Следуя за толстяком, Саша лихорадочно соображал, выбирая удобный момент, для того чтобы сбросить мешок да сигануть в сторону бежать… А надо ли? Может, лучше подождать полицейского разбирательства? Да и куда бежать-то? В какой стороне столица? Вот если бы попалась на глаза стоянка такси, тогда бы…
Такси, хм… У него и денег-то нет, ни динара. Придется идти пешком. Нет! В полиции надо попросить разрешения позвонить. Сначала в консульство, а потом в пансион, чтоб наши не волновались, они ж его небось ищут. Может, и в полицию уже обратились, шутка ли — человек пропал! Да не простой человек — турист! Иностранец! А туризм для Туниса — золотая жила. Так что в случае чего толстяку и всем этим деревенщинам мало не покажется. Скорее бы только отыскать полицейский участок. Вот что-то не мелькала в толпе круглая фуражка ажана!
Александр наконец понял, что казалось ему странным: среди людей, в толпе, он никак не мог заметить туристов. Ни цветных бермудов, ни белых шорт, ни соломенных шляп, ни темных солнцезащитных очков — ничего этого не было! Вот уж действительно странно. Для кого тогда пешеходная зона? Для местных? Не смешите мои шнурки… кстати, шнурков-то нет… как и обуви. Так что это еще вопрос — кто кому должен?! Где же, черт побери, полиция? Где вывеска, вывески… А вывесок-то и нет! И в этом была вторая странность. Нет никаких вывесок, ни на арабском языке, ни — дублирующих — на французском! Куда же они все делись?
Нет, убегать пока рано, главное сейчас сообразить — куда, собственно, бежать-то?
Ага, вот, кажется, пришли куда-то.
Длинное приземистое строение, сложенное из серовато-желтых камней, тянулось на полсотни шагов в глубь застроенного небольшими домиками квартала, явно бедняцкого, почти без всякой зелени и словно бы припорошенного желтоватой песчаной пылью. Рядом, на узкой и грязной улочке, располагались какие-то лавки, в которых торговали посудой, лепешками, оливковым маслом и прочим. У одной из лавок и сгрузили мешки, после чего вся процессия направилась как раз к тому длинному зданию. Подошли, толстяк постучал в ворота. Кто-то что-то спросил — не из-за ворот, а из маленькой, расположенной тут же пристройки. Толстяк ответил, постоял немного, вошел.
Вышел он минут через пять, не сказать чтоб особо довольный, но и не понурый. Следом за ним из пристройки показались двое молодых людей, выглядевших как типичные сбежавшие из психушки пациенты: в куцых, до середины бедер, балахонах, в смешных сандалиях с высокой оплеткой, в круглых кожаных шапочках. У каждого на поясе висел угрожающе длинный кинжал в потертых ножнах. Немного потоптавшись у самых ворот, парни, поднатужившись, отодвинули засов и, обернувшись, призывно махнули рукой.
— Ишшь! — Злобно вылупившись на пленников, толстяк подтолкнул обоих к воротам.
— Эй, эй, — запротестовал было Саша, — Мы так не договаривались!
И снова два гарпуна уткнулись ему в грудь. И что тут было поделать? Приходилось пока подчиниться.
— Что ж… — Молодой человек демонстративно пожал плечами, — Надеюсь, хоть в этом сарае найдутся люди, с которыми хотя бы поговорить можно!
И правда, надоело уже, когда никто вокруг нормальной речи не понимает!
Александр и его юный товарищ по несчастью, Ингульф, так его вроде звали, вошли внутрь. Массивные ворота за их спинами бесшумно закрылись, видать, петли оказались хорошо смазанными, а засов заскрипел.
С полминуты поморгав, Саша дождался, пока глаза привыкнут к полумраку, после чего осмотрелся и громко спросил:
— Спик инглиш? Парле ву франсе?
Так никто и не откликнулся. Да и народишко тут собрался — упаси господи! Почему-то одни мужчины, причем самого разного возраста, от детей лет десяти-двенадцати до почтенных седобородых старцев. Причем все как на подбор тощие и полуголые, а некоторые так и совсем без одежды.
А грязь-то кругом! А вонь!
Это что же, местная каталажка, что ли? Похоже, что так Ну, сволочи, погодите, вот явится хоть кто-нибудь из администрации…
Из дальнего угла вперед, к воротам, где растерянно застыли вновь прибывшие, неожиданно выступил полуголый коренастый мужик в цветастом фартуке, или что у него там было вместо штанов. Чрезвычайно смуглый, но явно не негроид, скорее какой-нибудь бербер, кривоногий, с широкой, густо заросшей черными курчавыми волосами грудью и плоским, похожим на блин, лицом, очень неприятным, с ярко выделяющимися скулами и длинным изогнутым носом, он ухмылялся, показывая крепкие желтые зубы, и ухмылка эта почему-то жутко не понравилась Александру.
— Ну, чего лыбишься-то? — угрюмо спросил молодой человек — Слышь, мужик, ты вообще кто?
Саша был удостоен лишь мимолетного взгляда, зато его юного спутника коренастый обнял, как родного брата, погладил по плечам, поцеловал, зашептал что-то… Ингульф резко оттолкнул навязчивого мужика так, что тот едва не упал, но удержался-таки на ногах, и тотчас же на плоском лице его заиграла гнусная ухмылка.
— Хэк!!!
Подскочив к юноше ближе, коренастый ударил себя в грудь кулаком и гордо обернулся, обводя глазами находившуюся в узилище шушеру. Большинство помалкивало, но нашлись и такие, кто поддержал коренастого одобрительными выкриками. А тот явно вызывал Ингульфа на драку! Парень это тоже сообразил и праздновать труса не стал, живо сбросил мохнатую свою жилетку на пол (ее тут же кто-то втихаря подобрал, так что потом и не нашли) и, выставив вперед правую ногу, издал зычный клич, чем- то похожий на тот, что совсем еще недавно орал на носу бутафорской ладьи и сам Александр в роли вождя вандалов Гейзериха:
— Бодан! Донар! Тор!
Вот что-то подобное…
На спине у Ингульфа Саша заметил татуировку: большая, почти во всю спину, змея, свернувшаяся изумрудно-зелеными кольцами. Да уж…
— Герулл!!! — пригнувшись, злобно ощерился коренастый.
Он закружил, цепко ступая босыми ногами по утоптанному песку пола, прищурился и, вытянув вперед руки, зашевелил пальцами, словно бы намеревался вцепиться противнику в горло и теперь лишь выбирал удобный момент. И прыгнул!
Однако и юный знакомец Саши, крепкий, поджарый, словно волк, тоже оказался не лыком шит!
Оп-па! Резко метнувшись в сторону, он поставил коренастому подножку, рукой подтолкнул, и плоскорылый покатился по полу, едва не в угол. Но тут же вскочил, злобно шипя и сверкая глазами, и без всякой передышки снова бросился в бой. Ингульф встретил его в прыжке, ударив обеими ногами в грудь. Коренастый завыл и снова покатился по полу. И опять так же быстро вскочил на ноги — ну прям ванька-встанька! Постоял, примериваясь. Бросился, прыгнул… Ингульф махнул кулаком, однако на этот раз удар его не достиг цели — плоскорылый оказался хитрее: вмиг упал в песок, прижался, метнулся вперед хищной тенью… Оп! Ухватил замешкавшегося парня за щиколотки, дернул… Ингульф упал на спину, попытался вывернуться — безрезультатно! Коренастый уже набросился сверху, сдавил ручищами горло.
— Ну нет, так не пойдет!
Бросившись к дерущимся, Саша коротко, без замаха, ударил плосколицего ладонями по ушам. Тот завыл и выпустил парня.
— Все, говорю! — сурово произнес Александр, — Брек!
И в тот же момент на него бросились двое один лысый до блеска, второй — с колтуном на голове.
— Ах, вы так?
Лысого Саша остановил прямым ударом в челюсть, второго достал ногой, с ноги же ударил и метнувшегося было на выручку своим коренастого, потом снова обернулся к пришедшему в себя лысому, подпрыгнул, нанес удар рукой в шею. За десять секунд успокоил троих!
Не такие уж они оказались бойцы! Да и драться, по сути, не умели, ясно было видно: ни о боксе, ни о дзюдо, не говоря уже про карате, не имели вообще никакого представления, привыкли брать нахрапом да наглостью.
— Ну? — Он сурово взглянул на утирающего хлынувшую из носа кровь коренастого. — Может быть, еще кто-то хочет поучаствовать?
И посмотрел на тех двоих. Господи, ну и доходяги! В чем только душа держится, а туда же — драться. Судя по всему, среди всего этого сброда только коренастый и был способен на более-менее хороший бой, да и то больше так, по-детски, с вращением глаз, угрозами и размазыванием крови по лицу.
