— Ты совсем окоченела. И давно ты так сидишь?

Я положила голову ему на грудь. Даже после такой ночи, как эта, от него пахло свежестью. Мы покачивались туда-сюда, завернувшись в одеяло.

Под душем я смыла с себя следы нашей бурной ночи. Я умылась, побрила подмышки и ноги его бритвой, подстригла ногти на ногах и яростно помассировала бедра его массажной рукавицей. Я бы с удовольствием еще повозилась со своим телом в этой темной ванной, полной густого пара. Выщипала бы брови, выдавила прыщики, вычистила уши, подпилила ногти, обстригла заусенцы, спилила мозоли. Я вдруг поняла, почему Стив после ссор со мной часами запирался в ванной. Есть что-то успокаивающее в том, что ты возишься с ногтями на ногах, это приятный способ отодвинуться от всех проблем в надежде, что все решится само собой за дверью этого влажного пространства, выпавшего из времени. Но желание поскорее увидеть детей давило меня, как камень.

Гарри в сером купальном халате, напевая, сливал воду из-под сваренных яиц. Его веселый вид раздражал меня. Я молча села за стол и чувствовала, что вспотела, несмотря на более тщательные, чем обычно, душевые процедуры. Он поставил на стол чайник, корзиночку с теплым хлебом, два яйца в серых подставках и два стакана свежевыжатого сока. Я одним глотком выпила сок и почувствовала, как его кислота обожгла мне желудок.

— У тебя есть еще кофе? — спросила я, и он снова вскочил, чтобы поставить кофе.

— С молоком или эспрессо?

— Двойной эспрессо.

Я не могла проглотить ни кусочка. На автопилоте я стала искать в сумке сигареты, пока не сообразила, что уже выкурила последнюю.

— У тебя дома, конечно, нет сигарет?

— Есть. В шкафу должна быть еще пачка. «Кэмел». Сейчас принесу.

Я взяла сигарету и сразу же закурила. При первой же затяжке я закашлялась, как старый бомж-астматик.

— Веселенький звук.

— Извини. Просто я чувствую себя отвратительно. Нервы что-то разгулялись. Знаешь, я бы лучше прямо сейчас поехала в офис к Мартину.

Гарри, дожевывая, посмотрел на настенные часы в кухне и, казалось, задумался.

— Сейчас девять часов. Давай продумаем план.

План. Я больше не верила ни в какие планы. Как мы сможем незамеченными проникнуть в офис Мартина? И что мы будем делать там, если это нам удастся? Где мы должны искать? Что мы будем искать? А если представить, что мы ничего не найдем? Что Анс застанет нас на месте преступления? Если это произойдет, у меня больше не останется ни тени шанса. Меня тут же упекут в психушку.

— Мария, все будет хорошо. Ты должна верить. Все будет хорошо. В самом деле. Я знаю, как подобраться к бухгалтерским материалам Мартина, он не может бесследно скрыть сотни тысяч. — Он налил себе еще чаю.

— А, может быть, он все уже уничтожил. Или положил в сейф.

— У него ведь есть компьютер. А в компьютере что-то можно найти.

— Но компьютер всегда защищен паролем.

— Пароль — совсем не проблема. Он, конечно, не настолько глуп, чтобы сделать паролем дату своего рождения, но это должно быть слово, которое он сам никогда не забудет, а другие не сразу отгадают. И я думаю, что я знаю его пароль…

Гарри облокотился о стол, отвел от меня взгляд и стал теребить целлофан от «кэмела».

— Что? Что же это может быть?

— Насколько я знаю, у Мартина есть женщина. Пока я его искал, мне многие говорили, что у них с Анс дела неважно, и его видели с какой-то блондинкой. Больше никто ничего не знал, но вчера вечером, незадолго до твоего звонка, одна его сотрудница сказала мне, что ее зовут Аннабелль. Я думаю, это и есть его пароль.

— И ты только сейчас мне это рассказываешь? — Я встала и проковыляла к окну. — Если мы собираемся идти туда сегодня, надо придумать, что делать с моей ногой.

Гарри предложил еще раз перебинтовать ее и намазать обезболивающей мазью. С болеутоляющими мне должно было стать полегче. А если нет, он поедет один.

— Нет. Я поеду с тобой. Это мое дело.

Я села на подоконник и посмотрела на улицу. Типичное воскресенье в Алкмаре. Снег на улицах машины превратили в кашу, лед в каналах был покрыт тонким слоем воды. Казалось, что снова начинается оттепель. В Нидерландах никогда не бывает долгой зимы.

У Мартина была женщина. Может быть, он хотел начать с ней новую жизнь. Поэтому он и просил Гарри оценить «Дюны». Если это так, то значит, что Анс и мои дети тоже в опасности.

— Я думаю, — сказал Гарри, — что он пустился в бега. Он чем-то занимался, дела шли хорошо, ему понадобилось больше денег, он получил их от меня, и тут что-то произошло. Он не смог закончить дела.

— Может быть, его уже и в живых-то нет. Эта алчная Аннабелль его и прикончила…

— Этого не может быть. По крайней мере, когда он удрал с моими деньгами, он был еще жив. И с этого момента он начал тебя доставать.

Гарри серьезно посмотрел на меня. Он выглядел усталым. Сейчас я заметила, что у него тоже были проблемы с юношескими прыщиками. Вот чем объясняется его преувеличенная коллекция средств по уходу за кожей. Он взял меня за руку:

— Вот что я думаю… Какова роль Анс в этом? Правда ли, что она ничего не знает об этом или просто тебе ничего не рассказывает…

— Анс у нас молчунья. Она гораздо охотнее занимается чужими проблемами, чем своими. Картинка ее собственной жизни должна быть совершенна. Я думаю, что она больше знает о Мартине, но мне никогда не расскажет. Во всяком случае у них в семье серьезные проблемы, и об этом она тоже не хочет распространяться.

— Ты ей доверяешь?

Я испугалась его вопроса:

— Она же моя сестра! Ты что, думаешь, я могу оставить своих детей с тем, кому я не доверяю? Мы не очень близки, но когда дело касается этого…

— Ну ладно. Только странно, что она не посвящает тебя в свои дела с Мартином. Мне кажется, что такие вещи именно с сестрой и обсуждают.

— Мы ничего не обсуждаем. И никогда ничего не обсуждали. Мы, конечно, помогали друг другу раньше, но всегда молча. Потом, когда я ушла из дома, у нас стало все по-разному. Она чувствовала, что я ее бросила, а меня раздражало, что она строила из себя мисс Совершенство, что она всегда все лучше знала, лучше делала и лучше понимала. Она всегда старалась играть мою мать, а я этого терпеть не могла.

— Но когда тебе нужно было уехать из Амстердама, она оказалась первой, куда ты направилась.

— У меня не было никого другого.

— У тебя нет подруг?

Я покачала головой:

— Настоящих нет. Во всяком случае никого за пределами Амстердама.

— Даже старых друзей?

— Никого. Может быть, на этом закончим? Давай поговорим о более важных вещах. Например: как мы будем действовать?

Было темно, и город казался покинутым. Только несколько собачников рискнули выйти на улицу и гуляли, согнувшись от ветра. Снег почти весь растаял. Мы с Гарри сидели в машине и ждали, когда Анс выйдет из дома. Было холодно, и мы все время курили, пытаясь согреться и хоть немного расслабиться. Она не появлялась.

Полчаса назад я позвонила ей и сказала, что сижу в мотеле в Акерслоте, в двадцати минутах от ее дома, и мне совсем плохо. Она сказала, что немедленно приедет. Я предупредила, что, если она привезет с собой Виктора, я тут же сбегу опять. Она должна приехать одна. Я доверяю только ей и больше никому. Она пообещала. Сказала, что найдет для детей няню. Я слышала голоса Мейрел и Вольфа и попросила ее позвать их к телефону, но она ответила, что это неразумно. Ей наконец удалось их успокоить, и мой голос их только расстроит. Я нажала на отбой и отшвырнула телефон.

Руки совсем онемели от холода. Гарри предложил сходить выпить кофе в отеле, возле которого мы припарковались.

— Нам будет видно ее из окна. Пойдем, а то мы так окоченеем, что с места потом не сдвинемся.

Мы вышли из машины. В баре отеля было темно и душно, как будто сюда никогда не проникало ни лучика солнца. Пахло прогорклым кофе, сигаретами и рождественским печеньем. Толстая официантка со вздохом сползла с барной табуретки, завидев возможных клиентов. Гарри заказал два кофе, а я заняла столик у большого окна, откуда была видна входная дверь дома Анс.