— Впусти их! — раздался надтреснутый голос, обладатель которого находился в хижине.

— Но сначала вы отдадите мне свое оружие, — потребовал глухой голос. — Любое неверное движение — и я стреляю! Понятно?

— У нас нет оружия, я блефовал, — признался Том.

— Надо было свернуть вам шеи, — рассердился мужчина. — Оружие на бочку, или я стреляю.

— Ганс, оставь их! — снова прозвучал тот же голос.

Наконец в доме зажгли огонь. Теплый желтый свет исходил от керосиновой лампы, и перед дверью хижины появился силуэт человека в инвалидной коляске.

Том и Мошав медленно поднялись по лестнице. Луч фонарика по-прежнему был направлен на них. И конечно же, оружие тоже.

— Стоять!

Том остановился, а рядом с ним замер и Мошав.

Морщинистое лицо старика в инвалидной коляске, обрамленное длинными и растрепанными седыми волосами, становилось все отчетливее по мере улучшения освещения.

— Вы — профессор Юнгблют, друг Хаима Рафуля, — предположил Том.

— А вы — Том Штайн, — ответил старик. — Я знаю вас. Вы несколько лет назад принимали участие в раскопках — в Египте, вблизи Асьюта. Тогда Джонатан Хоук также был руководителем раскопок. Я там находился всего несколько дней и тогда еще не нуждался в инвалидной коляске.

Том задумался. Он еще хорошо помнил раскопки в Асьюте, но не припоминал, чтобы там присутствовал профессор Юнгблют.

Старик на инвалидной коляске немного отъехал в сторону.

— Входите!

— Мы были возле вашего дома. В него кто-то залез.

— Я знаю, — ответил профессор. — Вот уже несколько дней я скрываюсь в этом лесу. С тех пор как у меня объявился старый Хаим, похоже, прогнило что-то в Датском королевстве. [41]Не будь у меня моего доброго Ганса, я, пожалуй, был бы уже давно мертв.

— Вы слышали об убийстве в Вацманне? — спросил Мошав.

Старик молча кивнул и печально опустил глаза.

— Должно быть, это Хаим. Они таки добрались до него.

— Почему вы не пошли в полицию? — удивленно спросил его Том.

— Послушайте, я ведь еврей, — ответил старик в инвалидной коляске. — Я живу в этой стране уже больше тридцати лет, но властям не доверяю. Прошлое нельзя просто так стереть. Кроме того, мы, конечно, не знаем наверняка, действительно ли жертва убийства — Хаим Рафуль. Он хотел встретиться в Швейцарии с одним журналистом, но с тех пор я о нем больше не слышал. Мне пришлось поклясться своей душой, что я буду молчать. Хотя меня разрывает от нетерпения с тех пор, как я узнал, что находилось в могиле тамплиера.

— Завет Бога, если не ошибаюсь.

Старик изумленно посмотрел на Тома.

— Нечто гораздо более важное. Настолько взрывоопасное, что даже атомная бомба не в состоянии превзойти взрывную силу этих документов.

— За вами никто не следил? — спросил Штайнмайер и закрыл дверь.

Том пожал плечами.

— Мы одни. Только одна моя знакомая знает, что мы здесь.

— Она где-то здесь, поблизости?

Том покачал головой.

— Она в Париже. В безопасности.

Мюнхен, управление уголовной полиции Баварии, отдел 63…

Тем временем Лиза приняла две таблетки от головной боли и натерла виски одеколоном. Старое домашнее средство, о котором она узнала от своей бабушки. И действительно ей стало немного лучше.

После того как Буковски уехал в Австрию, она взяла себя в руки, осталась на службе и продолжила просматривать дела пропавших без вести. Однако до сих пор ее расследование не принесло результатов.

Было начало седьмого, и над Мюнхеном светило теплое заходящее солнце. Лишь кое-где на небе можно было увидеть несколько белых облаков. Она надеялась, что Буковски вернется в запланированный срок, хоть он и до сих пор еще не приехал из Зальцбурга. Лиза захлопнула папку с делами и встала. Завтра она снова ими займется. Когда она уже протянула руку к легкой летней куртке, которая висела на стуле, в дверь постучали.

— Да! — крикнула Лиза.

В комнату вошел полицейский в форме.

— Вы хотели, чтобы я сообщил вам, если недалеко от Берхтесгадена снова что-то произойдет.

— Я?

— Вы или начальник уголовной полиции.

Она кивнула.

— И что произошло?

— В Штрубе кто-то вломился в дом бывшего профессора университета. Почтальон это заметил и сообщил нашим коллегам. С тех пор о старике ничего не слышно.

— Старик, — заинтересованно повторила Лиза.

— Примерно восьмидесяти лет, наши коллеги в Берхтесгадене ждут звонка.

— Я займусь этим, — заявила она.

— И еще кое-что, — добавил полицейский.

Лиза вопросительно посмотрела на него.

— В связи со взломом соседям бросилась в глаза серебристая машина, которая стояла недалеко от места происшествия. Мы проверили номерные знаки. Автомобиль взяли напрокат. Арендовали его в Мюнхене — некий Томас Штайн из Гельзенкирхена. Об этом мужчине нет никаких сведений.

Лиза села за письменный стол и схватилась за телефон.

— Спасибо, коллега. Я немедленно займусь этим.

Базилика Сакре-Кёр, Монмартр, Париж…

Базилика Сакре-Кёр на рю Шевалье де ля Барр со своими башенками и куполом казалась зданием из «Тысячи и одной ночи». Белый фасад в закатных лучах отсвечивал красным. Облака, вплоть до второй половины дня нависавшие над Парижем, ушли. Тут и там над асфальтом поднимался пар.

Кардинал Боргезе любил такие вечера, когда по улицам и переулкам города дул легкий ветерок, унося чад мегаполиса. Тем не менее он не мог в полной мере насладиться вечером, хотя все, казалось, шло по плану.

В маленьком садике рядом с базиликой он сел на скамейку, предварительно протерев ее платком. Потом поднял глаза наверх, к сверкающему куполу.

— Все под контролем, наши люди напали на след, — сообщил Пьер Бенуа, одетый в темно-синий костюм, на пиджаке которого прямо над сердцем был вышит фамильный герб: два скрещенных меча на фоне лилии. — Пора уже заканчивать с этим делом, чтобы раз и навсегда воцарилось спокойствие.

— Это не легкая задача, — возразил кардинал Боргезе. — Вокруг этого дела было поднято слишком много шуму.

Не только полиция, но и кардинал-префект заподозрили неладное. Пора заканчивать.

— Девчонка в безопасности. Она здесь, в Париже, и уже встретилась со старым Мольером. Они всю ночь проторчали у него.

— Он наверняка рассказал ей все, что знает о тамплиерах.

— Знает, — насмешливо произнес Бенуа. — Этот чудаковатый старик живет в своем мире из выдумки и полуправды. Почему он так никогда и не опубликовал свою книгу, дело всей его жизни, как он ее называет? Да она просто не выдержала бы научного обсуждения. Он боится, что его необоснованные теории будут опровергнуты, а он станет мишенью для насмешек историков.

— Теории?

— Часто его выдумки содержат долю правды, однако на самом деле важно не то, что действительно произошло, а то, что по этому поводу хочет думать мир. Наша церковь прочно сидит в седле. В Спасителя верят миллиарды. Мольер знает, что играет с огнем.

— Но он также знает, насколько близко подобрался к фактам.

Бенуа улыбнулся и одним движением руки сбросил со счетов возражения кардинала.

— Он не стоит того, чтобы возиться с ним. Вся его жизнь отмечена непоследовательностью. Он исходил много дорог, но ни по одной не дошел до конца.

Кардинал встал. Бенуа последовал его примеру. Они не торопясь пошли по саду.

— На этот раз наши люди окончат то, что начали.

— Дорогой брат во Христе, — ответил Боргезе, — твои бы слова да Богу в уши. Надо бы войти в базилику и помолиться.

Бенуа кивнул.

— Наши люди знают, насколько это важно.

— Почти тысяча лет прошла, и тем не менее стражи должны держать ухо востро. Мы были слишком небрежны. Прежде всего, нельзя было допускать, чтобы все зашло так далеко.

— А как обстоят дела с префектом? — спросил его Бенуа.

— Мы не сможем положиться на него. Он поручил расследование молодому священнику. Мальчишке, у которого еще молоко на губах не обсохло. Молодежь легкомысленна и ничего не воспринимает всерьез.