Помимо вышеуказанных функций Павел поручал Аракчееву производить отбор на службу в Гатчину нижних чинов. По рассказам бывших гатчинцев, в акциях отбора Аракчеев преуспел быстро: неизвестно как, но за сравнительно короткое время он наладился сманивать в гатчинские войска разных мастеровых (сапожников, портных, шорников и т. п.). Принимались им даже беглые, если были достаточно смекалистыми людьми. Однажды удалось заманить на службу в Гатчину целый оркестр музыкантов.
Заведуя артиллерией, обучением войск и занимаясь их кадровым пополнением, Аракчеев умудрялся еще исполнять обязанности коменданта Гатчины. Наряду с распоряжениями по военной части Павел давал ему и такие, например, поручения: «На домах, которые по углам улиц, вмазать имена улиц, на медных досках».
Вообще к 1795 году сугубо административная деятельность стала основной у Аракчеева. Цесаревич придавал своим войскам значение, далеко выходившее за гатчинские рамки. Он понимал, что русская армия в целом требует глубоких преобразований, касающихся и организации ее, и применяемой ею тактики ведения боя, и состояния ее вооружения. При этом он сознавал, что его мать — императрица Екатерина — ни на какие сколько-нибудь серьезные реформы в армии не пойдет. Следовательно, задачу совершенствования русской армии придется решать именно ему — после того, как взойдет он на императорский престол. В этих условиях гатчинские войска должны были, по замыслу Павла, стать ядром обновленной русской армии, а их организация — ее организационной основой. Поэтому формируя и обучая свои войска, великий князь одновременно готовил новые воинские уставы для строевой, гарнизонной и лагерной службы, а также положения, устанавливавшие новые правила ведения войскового хозяйства. В подготовке всех подобных документов активное участие принимал офицер Аракчеев.
Пребывая на службе в Гатчине, Алексей Андреевич специально изучал разработанные применительно к русской артиллерии и действовавшие в то время положения, штаты, инструкции. Он завел даже специальную тетрадь, в которую выписывал содержавшиеся в этих документах сведения. В эту же тетрадь он заносил списки чинов и суммы содержания каждого из них, таблицы стрельб, цифры, фиксирующие размеры различных орудий, лафетов, ящиков и т. д. Эти материалы предназначались явно не для учебы. Скорее всего Аракчеев изучал по поручению цесаревича состояние русской артиллерии во всех ее аспектах с целью разработки для нее новых стандартов.
В 1795 году Павел придал гатчинской артиллерии статус полка. Необходимые инструкции для всех должностных чинов артиллерии Его Высочество повелел написать подполковнику Аракчееву. Они были готовы к декабрю того же года. Текст этих инструкций сохранился — он был опубликован в книге В. Ф. Ратча «Сведения об артиллерии гатчинских войск», вышедшей в свет в 1851 году [73]. Алексей Андреевич подробно расписал в составленных им инструкциях внутренний порядок управления артиллерийским полком. При этом особое внимание уделил обязанностям ротных командиров, которые должны были отвечать за строевое обучение, боевую подготовку, продовольствие и обмундирование вверенных им нижних чинов, их нравственное воспитание, состояние материальной части и вооружений, содержание и кормление лошадей.
Кроме того, Павел поручал Аракчееву составление разнообразных инструкций, разработку новых образцов обмундирования и снаряжения для армии. Ведение хозяйства во многом также находилось в руках Аракчеева. Служба в Гатчине превратилась для него в подлинную школу управления. Из сына бедного дворянина, простого артиллерийского офицера выковывался администратор, государственный деятель, будущий крупный сановник.
Если административной практики у Аракчеева было предостаточно, то знаний не хватало. И Алексей вновь засел за книги.
Мемуаристы и историки много будут писать о неграмотности Аракчеева и о нелюбви его к книгам. Аракчеев «ничему не учился, кроме русского языка и математики», — напишет о нем А. И. Михайловский-Данилевский. «Он имел лишь ум нравиться тому, кому следует», — заявит Д. Б. Мертваго. «Ничего не читал в молодости, пустота головы наполнена какими-то вздорами, которые в нашем свете слывут умением дела», — охарактеризует Аракчеева в своих «Записках» служивший под его началом офицер А. И. Мартос. Историк-генерал Н. К. Шильдер отметит: «Аракчеев не был из числа людей, которые чтением расширяют свои познания». А между тем все обстояло как раз наоборот.
Один из лучших выпускников одного из лучших учебных заведений России своего времени (а среди военных заведений — точно лучшего), преподаватель, автор учебных пособий и наставлений, составитель многочисленных инструкций и положений, образцовых по содержанию и четкости выражений, и т. д. и т. п. — разве мог такой человек быть неучем? Мне представится еще повод поговорить об образованности Аракчеева. Сейчас же замечу: книги Алексей Андреевич, безусловно, уважал, сам читал много и других к этому призывал. «Чтение полезных книг в свободное время, — наставлял он своих подчиненных, — есть, без сомнения, одно из благороднейших и приятнейших упражнений каждого офицера. Оно заменяет общество, образует ум и сердце и способствует офицеру приуготовлять себя наилучшим образом на пользу службы Монарху и Отечеству». В каком бы ведомстве ни работал Аракчеев, он непременно проявлял заботу о том, чтобы в распоряжении его подчиненных была приличная библиотека специальной литературы. В 1795 году Алексей Андреевич начал целенаправленно собирать собственную библиотеку, которая к 1824 году, если судить по изданному тогда каталогу ее, насчитывала более 11 тысяч томов.
Некоторое представление об аракчеевской библиотеке дают названия предметов, на которые сам хозяин разделил свои книги: 1) духовные; 2) нравственные, о воспитании; 3) законы, положения, указы; 4) естественные науки; 5) хозяйство; 6) художества и архитектура; 7) история, география и путешествия; 8) математика; 9) военное искусство; 10) словесность и 11) периодические издания.
Гатчина стала серьезным испытанием для характера Аракчеева. Безусловно, первоначальным воспитанием своим он лучше многих был приспособлен к тяготам гатчинской службы. Его мало смущали строгости порядков, установленных великим князем Павлом в своей резиденции. Привык он и к дисциплине. Был аккуратен в одежде. Обыкновенно прибывавшие в Гатчину офицеры с трудом привыкали к здешним необычным порядкам и оттого постоянно допускали те или иные упущения по службе, за которые получали многократные замечания. Аракчеев на первом же своем вахтпараде в Гатчине держал себя так, будто век здесь служил.
***
Из всех тягот человеческой жизни сильнее всего донимала Алексея в Гатчине бедность. Именно на бедность свою сетовал он впоследствии, вспоминая гатчинскую жизнь. «Я сделался комендантом Гатчины, и всякий день должен был быть в параде, в разводе и на ученье, — рассказывал он. — У меня был один мундир и одни лосиные панталоны. В ночь сниму я их с себя, выбелю и поутру рано мокрые надеваю опять. Летом было сносно, но зимою доходило почти до слез, когда панталоны примерзали к телу, и жестокий холод проницал все нервы мои. Всякий день обедал я у Павла, но на ужин получал два блюда, которые приносились в мою комнату. Итак, и здесь все богатство мое заключалось в одном жалованье, которым я помогал родителям».
При всей бедности своей Алексей ни разу не обратился к Павлу с просьбой о повышении жалованья или выделении ему какой-нибудь разовой суммы. Павел был чрезвычайно бережливым человеком, особенно в денежных расходах, однако, зная его отношение к «служаке» Аракчееву, можно предположить, что вряд ли он отказался бы предоставить ему вспомоществование. Но Алексей не только не обращался с просьбами о деньгах, а умудрялся даже уклоняться от получения тех немногих пособий, каковые были ему положены по должностям его. Дабы заработать хоть какую-то сумму дополнительных денег, он ездил в Петербург проводить занятия с кадетами в стенах своего родного Артиллерийского и Инженерного корпуса. Дорога в столицу и обратно забирала почти три четверти заработанных им средств, а поскольку ездил Алексей Андреевич ночами, то она стоила ему и немалых физических сил. Такая жизнь сильно скажется на его здоровье: болезнь сделается чуть ли не постоянным состоянием его организма.