В начале своего приказа Аракчеев счел необходимым сказать о военных поселениях: «Сие новое, никогда нигде на принятых основаниях небывалое, великое государственное предприятие, справедливо обративши на себя внимание целой Европы, обязано своим началом и существованием Величайшему из царей, в Бозе почившему Государю Императору Благословенному. В Его всеобъемлющем уме родилась щастливая мысль о военных поселениях; Его мудрыми соображениями получила свою зрелость и Ему только одному вначале известны были те основания, на каких надлежало сию великую мысль произвести в действо. Мне первому и единому мне она была открыта. Удостоенный доверенности Его Величества, я один имел щастие принимать Его приказания, руководствоваться Его наставлениями».

Сказав о военных поселениях, их происхождении и значении, граф перешел к объяснению своего увольнения в отпуск. «Внезапная горестная для всего Света кончина Его Величества поразила мой дух и сердце. И до того расстроила мое здоровье, что я ни днем, ни ночью не имею спокойствия».

Самое интересное шло после того, как Аракчеев объявил о своем увольнении. «Всемилостивейший Государь Император при увольнении меня Высочайше изволил прислать мне на собственные мои расходы 50000 рублей. Принимая сию Царскую награду милостивым Его ко мне благоволением, я долгом моим считаю о сей Высочайшей милости объявить по корпусу военных поселений. Прилагаемая при сем копия всеподданнейшего моего просительного письма к Ея Императорскому Величеству Государыне Императрице Марии Федоровне покажет моим сослуживцам содеянное мною оной сумме употребление». В официальном приказе по Корпусу военных поселений граф говорил о своем поступке, совсем не связанном с его увольнением в отпуск. Для чего?

Подлинный смысл приказа Аракчеева от 1 мая 1826 года открылся только после его возвращения из заграничного путешествия. Этот приказ оказался последним приказом графа по Корпусу военных поселений. Алексей Андреевич не вернулся больше на службу. Судя по содержанию первомайского его приказа, он знал уже тогда, что не вернется. Он уходил не в отпуск, а в полнейшую и окончательную отставку. И желал перед уходом своим показать всем, как почитаем он новым императором и как добра душа его, слывущая в обществе — злой!

16 июня 1826 года Аракчеев приехал в Карлсбад. Три недели пил лечебные воды, но не только не поправил своего здоровья, а даже и заболел. Несколько дней пролежал в постели, чуть ли не умирая. Лекари пускали кровь — сначала посредством пиявок, потом делали на руках надрезы скальпелем, да такие, что кровь фонтанировала, — и помогло. Опять начал пить воды. В начале августа переехал на курорт Бад Эмс, расположенный по берегам реки Лан и славившийся горячими сернистыми источниками.

В конце 1826 года отдохнувший Алексей Андреевич возвращался из чужих краев. Император Николай, узнав об этом заранее, поручил начальнику Главного штаба И. И. Дибичу уведомить графа сразу же по прибытии в Киев, что государь, полагая, что кратковременное пользование водами не могло совершенно его излечить, разрешает ему возвратиться за границу до полного выздоровления; если же граф намеревается окончить курс лечения в России, то Его Величество советует ему воспользоваться деревенским воздухом и, не заезжая в столицу, оставаться в своем имении. На обычном языке это означало, что Аракчеев окончательно отставляется от службы. И дабы Алексей Андреевич не сомневался в том, что дело обстоит именно так, император назначил в конце 1826 года на должность начальника Отдельного корпуса военных поселений графа П. А. Толстого.

Такой поворот событий не явился большой неожиданностью для Аракчеева. Он давно был готов к отставке и, покидая в мае 1826 года враждебный по отношению к нему Санкт-Петербург, не надеялся туда вернуться. На это указывало не только содержание последнего его приказа по Корпусу военных поселений, но и последующее его поведение.

В частности, во время пребывания за границей граф напечатал письма к нему Александра I, причем сделал это самовольно, не спросив разрешения императора Николая. Поступок этот был со стороны временщика покойного государя великой дерзостью, которую он, конечно же, не допустил бы, если б имел намерение служить государю новому. После приезда Аракчеева в Грузино император Николай немедля направил к нему генерал-лейтенанта А. И. Чернышева специально для того, чтобы изъять у своевольного графа книги Александровых писем. В марте 1827 года Чернышев был в Грузине и увез с собой восемнадцать экземпляров неугодной государю Николаю книги. Несколько экземпляров Алексей Андреевич все же оставил у себя. По свидетельству адъютанта Николая I графа В. Ф. Адлерберга, «Его Величество приказал уничтожить все издание; сохранен лишь один экземпляр, который, по распоряжению Его Величества, должен быть передан в Его личную библиотеку». Еще один экземпляр выпросил себе великий князь Константин Павлович.

Н. И. Греч объяснял дерзкий заграничный поступок Аракчеева тем, что его, Александрова фаворита, принимали в чужих краях слишком равнодушно. «Желая напомнить о своем прежнем величии, он напечатал в Берлине перевод (французский) писем к нему императора Александра». На самом деле Аракчеева принимали вполне прилично. «По милостивому вашего императорского величества дозволению, — сообщал граф императору Николаю 16 июня 1826 года, — всеподданнейше доношу, что я его королевским величеством во время пребывания моего в Берлине и Потсдаме был милостиво принят, и внимание его величества короля ко мне было совершенно такое, каковым я в щастливое время жизни моей был ощастливлен от моего отца и благодетеля — в Бозе почивающего Государя Императора Александра Благословенного».

Личные письма графа прусскому королю хорошо показывают, как польщен он был его приемом, как был доволен отношением заграничных августейших особ к себе. «Милостивое вашего королевского величества ко мне внимание во время моего здесь пребывания, — писал Аракчеев 10 июня, — дает мне смелость поднести вашему величеству последний мой отчет, представленный мною о военных поселениях в Бозе почивающему Государю Императору отцу и благодетелю моему, Александру Благословенному. Ваше королевское величество, примите милостиво приношение сие слабым знаком моего высокопочитания, любви и преданности к вашему королевскому величеству, которая мне внушена покойным моим отцом и благодетелем Императором Александром I в ежедневных с ним разговорах о вашем королевском величестве».

Получив по возвращении из чужих краев государев совет ехать в Грузино и не заезжать в столицу, Алексей Андреевич безропотно ему подчинился. Он не предпринял и малейшей попытки как-то объясниться с императором Николаем, в чем-то его убедить. Из Киева сразу направился в родные места. Сначала заехал в Курганы. Остановился в имении матери, которым владела теперь Наталья Даниловна Заостровская. Поклонился родительским могилам. Отсюда и поехал к себе в Грузино, предварительно отправив на возах вещи, а с ними длинный приказ дворовым, что делать с вещами, как готовиться к встрече своего хозяина.

Угрюмый более обычного, прибыл Аракчеев 4 марта 1827 года в Грузино.

Как будто предчувствовал беду. Спустя три дня — 7 марта поутру — в его имении случился пожар. Сгорела огромная оранжерея, в которой росли редкие для новгородской земли растения и среди них дорогие померанцевые деревья, пожалованные ему императором Александром I. И еще одна громадная утрата — огонь спалил библиотеку графа, собиравшуюся им более тридцати лет. Вместе с книгами сгорело немало ценных рукописей, которых ни у кого более не было, кроме как у него.

Аракчеев много лет заботливо собирал опубликованные и рукописные исторические документы. Историк Алексей Федорович Малиновский [208], слывший «истинным знатоком» старинных русских рукописей, знал о любви графа к русской истории и помогал ему, как мог, в этом благородном деле. «Благосклонность, с какою ваше сиятельство изволили принять письма князя Меншикова к супруге своей и к родным его, подает мне повод представить в Грузинскую библиотеку вашу и переписку его с Императрицею Екатериной I», — писал Малиновский Аракчееву 19 мая 1824 года. Алексей Федорович занимался, помимо коллекционирования старинных рукописей, также их изданием. «Имею честь представить вашему сиятельству десять листов государственных грамот, которыми заключается царствование Царя Алексея Михайловича, — сообщал он графу в письме от 24 июня 1825 года. — За сим следовать будет несколько достопамятных узаконений Федора Алексеевича, после же того поместятся акты, при совокупном правлении Иоанна Алексеевича и Петра Алексеевича обнародованные, чем и окончится сия четвертая часть». Присылали в Грузино ценные исторические труды и рукописи также другие историки и писатели.