Я поднимаю хрустящий пластик и тут же ставлю на место, повинуясь повелительному жесту Константина - мол, не гони лошадок, Шурка, коль уздечка без седла.
Шаман меланхолично достаёт из кармана замусоленную колоду карт: перебирает, откладывает шестёрки. Колоду - в карман. Шестёрки Костик разрывает пополам. Потом ещё раз пополам. Потом ещё. И ещё... На столике вырастает небольшая кучка тщательно измельчённого картона.
У Костика "белочка". Натуральная. Допился на хрен...
- Костик, ты чего?!
Риторический вопрос.
Склонив на плечо давно немытую голову, он вдумчиво рассматривает содеянное. Я же лихорадочно соображаю, как бы незаметно свалить, пока тихое помешательство не переросло в нечто неоперабельное.
Барским движением - для друга ничего не жалко - Костик сгребает половину изуродованных шестёрок и насыпает передо мною.
- Костик, я это... Мне надо...
- ?
- Позвонить... Мне... Надо...
Он резко, одним глотком, опорожняет стаканчик.
Занюхивает рукавом чёрной джинсовой куртки, накинутой на плечи как бурка Чапая.
А теперь - полный рот манной каши, языку места нет - тост:
- Шоб Кремль стоял, и деньги были.
Мутный взгляд - ты меня уважаешь?! - прошибает мой лоб и китобойной острогой застревает в затылке. Быстро выдыхаю - глотаю - вдыхаю. Желудок хоть и лужёный, годами и литрами тренированный, но невоспитанно бурчит и желает очиститься от скверны.
А Костяра сидит себе, мечтательно созерцая пошарпанную стену беседки за моей спиной, и неторопливо поедает... шестёрки. Те самые. Измельчённые.
Закусывает.
- Костик, ты чего?
Он взглядом указывает на мою порцию чёрно-красной смеси - закусывай, мол, а то захмелеешь быстро, а это нехорошо шибко. Я по инерции тяну руку и тут же прихожу в себя:
- Я лучше водички, - полторушка с водой приводит меня в чувство. - Спасибо, Костик.
Костик пожимает плечами, конфискует отвергнутый деликатес и, не медля, отправляет в рот. Пережёвывает и глотает...
В тот день я больше не пил. Расхотелось.
* * *
Посошок - это бутылка водки. До дна. Хотелось бы больше, да нету.
- Ну ладно, пора и честь знать. Похромал я, Костик.
- Погоди, я тебя провожу.
- Да зачем? Я и сам дорогу знаю. Дойду, не переживай.
- Не-е, я провожжжу.
- Нахренища?
- Нннадо.
Спорить бесполезно.
Он одевается и, конечно, натягивает берцы, в которых ходит и в двадцатиградусный мороз и в июльскую жару. Некоторые без хавки жить не могут, или там без ширки, а Костик - без армейских ботинок на кровавых мозолях. Он когда-то на спор эти берцы месяц не снимал - даже на ночь и в ванной.
Выходим.
Вечер.
Погодка просто сказочная: лёгкий морозец, нежный не затоптанный снежок продолжает падать, ни малейшего намёка на ветер. Домой идти не хочется. Хочется чего-то светлого.
- Не мешало бы отлить.
Костяра согласен со мной - он ловит языком самые крупные снежинки.
Находим подходящее для мокрого дела дерево.
Это какой-то собачий инстинкт: отливать на дерево. Пофиг на какое, лишь бы не кактус из патриотических соображений. Интересно, а девушки по какому принципу выбирают укромное местечко, чтобы справить малую нужду в экстремально-внедомашних условиях? Надо будет как-нибудь спросить...
- Шурка, ты знаешь шо-нибудь о руссбое?
- Это шо-то типа каратэ?
Фукает и машет руками:
- Это же разные вещи. Это же истинно славянское. Щас я тебе покажу.
- Да ладно, Костик, не надо.
Шутки шутками, а крышу у Шамана сносит основательно. Иногда. У него и справка есть.
* * *
Топал как-то по улице пьяный мальчик Клим: бритый череп, братья на зоне. А навстречу - подпитый тинэйджер Костик, рокер-неформал.
И захотелось пьяному мальчику подпитого тинэйджера жизни научить. И сломал он нунчаки о хаерастую голову - голову Костика. А Костик не растерялся: достал нож и попырял пьяного мальчика Клима в живот.
Упал пьяный мальчик и не шевелится. Ну и ладно, сам себе злобный баклан. Нефиг нунчаки распускать.
А мимо бабушка семенила:
- Беги, милок, но сначала лучше добей. А то оклематься злыдень может. Оно, знаешь, милок, злыдни такие живучие. А бабушку не стесняйся, милок, добей, не береди душу, ночь же спать не буду!
Но Костик бабку не послушал: горло перерезать не стал, хоть руки и чесались, и не побежал, а спокойно дальше потопал - дела у него были.
А когда прошло полчаса и сотня человек мимо, поднялся с асфальта протрезвевший мальчик Клим, снял разодранную куртку и, не веря в удачу, уверовал в Господа нашего, Иисуса Христа - когда пальчиками дрожащими поцарапанный живот пощупал. Без сквозных дырок.
В те времена мы все ходили с ножами. Мне, например, мама купила: сказала "Сына, лучше ты, чем тебя". Но острая железячка в кармане кажется глупой игрушкой, когда дышащий в пупок сопляк стреляет у тебя сигарету, беззаботно поигрывая предохранителем ПээМа...
- Да ладно, Костик, не надо...
С криком "Ки-я!" (в руссбое всегда кричат "Ки-я!" - это же истинно славянское слово) он делает выпад правой ногой - в промежность.
Мне не удаётся в полной мере оценить всю прелесть руссбоя, ибо я предпочитая отпрыгнуть за дерево. А Костик, теряя равновесие (как-никак батл водки внутри), шлёпается в снег. Нежный и не затоптанный, но как бы это помягче... уже слегка замочаленный.
Поднимается.
- Прикольно, Костик, прикольно. Очень даже. Мне понравилось. Особенно последнее движение. Солидно.
- Нет, ты не понял. Ххх-а! - и опять в снегу. А я за деревом.
Лежит, обиженно моргает:
- Слышь, Шурка, а ты знаешь, как будет на санскрите спирт? А пиво?
- Не-а, не знаю. И как?
- И я не знаю. Это же невежество: живёшь, живёшь, а как пиво на санскрите...
А потом я нёс его домой.
По пути он перепугал проходивших мимо девчонок, внезапно заорав на всю улицу:
Соловьи на кипарисах, и над озером луна.
Камень чёрный, камень белый - много выпил я вина.
Мне вчера бутылка пела громче сердца моего:
Мир лишь луч от лика друга, всё иное - тень его...
А ещё он заявил, что будет петь "Миллион алых роз" по-японски. И запел:
- Хатумай, хатумай...
Наверное, это по-японски. С акцентом. Истинно славянским.
* * *
Костик, Костик...
Как-то к Шаману забежал Слон. Жаловался, что всё хуёво, что скоро сессия, а это уже само по себе полный...
- Хочешь, чтоб было хорошо? - спросил Костик. - Всё познаётся в сравнении.
Но Слон лишь отмахнулся и не обратил внимания на хитрую улыбку. А зря.
- Чаю хочешь? - традиционный вопрос. У Костика на кухне всегда что-то пили. Если не водку, так чай. Или после водки чай. Или после вина.
Слон хотел - Костик сделал. Слон выпил, посмотрел на часы - пора, ушёл...
А в садике сидел народ: тихонько самогон попивали да бренчали в две гитарки песенки собственного сочинения.
Однажды милая симпатичная девушка доверчиво прижмётся к Дрону, прикоснётся мягкими губами к щеке и страстно промурлыкает на ушко:
- Спой мне хорошую песню... или свою.
И у Дрона впервые пропадёт желание сделать ей приятно...
Да уж, песенки собственного сочинения, Цоя, "Г.О.", "Чайфов", "Крема"... - хорошие и свои.
Туда, в детский сад, и спешил Слон: привлекали его ясли, соски и горшки. Торопился Серж на свидание с Юлечкой-близняшкой. Он перелез через забор, присел рядом с Амбалом на сидушку крохотного стола и понял - что-то не так.
Реальность потеряла чёткие границы очертаний, размазались мягким сливочным маслом прямые линии и углы. На бетонной стене беседки минеральной водой вспузырилась краска: пена прибоя на бреге морском, не хватает только разведённой растворителем Афродиты. Смешной розовый поросёнок в шляпе, написанный на стене кистью неизвестного мастера, принялся неприлично подмигивать...
