Заседание Совета Эрмитажа совместно с москвичами. На помощь к ним пришел заведующий академическим центром НКП Кристи. Я смотрю на Грабаря и думаю, когда он поддался соблазну дьявола. Поистине неисповедимы блуждания человеческие. Странно видеть друга Грабаря в роли современного чуть ли не мародера. Так ополчаться на то, что было и ему свято и дорого, — это граничит с безумием. Что им двигает сейчас: страх, азарт, трусость, помрачение ума? Неужели и меня могут когда-нибудь науськать, как песика?

Вот она реальность, вот откуда исходят судороги искалеченного сознания.

Грабарь: Мы приехали как друзья, с довольно узкой задачей: выявить произведения искусства для музеев Москвы. Мы не выступаем как директивная миссия…

Я: Перечисленные вами предметы для изъятия представляют основу первоклассных музеев, что вы из них можете сделать, вырвав из слаженного ансамбля?

Грабарь: На каждое изъятие будет составлен соответствующий протокол…

Эфрос: Безусловно, важно полное согласие. Мы рассмотрим каждый фонд, каждый запасник. Остается лишь сообща определить: что вам, что нам.

Грабарь: Завтра мы должны совместно рассмотреть спорные вопросы, осмотреть фонды и запасники.

Тройницкий: О, тревога не утихает. Эрмитаж и Русский музей бурлят. Необходимо сотрудников успокоить. Они полны догадок, спрашивают, что готовить для отправки в Москву и целесообразно ли это? Одни догадки. На что еще намерены покуситься наши любезные друзья из столицы? В такой нервозной обстановке невозможно осмотреть фонды и запасники, определить судьбу каждого экспоната, веками связанного с Петербургом.

Машковцев: Вполне естественно, что беспокойство растет. Нас не так поняли. Мы задерживаем выполнение нам порученного и нами намеченного. Допустите нас в фонды и запасники.

Макаров: Требую участия в этой неблагодарной затее и представителей загородных дворцов-музеев. Поскольку москвичи действуют исподтишка, просят предъявить описи, инвентари, то заявляю, что они не соответствуют наличию предметов, в них указанных. Одни экспонаты перегруппированы внутри петербургских музеев, иные похищены в годы войны.

Грабарь: Реквизируется музей бывшей Академии художеств. Ставится вопрос о реорганизации московских музеев. Окончательно пересмотрены разные проекты. Работы протекают в сложной обстановке. Нужду массы музеев нельзя удовлетворить без жертв петербургских музеев.

Кристи: Получил сведения, что Луначарский намерен что-нибудь выделить для создания в Москве музея мирового значения.

Вопрос: Насколько планируется обезобразить наши музеи? Сможет ли государство ограничить этот произвол?

Грабарь: Создать в Москве музей, подобный Эрмитажу, не можем. Но Москва не должна быть захудалой провинцией музейного дела. Сейчас стоят задачи пополнения всех музеев России не только количественно, но и качественно. Общие вопросы будут решаться на музейной конференции. Изменится взгляд на строительство провинциальных музеев, созданных после 1918 года.

Ятманов: Правительство безусловно проявляет заботу о музейном деле. Но многое зависит и от нас, как мы используем эти возможности. Мы уже приступили к деловой работе, но она идет туго. Москва обязана выделить для наших музеев определенное число экспонатов. Комментарии тут не нужны.

Удаленков ратует за сотрудничество с Москвой.

Грабарь: Мы уже пришли к единому решению. Петроградцы вправе искать в Москве то, что им нужно. Сначала сделаем эту работу, а потом решим — по соображениям благородства, помимо Москвы, заняться перераспределением.

Кристи: Нам важно выслушать присутствующих. Принципы их положим в основу деятельности.

Эфрос: По-видимому, первую задачу решили, перейдем ко второй — хранения уже на местах произведений искусства.

Ятманов: Я хотел поддержать наметки, чтобы было ясно до конца, кто займется распределением. Я мечтаю об организации принципиального подхода.

Грабарь: Мы занимаемся подбором экспонатов для музея западного искусства в Москве. Либо вы хотите еще что-то сказать? Не хотите. Но вы должны помнить, что мы не конфискаторы.

Я: Исходит все от вас, из вашего плана. Или это случайный наскок?

Грабарь. Единая музейная воля. И Петроград и Москва должны быть объединены.

Кристи: У нас полное единодушие и общая точка зрения. Мы должны это зафиксировать. Петроград идет навстречу москвичам. Вы обещали собранию рассказать, что делается в интересах планового развития музеев. Что может поступить из московских музеев?

Машковцев: Мы не считаем себя уполномоченными делать такие заявления.

Грабарь: Мы за развитие петербургских музеев, это наша общая и единая цель. Поэтому предоставьте нам инвентари. И мы рассмотрим наличие возможностей для выделения экспонатов и для пополнения.

Тройницкий( указывает на мою авторитетность в оценке экспонатов, в их взаимодействии в целом, как ансамбля определенных представлений по школам и эпохам разных европейских стран): Как тут поднимется рука разрушить давно сложившиеся школы, особенно когда претензии касаются таких имен, как Рафаэль, Рембрандт и других ключевых фигур. Осмотр — это предварительная разведка, за которой явно последует распоряжение о передаче экспонатов в Москву. И вообще эта затея не из умных целей — грабить музеи, за счет одних создавать другие. Ради чего? Ради возвышения главенствующего административного города. Пройдет время, столица переместится, что, тогда снова ради престижа перевозить картины обратно? Нелепость какая-то! Но во всяком случае не во имя искусства, и выполнять такую позорную миссию взялся кто? Наш лучший друг — Грабарь! Как после этого к нему относиться?

Машковцев: Беспокойство растет с обеих сторон. Мы во всяком случае задерживаем исполнение заданной нами цели — создать в Москве музей, равный Эрмитажу. У нас есть то преимущество, что мы обладаем картинами последующего периода, которые не представлены в Эрмитаже. Вы понимаете, что я имею виду коллекции Щукиных и Морозовых.

Романов: Следовательно, нужны выезды на места. Важно непосредственно в музеях вести дебаты, иметь представление об их фондах и запасниках.

Ерыкалов: Поддерживаю это предложение.

Кристи: Состав комиссии уже предрешен, следует лишь спокойно договориться, утрясти спорные вопросы и остановиться на конкретных дезидератах.

Макаров: Многие наши вещи задерживаются в Эрмитаже. Объясняется плановыми работами, что приносит немалые хлопоты. В такой момент приезд москвичей не совсем в благоприятную пору, когда требуется сосредоточенность на том, что есть, и строить экспозицию. И выбирать в этот момент особенно лакомые экземпляры — это настоящее варварство просвещенных музейных деятелей. Хотя не всякое лыко в строку. Однако то, на что претендуют москвичи, — подлинный вздор, ибо это отравляет воздух в еще не оздоровевшей среде, устраняет возможность объединения взглядов, порождает недоразумения, подозрительность.

Я: Мы должны забронировать в протоколах свою точку зрения на эти контроверзы, не дожидаясь конференции, которая не правомочна решать вопросы перераспределения среди музеев, нарушать сложившиеся веками ансамбли экспозиций: обогащать, наращивать к тому, что есть, а не нивелировать музеи под единый канон, прикрываясь тем, что Москва и Петербург — все это едино. Петербург всем городом, всеми владельцами создавал свои коллекции, которые сейчас поступают в Эрмитаж и Русский музей. Это рождено петербуржцами, а не обезображено каким-то неумным декретом о единстве художественного наследия. Его надо нажить, оценить, понять, изучить, а не делить. Этого в мире не делается, нет такого безумия. Мало ли кому придет бредовая мысль, например, объединить музей Брера с Уффици и создать музей Левиафан. Это должно родиться из недр, из глубин самобытной среды, способной воспринимать прекрасное, коллекционировать его и оставлять потомкам в обогащенном виде, а не размазывать, как жидкую кашу, по тарелке для пролетариев ума.