Они подошли к тяжелой двери в конце узкого коридора. Джон распахнул ее, приглашая Софию войти внутрь.
Стоило ей переступить порог, как взгляду ее предстали элегантно обставленные апартаменты. На оклеенных обоями стенах красовались тяжелые зеркала в позолоченных рамах и живописные полотна. В комнатах была расставлена изящная французская мебель, тоже позолоченная и обтянутая парчой. На окнах висели серо-голубые бархатные шторы.
София меньше всего ожидала увидеть такую роскошь здесь, посреди всей этой нищеты и убожества. Широко открытыми от изумления глазами она вопросительно посмотрела на брата.
Джон улыбнулся, видя ее замешательство:
— То, что я вынужден жить на Уэст-стрит, еще не значит, что я должен отказывать себе в красивой жизни.
Все еще пошатываясь от пережитого ею потрясения, София направилась к одному из кресел. Джон подошел к буфету и, налив два стакана бренди, поднес один из них Софии.
— Выпей, — сказал он и заставил взять стакан.
София подчинилась, с благодарностью ощутив, как янтарная жидкость приятно обожгла ей горло. Джон сел рядом. Свой стакан он осушил залпом, словно это была вода, после чего устремил на сестру слегка растерянный взгляд. Было видно, что он потрясен ничуть не меньше, чем она сама.
— Даже не верится, что ты здесь. Сколько лет я думал о тебе, мучился ночами вопросом: что же стало с тобой?
— А почему ты не дал мне знать о том, что ты жив? — спросила София.
Его лицо тотчас приняло суровое выражение.
— Верно, я мог бы это сделать.
— Но не сделал.
Джон задумчиво вперил взгляд в последнюю каплю бренди, что оставалась на дне его стакана.
— Основная причина заключается в том, что тебе было лучше этого не знать. Моя жизнь полна опасностей, не говоря уже о менее приятных вещах. И мне не хотелось, чтобы ты была вынуждена нести на себе позор за то, что у тебя такой брат, как я. Кроме того, я был уверен, что ты уже давно замужем за каким-нибудь славным деревенским малым. Да что там, думал я, у тебя наверняка уже есть дети.
Софии показалось, будто она услышала в его голосе ожесточенные нотки.
— А вместо этого, оказывается, моя сестра все еще старая дева! — Последние два слова прозвучали в его устах почти как ругательство. — Ради Бога, София, ну почему ты пошла в услужение? И куда? На Боу-стрит, черт возьми!
— А кто, по-твоему, женился бы на мне, скажи, Джон? — скептически спросила она. — Кому я была нужна? Ни приданого, ни семьи, ничего, кроме хорошенького личика, которое для местных фермеров и мастеровых ровным счетом ничего не значит. Единственное предложение я получила от местного пекаря — старого и толстого, который годился мне в отцы. Нет, уж лучше работать у кузины Эрнестины, решила я. А что касается Боу-стрит, то скажу честно, мне там нравится.
Софию так и подмывало рассказать брату о своем недолгом романе с Энтони, о том, как этот ветреный себялюбец попользовался ею и бросил. Однако, зная репутацию брата, она решила, что будет куда разумнее не распространяться о подобных вещах. Кто знает, вдруг брат в отместку убьет Энтони или искалечит его? Нет, лучше не надо.
При упоминании Боу-стрит Джон презрительно фыркнул.
— Там тебе не место, — заявил он. — Тамошние сыщики ничуть не лучше здешних головорезов, что работают на меня. А если этот бездушный чурбан Кэннон только попробует обидеть тебя, я…
— Нет, — перебила его София, — меня никто там даже не думает обижать, Джон. И сам сэр Росс добр со мной.
— Ну да, еще бы! — ехидно усмехнулся Джентри.
София тотчас с горечью вспомнила, что ее брат и ее возлюбленный — заклятые враги. А значит, впереди ее не ждет ничего хорошего. От этих мыслей ей стаю страшно. До сих пор Росс закрывал глаза на многое из того, что касалось ее. Что будет, если он узнает, что его помощница, а теперь и любовница, приходится родной сестрой Нику Джентри, то есть тому самому человеку, которого он презирает всей душой? Нет, на такое он уже не сможет закрыть глаза. Ситуация складывалась просто кошмарная и вместе с тем довольно странная, и София невольно улыбнулась.
— О чем ты задумалась? — спросил Джон сестру.
Но она только покачала головой. Улыбки на ее лице как не бывало. К чему Джону знать о ее близких отношениях с главным судьей с Боу-стрит? Тем более что, судя по всему, этим отношениям скоро настанет конец. Кое-как отогнав от себя горькие мысли, София вновь пристально посмотрела на брата.
Те намеки на будущую мужскую красоту, какие можно было разглядеть в нем, когда Джон был еще ребенком, оказались верны. В свои двадцать пять лет брат обладал некоей хищной грацией, чем-то напоминая ей тигра. Черты его лица, словно высеченные резцом скульптора, были правильные и резкие, подбородок четко очерчен, нос прямой, над пронзительными голубыми глазами густые дуги бровей. Синева его глаз была поистине удивительной — насыщенного темного оттенка, посреди которой были почти неразличимы черные зрачки. Но вместе с тем эта редкая и изысканная мужская красота не могла скрыть сквозившей буквально в каждом его движении хищной силы, пугавшей Софию. Она догадывалась, что ее брат способен на все — солгать, украсть и даже убить, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести. Чего совсем не было в нем — так это душевной мягкости. София не сомневалась, что чувство сострадания, если таковое когда-то и жило в душе этого человека, уже давно покинуло его. И все равно это был Джон, ее брат.
Словно желая развеять свои сомнения, она поднесла к его лицу руку. Он даже не шелохнулся при ее прикосновении.
— Джон, как я могла надеяться, что ты еще жив?
Бережным движением он убрал от лица ее руку, словно ее прикосновение было ему неприятно.
— Я был потрясен, увидев тебя в карцере на Боу-стрит, — пробормотал он. — Я узнал тебя с первого взгляда, еще до того, как услышал твое имя. — Он умолк на мгновение, гневно поджав губы. — Когда этот ублюдок Кэннон повысил на тебя голос, я едва удержался, чтобы не вцепиться ему в глотку.
— Нет-нет, — возразила София. — Он просто заботился о моей безопасности. Пытался оградить меня от преступника.
Ее слова не убедили Джона — глаза его по-прежнему сверкали гневом.
— Ты родилась истинной леди, София! Никто не имеет права помыкать тобой как прислугой!
Ее губы скривились в горькой усмешке.
— Да, я родилась истинной леди. Между прочим, и ты родился на свет джентльменом. Но кто, скажи, примет нас обоих за представителей высшего света? — Джон не удостоил ее ответом, и София продолжила свою речь: — Я слышала о тебе ужасные вещи. Вернее, не о тебе, о Нике Джентри.
— Можешь называть меня Ником, — спокойно произнес Джентри. — Джона Сиднея уже давно нет на свете. Я почти не помню мою жизнь до того, как меня отправили на каторжное судно. Да я и не хочу ее помнить. — По его лицу скользнула злая усмешка. — Я неповинен и в половине тех преступлений, которые мне приписывают. Но я ничего не имею против подобных слухов, более того, даже поощряю их, и никогда не отрицаю даже самые чудовищные. Моя дурная репутация меня вполне устраивает. Пусть люди взирают на меня со страхом и уважением. Это мне только на руку.
— То есть ты хочешь сказать, что не воровал, не подставлял, не предавал, не шантажировал?..
Джентри прервал ее гневную речь, презрительно фыркнув:
— Согласен, я не святой.
Хотя она и была раздражена, София не могла не улыбнуться такому заявлению.
— Я лишь пользуюсь глупостью тех, кто действительно глуп и ничего другого не заслуживает, — заявил Джентри и зло прищурился. — Кроме того, никто почему-то не говорит мне спасибо за все хорошее, что я делаю.
— Например?
— Я отлично ловлю воров. Мы с моими людьми изловили в два раза больше преступников, чем твой сэр Росс и все его хваленые сыщики, вместе взятые.
— Говорят, будто ты иногда подтасовываешь улики. Что ты силой вырываешь признания и люди вынуждены оговаривать себя.
— Я делаю лишь то, что действительно необходимо, — отрезал Джентри. — И если преступники, которых я ловлю, неповинны в том злодеянии, в котором я их обвиняю, уверяю тебя, на их совести еще по меньшей мере десяток других.
