Судя по всему, Алый ждал, что именно я по праву старшего и более опытного буду задавать темп в наших отношениях. Зря он так. Потому что я изначально был намерен дождаться активных действий именно с его стороны. Не смог отказаться от соблазна подразнить его. Так что теперь пожинаю плоды своих провокаций. И пусть я сам готов на стенку лезть от всех наших с ним танцев вокруг да около, смотреть на то, как Алый бесится не только лестно, но и вне всяких сомнений приятно. И, вот, именно в тот момент, когда он, наконец, дозрел до того, чтобы взять все в свои руки, так и не дождавшись когда это сделаю я, и появился рядом с нами Джимэль – сын капитана корабля, прибежавший будить нас. И зачем только мы ему вчера этот мультик про Машу показали.
Лежать неподвижно и контролировать дыхание не так-то просто, когда твой сосед с весьма однозначными намерениями нависает над тобой и едва ощутимо дышит на губы. Приятно. Так и подмывает улыбнуться и, устав от промедления, вскинуть руку, чтобы уже самому притянуть его для поцелуя. Я уже почти дозрел до того, чтобы перехватить инициативу, но именно в этот момент над нашими головами раздался нарочито мечтательный детский голос.
– Любовь, любовь… – точно так же в мультфильме говорила Маша, с той лишь разницей, что в нашей действительности голос явно принадлежал мальчишки.
О, как Алый дернулся! А еще покраснел! Мне уже не было смысла притворяться. Поэтому я открыл глаза, разочарованно вздохнул, с укоризной покосившись на заливающегося хохотом полуэльфа, и откинул одеяло. Рядом с нами тут же завозились остальные. Кар сел. Хотя, я подозреваю, что он, как и я, почувствовал телодвижения светлого, ведь спал с другой стороны от него, и все это время, являя чудеса деликатности, не подавал признаков бодрствования. Нике нигде не было видно, возможно, ушла с тем доктором общаться. А вот Андрей с Иром еще долго бы ворочались и просыпались, если бы за нашим психологом неожиданно не пришли. Это был давешний доктор для мерцающих. Зачем ему понадобился наш классный руководитель, я так и не понял, куда больше меня в тот момент интересовал демонстративно не смотрящий в мою сторону Алый.
Все. Надоело. Я решил. Вот разместимся в замке со всем комфортом, и я возьмусь за этого недотрогу всерьез. Будет знать, как с поцелуями тянуть!
Андрей
Выбираться из каюты на палубу было зябко. С чего вдруг? О, это требует отдельных объяснений. Оказывается, что у них тут на исходе последний месяц зимы – хладрыгень. Как я это узнал? Да, просто Ир, инспектируя все то, что я собрал с собой в дорогу и что ему предстояло спрятать в свою маго-сумку, заявил, что так дело не пойдет. С чего это в моей сумке нет ни одной теплой вещи? Весна ведь толком еще и не началась. Пусть мы и летим на юг, но все же, не так уж там тепло в это время. Я опешил. И тогда на лице мерцающего появилось уже знакомое выражение. Оно всегда появлялось, когда Ир в очередной раз уличал меня в полной, на его взгляд, необразованности во всем, что считается в их мире очевидным и о чем знают даже дошколята. Так вот сегодня у нас суббота, двадцать девятого хладрыгня. И да, над университетом, захватывая Холёбаск, испокон веков с помощью магии поддерживается особый микроклимат. Поэтому там у них столь щадящие зимние месяцы, и никогда не бывает по-настоящему жарко летом. Так что мне было предложено одеться потеплей и взять с собой теплые вещи. Что я и сделал.
Как я оказался на палубе? Объясню: пока мы с Иром нехотя просыпались под заливистый смех Джима, который, если ориентироваться по красным кончикам ушей Алого, и хитрющей физиономии Машки, застал эту парочку за чем-то не очень приличным, в каюту заглянул Айболит. И неожиданно отозвал с собой на палубу именно меня, а не того же Ира, который, к слову, пока за нами не закрылась дверь, буравил наши с ним спины весьма неодобрительным взглядом.
Было холодно. Изо рта вырывался пар. Поежившись, я покосился на старшего мерцающего. Тот стоял у борта и смотрел на рваные облака, окружившие наш дирижабль со всех сторон. Из-за них было не так-то просто увидеть внизу землю, но кое-что мне все же удалось рассмотреть. Например, реку. Широкую и полноводную, с темной, ледяной даже на вид, водой. Если верить все тому же Иру, страна рыцарей у них тут называлась так же Водным краем, и рек тут была просто тьма тьмущая.
Но мерцающий не позволил мне вдоволь насладится пейзажем, отвлек разговором.
– Ты ведь осознаешь, что я знаю его совсем другим? – спросил он меня без обиняков, имея в виду, конечно же, Ира.
– Догадываюсь, – подумав, осторожно отозвался я.
– Он всегда был просто бешеный. Мог такое сказать, и я уж не говорю, чтобы сделать. На руку он был так же скор, как и на язык. Сколько Пестрый с ним намучался. Он ведь был вынужден один его поднимать…
Я только собирался спросить, а куда тогда Ировы родители делись, но мерцающий слова мне вставить не дал.
– Но то, что ты вчера с ним сделал… у меня просто слов нет, – Айболит сокрушенно покачал головой и посмотрел на меня, огорошив вопросом, – Вы давно вместе?
– В смысле вместе? – вырвалось у меня, – Если вы подумали… то нет, мы просто друзья.
Он с подозрением на меня посмотрел и задал более конкретный вопрос.
– А знакомы давно?
– Ну, месяц почти, – мысленно проведя нехитрые подсчеты, выдавил я.
– Тогда это любовь, – неожиданно просияв, объявил Айболит, и мне ничего не оставалось, как возмутиться.
– Скажете тоже! Я же говорю, друзья мы.
– Охотно верю, но даже мне видно, что все у вас с ним идет совершенно к иным отношениям…
– Послушайте… – начал я, медленно заводясь, но Айболит, зараза, снова сменил тему.
– Так, неужели, тебе не интересно, почему он рисковал жизнью, скрывая свое недомогание?
– Интересно, – тут же согласился я, – И вы мне расскажете почему?
– Куда я денусь, – он весело мне подмигнул, открыл рот, но тут же его закрыл, резко обернувшись.
Там в тени небольшого навеса кто-то стоял. Прищурившись, я с ходу не разобрал, кто, но в следующую секунду Ир уже и сам вышел к нам.
– Не очень-то приятно, когда меня же за моей спиной обсуждают, – заметил секретарь подозрительно ровным тоном.
Мы с Айболитом переглянулись. Я хмыкнул и расплылся в улыбке первым. В отличие от старшего мерцающего я не знал Ира другим. Поэтому и не думал осторожничать и быть аккуратным в выражениях.
– Ир, ты Шмелю весточку уже отправил?
Секретарь тут же растерянно моргнул и я понял, что правильно угадал, что он благополучно забыл о самом интересном. Поэтому легкомысленно продолжил.
– Вот и хорошо. Иди, свяжись с нашим главным специалистом по доставке живых подарков, а мы с Айболитом пока закончим разговор.
Глаза мерцающего в одно мгновение вспыхнули желтым.
– Так не терпится узнать обо мне всю подноготную?
– Нет, – а вот теперь я говорил абсолютно спокойно и серьезно, не позволяя себе и тени улыбки, – Просто не хочу в следующий раз так же, как вчера попасть впросак, когда ты у меня на руках подыхаешь, а я не знаю, что с этим делать.
– Создание вестника много времени не займет, – после затянувшейся паузы, в течение которой воздух между нами в буквальном смысле слова искрил от напряжения, обронил он. Круто развернулся на каблуках и ушел куда-то в сторону спуска на нижнюю палубу. Мы с его старшим знакомцем остались на верхней.
Когда я посмотрел на Айболита, то увидел в его глазах неподдельное любопытство юного экспериментатора, который только и ждет, когда подвернется удобный случай смешать в пробирке это и вон то и посмотреть, рванет или нет. Лучше бы рвануло, так ведь интереснее?
– Что? – вырвалось у меня.
– А ты, похоже, уникум, каких поискать, – задумчиво протянул мерцающий, разглядывая меня словно букашку под микроскопом.
– Может, вернемся к Иру и его семье, – нетерпеливо бросил я, не желая развивать данную тему.
У меня вообще после таких высказываний на мой счет возникает только один порыв – плюнуть на все баснословные гонорары, задвинуть на задний план дружбу со всеми иномирянами разом, и, смалодушничав, слинять домой, просто потому, что не могу я так. Я ведь обычный, ничего во мне такого особенного нет. Чутье, только разве что, и все. Больше ничего примечательного. Но у них тут я медленно, но верное, превращаюсь чуть ли не во всезнающего гуру. А я так не хочу! Почему? Да, потому что прекрасно помню, как Ир меня однажды упрекнул в том, что я, дескать, никого и ничего в этом их мире не воспринимаю серьезно, и просто резвлюсь, играя, как ребенок, дорвавшийся до пряничного домика, не задумываясь над тем, что могу что-то или кого-то сломать. И вообще не думаю о последствиях своих действий. Про себя, я в чем-то с ним согласился в тот момент. Поэтому теперь мне так мучительно слышать подобные высказывания о моей так называемой уникальности и прочем. А ведь, по сути своей, единственное, в чем моя заслуга – это в свежем взгляде на их устоявшиеся реалии и недурственной подвешенности языка, который, как известно, до Киева доведет при должной смекалке. Вот он-то регулярно меня и заводит во все те дебри, в которые я и рад бы не лезть, но обойти стороной не получается.
