София с трудом поднялась наверх, ей казалось, будто ее ноги налились свинцом. Добравшись наконец до своей спальни, она с величайшей тщательностью закрыла за собой дверь и поставила на небольшой столик рядом с постелью медный подсвечник.

На нее тотчас нахлынули воспоминания… Перед ее мысленным взором возникли серые глаза сэра Росса, она словно наяву увидела, как вздымается его грудь, ощутила его горячие губы, его обжигающий поцелуй…

Энтони был большим любителем прихвастнуть о своих победах на любовном поприще, о том, какой он искусный любовник, но теперь к ней в душу закралось подозрение, что это была не более чем пустая похвальба. Всего за несколько минут сэр Росс разжег в ней такое желание, какое никогда не удавалось разжечь в ней Энтони… Более того, София подозревала, что это лишь малая толика того, что он еще подарит ей в будущем. От этих мыслей ей стало страшно — ведь когда она окажется с ним в одной постели, ей будет трудно сохранять при этом холодную, трезвую голову. Ну почему он не оказался старым и чванливым, мысленно сокрушалась София, наполовину рассердившись, наполовину отчаявшись. Ведь теперь ей будет несравнимо труднее предать его, да и она сама вряд ли выйдет из этой истории, торжествуя свою полную над ним победу.

Расстроенная до глубины души, она переоделась в ночную сорочку, причесала щеткой волосы и ополоснула холодной водой лицо. София по-прежнему чувствовала огонь желания. Всем своим существом она жаждала новых ласк и прикосновений его рук, его губ. София со вздохом взяла свечу и, слегка отдернув в сторону штору, поднесла ее к окну. В доме номер три уже было темно, и лишь в кабинете сэра Росса по-прежнему горел свет. София даже сумела различить его силуэт, склонившийся над рабочим столом.

«Все еще работает», — раздраженно отметила она про себя. А как же данное ей обещание, что он также отправится спать?

И, словно ощутив на себе ее взгляд, сэр Росс поднялся из-за стола и потянулся, а затем посмотрел в окно. Хотя лицо его оставалось в тени, София была уверена, что он смотрит в ее сторону. В следующее мгновение, отвесив почтительный поклон, он повернулся и погасил на столе лампу. Его кабинет тотчас погрузился в темноту.

В течение трех дней Росс допрашивал Ника Джентри, допрашивал сурово и настойчиво, как привык это делать с самыми закоренелыми преступниками, обычно добиваясь их признания. Увы, Джентри оказался не таков. Более того, он был совершенно не похож на тех, с кем Россу до этого приходилось иметь дело. Он был колючим и одновременно на редкость спокойным, словно ему нечего было бояться и нечего терять. Росс тщетно пытался понять, что для этого человека главное в жизни, каковы могут быть его слабости, однако так ничего и не сумел добиться. Он несколько часов подряд расспрашивал Джентри о том, как тот якобы занимался поимкой преступников, о его прошлом, о его связях с другими лондонскими бандами — и все безрезультатно.

А поскольку всему Лондону было известно, что Джентри арестован и его держат на Боу-стрит, а значит, весь город следил за развитием событий, Росс, дабы не рисковать, не стал задерживать молодого преступника ни минутой дольше, нежели положенные законом три дня. Рано утром на третий день он отдал распоряжение выпустить Джентри из-под ареста еще до того, как рассветет, — с тем расчетом, чтобы предотвратить возможные беспорядки. Ведь перед зданием суда каждый день собирались толпы сочувствующих, в чьих глазах Джентри пострадал за правое дело.

Скрыв дурное настроение за маской равнодушия, Росс направился к себе в кабинет, даже не заглянув на кухню, чтобы позавтракать. Есть он не хотел, как, впрочем, и просто сидеть перед теплой плитой и тем более чувствовать себя объектом внимания со стороны Софии. Ему хотелось одного — поскорее усесться за свой рабочий стол и с головой погрузиться в изучение документов, которых там скопилась целая груда.

В этот день заседающим судьей на Боу-стрит был сэр Морган Грант, чему Росс был несказанно рад. Лично у него не было ни малейшего желания выслушивать показания жалобщиков и ответчиков, рассматривать улики и задавать вопросы — как невиновным, так и тем, кто совершил преступление. Ему хотелось поскорее остаться одному, чтобы предаться размышлениям в своем кабинете.

Как водится, Морган зашел к Россу в кабинет на несколько минут до начала заседания суда. Росс был рад его видеть хотя бы потому, что Морган был одним из немногих, кто не только понимал, но и разделял его стремление поскорее посадить Джентри за решетку. На протяжении последних шести месяцев, после того как Морган был повышен в чине с рядового сыщика до помощника главного судьи, он сумел убедить Росса Кэннона в правильности его выбора. Как сыщик Морган был известен своим вспыльчивым и порывистым характером, как, впрочем, и своим умом и мужеством. Некоторые скептики предупреждали Кэннона, что Морган — не самая подходящая кандидатура на роль помощника главного судьи.

— Ваша слабость в том, — говаривал Моргану сэр Росс, и не раз, — что вы порой принимаете скоропалительные решения, не учитывая всех улик.

— Я доверяю прежде всего собственному чутью, — парировал его замечание Морган.

— Чутье — вещь хорошая, — сухо ответил Росс, — и тем не менее вы не должны сбрасывать со счетов все возможности. Недопустимо, чтобы кто-то уверовал в собственную непогрешимость.

— Даже вы? — не удержался от дерзости Морган.

— Даже я, — спокойно ответил сэр Росс.

И надо сказать, Морган довольно быстро превратился во вдумчивого и рассудительного коллегу. Как судья он был, пожалуй, чуть более суров в своих суждениях, нежели Росс, хотя при этом старался быть справедливым. В один прекрасный день, через несколько лет, когда сам Росс уйдет в отставку, он без минутного колебания передаст дела на Боу-стрит Моргану. Но это будет еще не скоро. Росс пока еще не торопился подавать в отставку.

Пока они с Морганом беседовали, раздался стук в дверь.

— Войдите, — сказал Росс.

В кабинет с кувшинчиком дымящегося кофе в руках вошла София. Росс тотчас ощутил радость, хотя и не подал виду. На Софии было серое платье на пуговицах с длинными рукавами и пелериной, подчеркивавшее стройность ее фигуры. Казалось, что ее сапфировые глаза отливают в тон синей пелерине платья. Золотистые волосы были спрятаны под чепчиком — Россу моментально захотелось сорвать с нее этот ненужный головной убор, скрывающий ее красоту.

После того как два дня назад Росс поцеловал ее, они с Софией делали вид, что не замечают друг друга. С одной стороны, Росс действительно с головой ушел в работу, тем более что он допрашивал Ника Джентри. С другой — было видно, что София крайне смущена тем, что произошло. С тех пор она не осмеливалась посмотреть ему в глаза. От Росса не укрылось также, как дрожали ее руки, когда на следующее утро она подавала ему завтрак.

И все же его поцелуй не был ей отвратителен. Скорее наоборот. Росс вспомнил, как она отреагировала на его прикосновения, как буквально растаяла, разомлела в его объятиях. Поначалу он слегка удивился тому, что она держала себя довольно скованно и неумело, словно не зная, что ей делать. Что ж, вполне возможно, что ее бывший возлюбленный не любил целоваться или же был не слишком искусен в этом занятии. Как бы то ни было, Росс сделал вывод, что особого любовного опыта у нее нет. И в то же время он страстно желал ее, как никогда не желал никакую другую женщину.

— Доброе утро, — сказала София, посмотрев сначала на Моргана и лишь затем несмело обратив взгляд на Росса. Подойдя к столу, она налила ему в пустую чашку кофе. — Я подумала, что вы захотите выпить свежего кофе, прежде чем я пойду по своим делам.

— И куда вы собрались? — поинтересовался Росс, неожиданно с досадой вспомнив, что сегодня у Софии выходной день.

— На рынок, вместо Элизы, потому что она сегодня не может. Вчера она оступилась на лестнице и ушибла колено. Как мне кажется, ничего страшного, все заживет быстро, но пока ей не стоит себя утруждать.