- Газета там какая-нибудь?

Нда-а-а, лучше б я этого не говорил: девку так в краску вогнал, что боюсь, как бы кровь носом не пошла.

- Ладно, мать его, давай тетрадку...

На балконе предрассветные сумерки. Впрочем, как и за балконом. Курим.

Я ощущаю каждым рецептором вонь от жжённой бумаги и тлеющего чая. Я пропитан вонью насквозь: просочившись через кожу, жир и мышцы в лёгкие, а затем назад, отфильтрованный телом мерзкий запах расползается гарью пожарищ и копотью крематориев. Сначала его жертвой становится наш обожаемый ЛТО, потом родной Харьков, вся Украина и, наконец, в Штатах пиплы останавливаются посреди стритов и принюхиваются под звон пикирующих с неба инопланетный звездолётов-тарелок, не справившихся с внезапной газовой атакой. Так им и надо.

Не знаю как тарелки, но в соседней палате запах учуяли: Копейка перестал изводить сексуальными домогательствами Аньку Грибай и прискакал с просьбой оставить на пару тяг.

Окурки, рассыпая искры, падают.

Мне до защемления сердечной мышцы хочется, чтоб внезапный порыв ветра закружил их в танце бешено влюблённых светлячков, чтоб ночь запятналась мельканием огненно-точечных узоров. Упали. Копейка возвращается на прерванную битву 1-го Полового фронта. Похоже, превосходящие силы собираются выйти на направление Главного Удара. Выдержит ли Анькин укрепрайон? Она и раньше была слаба на передний край обороны...

- Всё равно хочется курить.

Стоим. Смотрим на скошенное поле, на стог вдалеке. Думаем. Ни о чём. Пугающе притягательная черепно-мозговая пустота.

- Саша, глянь, што это? - в её голосе тревога.

- Где?

- Вон.

- А пальцами тыкать некультурно! - не могу удержаться, чтобы не подколоть.

Возле столовой прописались бидоны для пищевых отходов. Опорожняют их только утром, а ночью запахи халявной хавки привлекают местных шавок. Сейчас вот трапезничает громадная одичавшая овчарка. Зверюга.

- Волк, - я отражаюсь в тёмном омуте карих глаз.

- Волк? Нет, правда, волк?

- Нет, не правда. Но пусть будет волк. Хорошо?

- Хорошо.

Набираю побольше воздуха, и:

- Во-Оооллк!!

Друг человека испугано прячется за углом.

Заинтересованный и конкретно подогретый различными стимуляторами народ выползает на балконы:

- Шакил, ты чего орёшь? Какой волк?

- А вы не видели?! Волчара возле столовой. Натуральный. Киса, скажи.

- Да-да, возле столовой.

Пока все расходились (начал дело - кончай в тело, не оставляй на завтра ту, что можно отлюбить сегодня), я подумал, что:

...каждому дана одна единственная возможность сделать ЧТО-ТО из НИЧЕГО. Этот мусор в наших генах остался ещё с тех заплесневелых времён, когда общение с колдунами, ведьмаками и магами было такой же обыкновенностью, как сейчас дёрнуть ручку унитаза. Обыкновенные посиделки наших прапрапрапрапрабабушек с нечистью и наградили нас "изменчивыми" генами. Жалко, одноразовыми. И, похоже, свою ВОЗМОЖНОСТЬ я бездарно проебал...

Ольга вернулась в палату: она так и не увидела, как из-за угла метнулась тень и - специально, я уверен - остановилась под фонарём, напротив облюбованного мной балкона. Чтоб я мог хорошо рассмотреть серый, с сединами, мех. Миг - и тень заскользила по скошенному полю. Тишина.

Это был волк.

Настоящий.

И полная луна...

* * *

А потом мы добавили, повыли на луну "Псов с городских окраин" и легли спать.

И было утро, и похмелье, и голова превратилась в БОЛЬ, а ротовая полость - в ПУСТОЙ МЕШОК ИЗ-ПОД ЦЕМЕНТА. Как обычно.

Мало того, нас разбудил внезапно оживший лагерный громкоговоритель: электрическая тварь злобно заскрежетала "Вставай, проклятьем заклеймённый..." Или в радиорубке обосновался кто-то с вывихнутым чувством юмора, или в семье не без инцеста. Правда, Костика "Интернационал" - вместо соловьиных трелей будильника - привёл в неописуемый, почти детский восторг, даже ранение сивушными маслами в голову моментально зарубцевалось очередным шрамом, шрам расплылся нечёткой бледной полосой, полоса заросла сальными хаерами - клиент созрел и перед смертью почти не потел, справка прилагается.

Я где-то читал, что у коров от Шопена надои повышаются.

Мы отправились на водные процедуры - к "бревну".

Не даст соврать Нептун Посейдонович, в воду лезть панически не хотелось: тело ягодицами предрекало - ТАМ мерзко и сыро. Но: всем стоять! сейчас я буду осуществлять погружение!

Когда нечем дышать, подъём на перископную глубину. Роговой отсек кверху, кислород глотается, перерабатывается и выплёвывается.

Плыву. Вот уже и берег показался - метрах в двадцати. Хорошо, что я глазастый: ствол с отпиленной верхушкой торчал, не добирая до поверхности воды каких-то сантиметров. Мог бы и напороться.

Интересно, а что если?..

...принимаем солнечные ванны, сидя на "бревне", Костик рассказывает, как на мгновение отказали конечности, и не хлорированная ряска хлынула в широко открытый рот, когда Шакил, как Христос, пошёл по мутному зеркалу пруда.

Религиозное озарение затмило Костику очи: прогулок аки по суху не было - просто встал я во весь рост на спил древесный, аккурат у самой поверхности затопленный. Что не помешало Костяре записать себя в мои апостолы (может, хоть Иудой, а? на полставки?). А ещё он решил, что нежданное Пришествие необходимо обмыть, и крестить отныне надобно не водицей, а истинно водкой, ниспосланной небесами пречистыми для отдохновения духа и телесного послабления, дабы не противоречить ментальной склонности и с юных лет к истинной вере приучать. Аминь.

Я смотрю на выпирающую в такт словам нижнюю челюсть и вижу ацетиленовые горелки новой инквизиции...

...если бы Христос снизошёл к нам сейчас, его не распяли бы, он просто, на хрен, спился бы и подох от белой горячки во тьме веерного отключения...

Костик зовёт всех выпить.

* * *

Настроение - попуск.

Тотальный.

- Пойдем, выпьем, - понимает Костик, - У меня есть.

Киваю. Золотой человек: с полувздоха тему ловит, всегда готов поддержать в трудную минуту рюмкой милосердия - не золотой человечище, брильянтовый. Эх, даже солнышко засветило над нами значительно радостней, беззаботно разбазаривая фотоны и отражаясь от глянцевого, кристально чистого лица Костяры.

- Я тут давеча сделал. Ща попробуем.

А вот это зря: ещё никто не видел ничего хорошего, что бы произвёл кипучий разум Шамана посредством не из правильного места выросших рук. И небо что-то затягивает: небось, к дождю.

- А-а-а... пить?

- Сюрприз. Мне тут рецептик дали. Ща попробуем.

Поднимаемся к Костику. В палате сидят оба его сожителя, колдырить собираются: вино, водка и консерва с хлебом - куда там ресторанам?! - стол накрыли, даже про чашки не забыли: большие для вина, маленькие под водку. Тю ты блин, а Костик загадочности навёл.

- Не-а, не то, - категоричность его голоса отрицает возможность существования Права На Возражение. Но я всё-таки пробую:

- Как не то? А, по-моему, то самое. Самое то. Как не то?!

- Вот, - Костик гордо достаёт из-под кровати полуторалитровый пластик белёсой жидкости, в котором одинокими субмаринами плавают крупные сгустки неаппетитного вида.

- Шо это?

- Это из зубной пасты. С водой размешал, сахарку добавил, на неделю поставил. Рассказывали: сильная штука. - Костик наливает доверху маленькую чашку. - Давай, Шурка, давай!

- Не, Костик, понимаешь, напиваться не хочу. Я лучше с пацанами винца. Чуть-чуть.

И я действительно употребил только вина. Чуть-чуть. После водки.

Костяра надулся. Ну, это понятно: каждый шеф-повар желает, чтобы его эксперименты вызывали обильное слюноотделение, а тут самому пришлось всю порцию продегустировать и не обляпаться. А вот я едва не запачкался, тобишь чуть на проблевался, когда Костик особо крупный сгусток пасты пальцем из чашки вылавливал, а потом слизывал с ногтей, причмокивая.