Легко дунув на тлеющий кончик сигареты, он заставил его ярко разгореться, и, пока тот рдел кроваво-красным свечением, Коннор медленно опустил его на кожу руки над часами. Разнесся запах горящих волос и легкий хрустящий звук, когда он оторвал сигарету от запястья. Одна из женщин потрясенно вскрикнула.

Коннор продолжал методично вращать тлеющую сигарету, а потом поднял всем напоказ почерневший растертый кончик, и у всех на лицах появилось выражение ужаса.

– У вас что, кожа из асбеста? – не без надменности спросил торговец предметами искусства.

Коннор покачал головой:

– Все дело в силе убеждения.

– Это невозможно, – возмутилась Коринтия. – Ясное дело, это какой-то хитрый трюк.

– Вы, должно быть, подменили сигарету, – сказала Лулу.

– Я могу проделать то же самое с любым из вас, – улыбнулся Коннор. – Никто из вас не будет испытывать боли. Кто-нибудь хочет попробовать?

Коринтия, помявшись, посмотрела на него и протянула руку.

– Только обожгите меня, и я на вас в суд подам, – бросила она с вызовом под аккомпанемент смешков.

– На этот счет у меня есть страховой полис, – добродушно парировал он и, избегая взгляда в упор, уставился ей в переносицу. – Я сосчитаю до десяти, и вы уснете крепким сном. Когда я захочу вас разбудить, то снова сосчитаю до десяти и прикажу вам проснуться – договорились?

– Ладно. – Она со скучающим видом пожала плечами.

Он понизил голос и пристально уставился в зрачки ее глаз, столь ярких, что Коннор подумал, не носит ли она цветные линзы.

– Один, – произнес он и, не отводя взгляда, на несколько дюймов придвинул голову. – Два. – Еще ближе. – Три… четыре… пять… шесть. – Каждый раз он сокращал расстояние на пару дюймов.

Она моргала все медленнее, и ее глаза начали закрываться.

– Семь… восемь… девять… десять. – Он подождал. – Коринтия, теперь вы спите, глубоко спите, глубоко, глубоко спите. Что вы чувствуете – вы бодрствуете или спите?

Ее глаза были плотно закрыты. Голос звучал словно записанный на магнитофонную ленту, которую крутили с неправильной скоростью.

– Ш-ш-ш… Я шплю.

Коннор окинул присутствующих беглым взглядом; все глаза были обращены на него.

– Вы уверены, что не притворяетесь, Коринтия? Вы действительно спите?

– Дствит… шплю.

– Хотите, чтобы я проверил, правду вы говорите или нет? Вы сказали мне, что вас невозможно загипнотизировать… так откуда же мне знать, что вы сейчас не врете мне?

– Дствит… шплю, – снова пробормотала она.

– О’кей. – Коннор вынул сигарету и вручил ее девушке слева от него. – Будьте любезны, зажгите ее для меня – чтобы все видели: она в самом деле горит и это не какой-то трюк.

Девушка зажала сигарету губами, наклонилась к свече и от ее пламени прикурила. Сделав вдох, она закашлялась и вернула сигарету Коннору.

Тот обвел взглядом аудиторию и левой рукой взял левую же руку Коринтии.

– Какая у вас красивая рука, Коринтия. Хотите, чтобы на ней появились шрамы?

– Шр… нет.

– Вы уверены? Ни ожогов от сигареты и ничего такого?

– Шрамы… нет.

Коннор приподнял ее руку и повернул ее, как фокусник демонстрирует пустую коробку, показывая, что в ней ничего нет. Затем с театральной медлительностью он поднес к ее коже тлеющий кончик сигареты.

Раздалось шипение и легкий треск, когда огонь коснулся кожи. Кто-то сдавленно выдохнул. Кто-то другой сказал:

– Иисусе!

Коннор нажал сильнее, вращая сигарету, пока она окончательно не погасла, а затем торжественно вручил ее девушке, которая раскуривала.

– Можете ли вы проверить, что она не горит?.. – В двух местах он услышал нерешительные смешки и опустил руку загипнотизированной на стол. – Хорошо, Коринтия, а теперь я собираюсь разбудить вас. Я сосчитаю до десяти, вы откроете глаза и проснетесь. Итак, мы начинаем. Один… два… три…

На счет «десять» она открыла глаза и смущенно моргнула – сначала Коннору, а затем обведя взглядом стол.

– С возвращением, – сказал Коннор.

Бросив на него короткий подозрительный взгляд, она нахмурилась и ничего не сказала.

– Вы что-нибудь чувствуете? – спросил Коннор. – На левой руке?

– Н-ну… вроде кто-то пощекотал меня перышком… или чем-то подобным.

– Присмотритесь… в том месте осталась какая-то отметина?

Она уставилась на ту точку, куда он указывал пальцем, стряхнула пятнышко пепла и удивилась.

– Отметина? Ничего не вижу. – Она поднесла руку к канделябру.

Коннор показал раздавленную сигарету:

– Вы не чувствовали, когда ее тушили о вашу руку?

– Да бросьте! Ничего подобного вы не делали!

– Господи, Коннор! – воскликнул Чарли Роули. – Черт побери, как ты это делаешь?

Коннор улыбнулся и промолчал.

– Это было как щекотка, – внезапно упавшим голосом пробормотала Коринтия. – Ну просто как щекотка.

– Всего лишь фокус, – сказал искусствовед-торговец. – Чертовски тонкий, всех нас обдурил.

– И вовсе не фокус, Джулиан, – возразила девушка. – Я все видела. Он в самом деле потушил сигарету о ее кожу.

– И все же я не верю, что была под гипнозом, – заявила Коринтия, обретая прежнюю самоуверенность. – Вы, ясное дело, провернули фокус, заменив одну сигарету другой.

Коннор поднял брови:

– Вам удобно в это верить, не так ли?

– Тут не стоит вопрос об удобстве. Это истина. Вы никоим образом не можете подействовать на мое тело, просто глядя на меня и разговаривая со мной. Я в это не верю.

Коннор помолчал, обводя взглядом стол. Затем он повернулся к молодой женщине и тихо сказал:

– Перед вами стоит бокал красного вина, не так ли?

Она мельком взглянула на граненый бокал и опять уставилась на Коннора:

– Да.

Коннор снова уперся взглядом ей в переносицу:

– Я хочу, чтобы вы очень внимательно смотрели на этот сосуд. Не отводите от него взгляда ни на секунду, продолжайте смотреть на него. – Пока он говорил, интонации голоса становились все глубже и тише. – Продолжайте смотреть на него, Коринтия, и, пока вы смотрите, вы чувствуете, как в вас растет мощь, как она распространяется по всему телу, вы чувствуете, как энергия исходит откуда-то из глубины желудка, вот она растекается по венам, заставляет крепнуть мускулы. И вы чувствуете в себе силу… такую силу! Вы любите этот бокал, не так ли, Коринтия?

Она кивнула и сказала сдавленным голосом:

– Д-д-да.

– Вы безумно любите этот бокал. Один из самых красивых бокалов, которые вы когда-либо видели в жизни. Вы жаждете иметь его. Вы хотите, чтобы такие бокалы стояли на столе у вас дома. Истина в том, Коринтия, что вы немного завидуете Чарли за то, что у него есть такие бокалы, не так ли?

– Немного.

– Только немного? А у меня чувство, что на самом деле вы очень ревнивы. Я думаю, вы испытываете к Чарли жгучую ненависть за то, что у него такие бокалы. Но вы кое-что можете сделать, не так ли? И вы точно знаете, что именно. Сконцентрируйтесь на этом бокале. Соберите в своем теле всю энергию, почувствуйте, как она растет. Направьте ее на бокал. Возненавидьте этот бокал, Коринтия! Так, как вы еще никогда никого и ничего в жизни не ненавидели! Испытываете вы теперь такую ненависть?

– Да, да, ненавижу! – И теперь в ее голосе была едва ли не исступленная ярость.

– Больше ненависти! А теперь чуть спокойнее. Направьте всю ненависть вашего тела, до последней капли, на этот бокал. Ненавидьте его всем телом, всем сердцем!

Лицо Коринтии побагровело; все тело стало содрогаться.

– А теперь высвободите эту энергию!

В ответ раздался резкий звук; бокал у всех на глазах разлетелся в разные стороны, как маленькая бомба. Осколки стекла зазвенели о посуду, о серебряные столовые приборы. Лужица красного вина растеклась и мгновенно впиталась в льняную скатерть, вокруг ножки бокала, единственной части, оставшейся нетронутой.

Несколько секунд царило гробовое молчание. Коннор поймал взгляд хозяина; Роули был откровенно ошеломлен.

– Боже мой! – воскликнула подружка Роули и принялась сыпать соль на винное пятно.