас ни в чем не обвиняют. — Он помолчал. — Полагаю, вы не откажетесь уплатить небольшой… штраф, чтобы избежать проблем с визой. — Он хитро улыбнулся.

Я поджал губы. Мне следовало помнить, что я в Греции.

Он заговорщицки подмигнул мне.

— Во всяком случае, мистер Хенсон, вы прожили в Греции уже достаточно долго для того, чтобы знать правила. В следующий раз вы так легко не отделаетесь.

Он извлек из кармана своего пиджака мой бумажник и вынул оттуда все деньги.

— Я советую вам держаться подальше от собственности Джона Ролстона, или вас арестуют за нарушение границ чужого владения.

Инспектор звучно хлопнул себя дубинкой по ладони.

— И учтите, Хенсон, — здесь за воровство и перепродажу предметов старины вы получите лет десять, — добавил он, засовывая мои восемь купюр достоинством в сто и пятьдесят евро в карман. Затем Хараламбопулос указал мне на дверь.

В тот день, когда мы покинули Миконос, с юга дул сильный ветер. Я убедил Димитри и Юджина отправиться на каике на Тинос. До начала «паломничества» оставались сутки, и билеты на паромы наверняка были скуплены греками, направляющимися к святыне. Кроме того, я вез ценный груз и полагал, что будет безопаснее прибыть на остров в сопровождении надежных друзей.

Копию я закончил два дня назад. Выглядела она отлично. Изображение Пресвятой Девы и младенца было инкрустировано россыпью искусно обработанных камней — никто бы не определил, что это подделка. Даже стеклянное покрытие было специально поцарапано и запачкано, чтобы придать иконе облик подлинности.

Мы были в хорошем настроении, поскольку знали, что близится развязка. Скоро я встречусь со своим «агентом» на Тиносе, отдам икону и получу наличные.

— Что ты будешь делать со всеми этими деньжищами? — поинтересовался Юджин. — Можно накупить лотерейных билетов на всю сумму. Знаешь, какой будет выигрыш? Невероятный!

Юджин был преисполнен безумными идеями. Я не собирался тратить деньги на лотерейные билеты, но сделал вид, что принимаю этот вариант к сведению.

— Заманчиво звучит, Юджин. Очень заманчиво.

Предложение было и впрямь заманчивое, хоть и рискованное. Но у меня имелись другие задачи. Я планировал сохранить дом и галерею. Если я потрачу деньги на пустяки, то не достигну целей, которые заставили меня заняться подобным делом. Принимая предложение Андерсена, я рисковал слишком многим — возможно, даже жизнью. Я стал непосредственным свидетелем двух смертей и не желал, чтобы меня постигла та же участь.

— Нет, старина, эти деньги отправятся в Саусалито. И возможно, в местечко под названием Куз-Бэй. Там живет семья, с которой я бы хотел повидаться. — Я подумал о Марии Уоррен. Ее дух жаждал покоя. Она погибла, потому что (по крайней мере я так считал) оказалась нечаянно связанной со мной.

Впереди возникла береговая линия Тиноса, с ее белыми домиками, расположенными ярусами на склонах горы. Когда мы подошли ближе, я увидел церковный шпиль. Часть города лежала в тени, отбрасываемой скалой, но на колокольне церкви Пресвятой Девы (цвета слоновой кости), видимо, всегда играло солнце, так что это здание как будто господствовало надо всем городом. В порту не было точки, откуда церковь не была бы видна, — она величественно возвышалась над крышами домов в конце широкой улицы, которая вела от причала к железным воротам храма.

Гавань была сплошь забита лодками. Димитри не мог найти место, чтобы пришвартоваться, так что мы бросили якорь прямо в одной из бухт, а потом пешком побрели в город. Я договорился встретиться с друзьями в баре неподалеку от «Посейдона», когда закончу дела. Мы расстались на пристани, и я увидел, как старый каик выходит из бухты, направляясь в открытое море и с трудом пробираясь среди огромного количества прочих судов, заполонивших гавань.

Икона была надежно спрятана в рюкзаке. Я надел поношенные синие джинсы и старую футболку с эмблемой колледжа Беркли и теперь не выделялся в толпе туристов, пришедших поглазеть на захватывающее действо.

Портье слегка удивила моя двухдневная щетина, когда я вошел в «Посейдон». Он действительно зарезервировал номер для мистера Гарта Хенсона, но теперь гадал, не будет ли у него неприятностей из-за моей неряшливой внешности. Он смотрел на меня в упор, как будто не мог поверить, что этот потрепанный тип в состоянии позволить себе номер в «Посейдоне».

Рик Андерсен не скупился на расходы. Комната, хотя и не роскошная, была уютно обставлена и выходила окнами на порт. Я открыл огромные двери балкона, сбросил сандалии и откинулся на спинку мягкого кресла. Я подумал, что могу с чистой совестью расслабиться в ожидании своего загадочного «агента».

Наверное, я задремал. Меня разбудил телефонный звонок.

— Слушаю, — сказал я по-гречески в трубку, слегка удивленный и сбитый с толку; после сна мои чувства немного притупились.

— Хенсон? — Говоривший был явно не грек. Я напряг память, пытаясь представить себе его лицо. — Завтра вечером. В парке напротив церкви. Передадите ее священнику.

И не американец. Голос с легким акцентом, почти юношеский, но я никак не мог его вспомнить.

Я повторил только что услышанное, чтобы потянуть время в надежде на то, что звонивший назовется. Видимо, он был мне незнаком. Сколько же людей вовлечено в эту схему? Скольких соблазнили и сделали сообщниками в нелегальном бизнесе?

Вдруг меня охватила паранойя. Может быть, и гостиничный персонал принимает в этом участие?

— Хенсон, мы за вами следим. Учтите.

С этими словами незнакомец положил трубку. Связь оборвалась; замигал огонек, указывая на то, что позвонивший отключился окончательно. Ладони у меня вспотели, я почувствовал, как подступает головная боль.

Кто эти психи? Что бы там ни было, я решил просто забрать деньги и смыться — и к черту остальное.

Шествие паломников началось рано утром. Я проснулся от криков за окном. Гавань были запружена шумной толпой, которая постепенно заполняла и улицу. С балкона я наблюдал за тем, как с лодок и из машин извлекали носилки и инвалидные кресла; люди с костылями и палками прокладывали себе дорогу к церкви Панагии Евангелистрии.

Я вышел на улицу и начал протискиваться сквозь плотную толпу. Порой некуда было поставить ногу. Богомольцы отчаянно проталкивались по направлению к возвышавшейся над городом церкви. Лучики солнца дробились в драгоценных камнях, украшавших икону, которую несли во главе торжественной процессии. Алмазы сверкали на свету, как искры огня.

Это было удивительное зрелище. Когда священники приблизились, люди начали плакать и молиться, распевать молитвы Пресвятой Деве и воздевать руки, умоляя о милости. В течение ста лет это паломничество было символом их веры в Богородицу. Бесценную икону окружало столько народу, столько священников, секьюрити и служителей церкви, что я удивился, каким образом Андерсен и его дружки сумеют успешно и без особых затруднений провернуть свою схему.