— Да, Мария, мужики тут в очереди стоят у тебя под дверью! — Рини засмеялась и подлила нам еще вина. — Мне бы так. Давай расскажи-ка, что это за негр привез тебя сегодня?
— Это Стив, отец Мейрел.
— Иди ты! Опять выкопался? Ну дела! И чего? Уж не хочет ли он опекунства?
— Нет, это совершенно невозможно. Он никогда ее не признавал официально. Но он хотел бы с ней увидеться…
— Да что ты! Бедный наш цыпленочек! Они считают, что можно вот так мотаться туда-сюда! Мудаки они все, все эти мужики! А мой-то тоже хорош! Что сегодня вычудил!
Так Рини дошла до своей излюбленной темы — своего дражайшего супруга, Гюса Хрена Моржового.
Она выкурила пять сигарет, выхлебала бутылку вина, после чего, изрядно шатаясь, отправилась на йогу. Когда она ушла, я заказала две пиццы, и мы с детьми съели их прямо в спальне в кровати у телевизора. Мы посмотрели «Самые смешные американские видео» и «Народного артиста». Мейрел сказала, что я тоже должна участвовать в этой передаче. Тогда бы я прославилась и разбогатела. Они заснули возле меня с коробками из-под пиццы на коленках. Я выбралась из спальни выпить еще одну рюмку и выкурить сигарету. Внизу я проверила окна, задернула шторы и заперла двери. Зажгла все лампочки. И все равно мне было неспокойно. Я действительно была одна. Впервые за долгое время мне так захотелось, чтобы у меня была мама, которой можно было бы позвонить, и она бы меня успокоила.
Мои ноги заледенели, а пальцы онемели от холода, но я все стояла у окна на кухне, глядя на улицу. Я боялась спать. Я могла позвонить сестре. Я должна была позвонить сестре. Но между нами было так много всего, мы так вросли в наши роли, что я знала: от нашего разговора мне станет только хуже. Позвоню завтра. Узнаю, что случилось у Мартина. А сейчас надо лечь спать. Как бы то ни было. Я взяла за вешалкой старую клюшку для гольфа, которую мне когда-то подарил Геерт, чтобы отбиваться от воров, и пошла наверх.
Глава 11
Мне приснился странный сон. Моя мать сидела у моей кровати и улыбалась, мило и нежно. Она положила теплую руку мне на лоб, гладила мои волосы, убирала пряди с моего лица, брала меня за руку.
— Девочка моя, — говорила она, — какие красивые у тебя дети.
У меня на животе лежал младенец. Он спал и сосал кулачок. Мама склонилась над нами, чтобы рассмотреть его личико, и нежно гладила его пальцем.
— Можно мне его подержать? — спросила она, но я не разрешила.
Я прижала малыша к себе, защищая руками его нежное тельце.
— Так нельзя, — плакала я. — Я не могу отдать тебе ребенка! Это все, что у меня есть. Это моя семья! А ты все ломаешь!
Она все-таки схватила ребенка, и у меня не было сил ей сопротивляться. Я лежала как парализованная, а она выдирала младенца у меня из рук. Я глянула вниз, на свой живот, а он оказался разрезан. Она вырвала из моего тела моего ребенка и мое сердце и убегала, забрав их с собой. Я хотела закричать, но не смогла выдавить ни звука. Теплая кровь лилась из моего живота по ногам.
Меня разбудил плач Вольфа. Он описался.
— Я не виноват, мама! Я проснулся, а это уже случилось!
— Ничего страшного, дружочек, ничего страшного, — утешала я его, прижав к себе, и терлась щекой о его теплую щечку.
— Мама, ты щиплешься!
Он вывернулся из моих рук и вылез из постели. Я пошла за ним. Голова была тяжелая, как будто вместо мозгов в ней были камни и давили изнутри мне на глаза. В животе было пусто, больно и холодно.
Пошатывающийся от сна Вольф топал по темному коридору. Разве я не оставила свет? Беспокойство и страх снова вцепились мне в желудок.
— Вольф! — в панике закричала я. — Вольф, подожди! Стой здесь! Я сама принесу простынь и пижаму.
С перепугу он заплакал еще громче.
Мейрел тоже проснулась.
— Заткнитесь! — буркнула она и повернулась на другой бок. Но тут почувствовала мокрое, начала ругаться и выскочила из постели.
— Нельзя так злиться, сраная Мейрел! — рыдал Вольф. — Я не виноват!
— Да ты просто еще маленький, Вольф! Ты еще писаешься в постель! Черт побери!
Я схватила их за руки.
— Давайте не будем сейчас ругаться. Посидите здесь, а я принесу чистые простыни. И мы опять ляжем спать.
Мейрел вырвалась:
— Я пойду к себе в постель!
— Нет! Ты останешься здесь!
Я с силой ухватила ее за плечо.
Мейрел протерла глаза и посмотрела на меня своим пренебрежительным взглядом:
— Перестань, мам.
Я вцепилась в нее почти в панике. В коридоре никого быть не может. Ничего не случилось. Но я боялась ее отпустить. Мы должны оставаться вместе.
— Пожалуйста, — попросила я. — Мейрел, Вольф, я немножко расстроена. Давайте вместе перестелим кровать и ляжем спать.
Вольф с серьезной мордашкой ухватил меня за руку:
— О’кей, мам!
Мейрел задумчиво уселась на кровать.
Мое сердце бешено колотилось, я прошла по коридору, достала из шкафа чистое белье и пижамку, пытаясь вспомнить, оставила я свет или все-таки выключила. Когда я наконец перестелила постель и мы улеглись, до меня окончательно дошло, что продолжаться так дальше не может. Я не имела права поддаваться страху. И тем более когда рядом дети. Может, нам действительно стоило уехать. Погостить у кого-нибудь. Но куда мы могли уехать? И как быть с моей работой? Нет работы — нет денег. Все мое наследство было вложено в этот дом — на него хлеба не купишь…
Или все-таки лучше подождать? Может, все эти странные вещи прекратятся. Может, это были шутки какого-нибудь психа, и он выберет себе новую жертву. Я закрыла глаза и обняла теплое тельце Вольфа. Мне снова почудилось лицо матери, она смотрела на меня с такой любовью. Я не могла припомнить, смотрела ли она так на меня когда-нибудь при жизни.
Нас разбудил дверной звонок. Было еще совсем темно, значит, очень рано. На звонок нажали еще раз, и я заторопилась вниз. На полпути на лестнице я поняла, что это ужасно странно, кто мог прийти к нам в такую рань? Я пробежала по лестнице вниз, на кухню и осторожно отодвинула край занавески. На пороге стоял мужчина в темном костюме, его лицо скрывал огромный черный зонтик. Только я успела подумать, что это очень похоже на Стива, заявиться вот так среди ночи, как заметила за спиной у него большой черный «мерседес». Известная картинка. Человек в черном и его катафалк.
Они приехали забрать покойника и ошиблись адресом. Нужно открыть и помочь им разобраться с номером дома. Но я знала не так уж много людей на нашей улице.
Наверху раздался голос Мейрел:
— Мам, что там такое? Кто там?
По лестнице затопали ее босые ножки.
— Никого, моя милая, оставайся там, мама сейчас придет. Ложись в кровать.
Мужчина словно испугался, когда я открыла дверь:
— Доброе утро, позвольте представиться. Я Герард де Корте. Мои соболезнования…
Он протянул мне руку.
— Я думаю, вы ошиблись. Здесь никто не умер. Может, я смогу вам чем-нибудь помочь?
Мужчина как будто съежился под своей черной шляпой. С зонтика падали капли, а я в халате дрожала от холода.
— Как же так? Это ведь Фонделкеркстраат, дом 13? Вы — госпожа Мария София Фос?
— Да, это я…
Я потерла озябшие руки и почувствовала, что здесь опять что-то не так.
— Вы позволите мне войти?
Я посторонилась, пропуская его. Он сложил зонтик, стряхнул с него воду и прислонил сохнуть к стенке. Качая головой, он прошел за мной на кухню.
— Ничего не понимаю, — тихо сказал он, — мне ужасно жаль, но нам сообщили, что по этому адресу скончалась госпожа Мария София Фос.
Мои ноги дрожали от холода. Мужчина с гладко зачесанными седыми волосами и в огромных очках на носу беспомощно сидел передо мной. У него не было инструкций на случай, если покойники вдруг окажутся живыми.
В дверь снова позвонили. Господин извинился и поднялся открыть дверь пухленькой женщине, тоже одетой в черное, с чемоданчиком в руке. Я услышала ее взволнованный шепот, и они вместе появились на кухне. Женщина положила мне на плечо руку:
