— Она рассердилась, — сказал Смит, переводя взгляд с Лукаса на Фелл и обратно. — Ты с ней спишь?

Лукас проигнорировал вопрос.

— В полицейском департаменте идет борьба между большими шишками. И я оказался в нее втянут. Может быть, людей, которые на меня напали, послал кто-то из этих парней. Вот почему мне нужно знать наверняка.

— Послушай…

— Подожди минутку, — прервал его Лукас, подняв руку. — Я хочу, чтобы между нами была полная ясность. Если ты скажешь, что это был не ты, а окажется, что ты соврал, я вернусь и сделаю тебе больно. Ты меня понимаешь? Я выполню свое обещание, потому что мне необходимо знать правду. В противном случае меня могут убить. С другой стороны, если ты скажешь, что это твоих рук дело, у тебя не будет никаких проблем. Будем считать, что все забыто.

Смит покачал головой — он был заметно удивлен, и на его губах промелькнула улыбка.

— И все равно ответ — нет. Я этого не делал. Честно говоря, я не слишком обрадовался, прочитав о тебе в газете, и сразу подумал, что ты можешь прийти за мной.

Лукас кивнул, а Смит развел руки в стороны и пожал плечами.

— Я бизнесмен. Мне не нужны неприятности. Я не хочу силовых действий. И ненавижу людей с пистолетами. Теперь у каждого есть чертов ствол. — Он посмотрел на Шестую авеню. Машины ждали на перекрестке, пока загорится зеленый свет в направлении южной части Центрального парка. — Нет, это был не я.

— Хорошо. Предупреди наркоманов и дилеров о Беккере. Кроме того, можешь им передать, что за его поимку назначена награда в двадцать пять тысяч долларов.

Лукас отвернулся от Смита и вышел на улицу, где его поджидала Фелл.

— Как жаль, что я не умею читать по губам! Я бы многое отдала, чтобы узнать, что ты ему сказал.

— Я спросил, не он ли послал парней, которые пытались меня избить.

— И что он ответил?

— Нет. И я не работаю в отделе внутренних расследований.

Они провели день на улицах Гринвич-Виллидж и Сохо: заходили в магазины, беседовали с информаторами Фелл, болтали с патрульными на площади Вашингтона, смотрели выступления на Бродвее. Они нашли книжный магазин, где видели Беккера, — длинное узкое помещение с маленьким высоким окном и дверью с облупившейся краской, к которой вели три ступеньки. На дверях висела табличка: «Открыто круглосуточно 365 дней в году».

Продавец, который обслуживал Беккера, в этот день не работал, но подъехал на велосипеде через несколько минут после того, как они пришли. Худощавый мужчина с козлиной бородкой и книжкой стихов, он был похож на старого битника. Когда он начал свой рассказ, его лицо заметно оживилось.

— Он выглядел как привлекательная женщина, вот что я вам скажу, — заявил продавец. — Обычно мне достаточно посмотреть на покупателя, чтобы определить, какую книгу он возьмет, но с ней — с ним — я ошибся. Пытки и тому подобное. Тогда я подумал: наверное, она профессор Нью-Йоркского университета или что-нибудь в этом роде, вот почему сделала такую странную покупку…

— Думаю, он действительно видел Беккера, — сказала Фелл, когда они вышли на улицу.

— Согласен, — кивнул Лукас. — Этот псих сюда заходил. — Он оглядел окружающие здания из красного кирпича с железными крылечками и петуниями в окнах. — Мне кажется, Беккер где-то рядом. Он не стал бы ездить на машине в книжный магазин. Я чувствую запах этого сукина сына.

Лукас привел Фелл в ресторан, около которого застрелили Петти. Они сели и заказали кока-колу, и он едва не рассказал ей все.

— Симпатичное место, — заметил Лукас, осматриваясь.

— Да, мне нравится.

— А ты здесь бывала? Ведь твой участок совсем рядом.

— В десяти кварталах, — ответила Фелл, опуская соломинку в кока-колу. — Слишком далеко. Кроме того, здесь никто не торопится, а полицейскому всегда нужно куда-то бежать.

— Да, я понимаю, о чем ты говоришь.

Позднее, днем, когда Фелл изучала журналы возле стойки, Лукас подошел к телефону-автомату, бросил двадцать пять центов и нашел Лили в машине О'Делла.

— Ты сейчас где?

— В Морнингсайд-Хайтс.

— А где это?

— Возле Колумбийского университета.

— Мне надо с тобой поговорить. Сегодня. Наедине. Это не займет много времени.

— Хорошо. Тебя устроит в девять, у меня?

— Договорились.

Когда Лукас повесил трубку, Фелл оторвалась от изучения «Кантри хоум» и спросила:

— Ты не хочешь пообедать?

— Сегодня вечером мне нужно поговорить с Лили, — сказал он. — Но позднее я с удовольствием поужинаю с тобой.

Фелл бросила журнал на стойку.

— Мне не нравится, когда ты встречаешься с этой женщиной.

— Меня с ней связывают исключительно деловые отношения, — заверил ее Лукас. — Послушай, не могла бы ты заехать в участок и взять досье на Беккера? Мы целый день болтались по городу, слушали всякую чушь… Может быть, мы сумеем извлечь что-то новое из отчетов.

— Хорошо. Я отвезу их к себе домой.

Лили сидела на стуле в гостиной, ее туфли на высоких каблуках стояли посреди ковра, а обнаженные ноги она положила на подушечку, накрытую парчовым шарфом, — Лукасу показалось, что в нем есть нечто русское или от Старого Света. Лили потягивала диетическую кока-колу, под глазами у нее залегли темные тени.

— Садись. По телефону твой голос показался мне встревоженным, — сказала она. — Что случилось?

Она откинула голову. Черные волосы идеально обрамляли бледный овал ее лица.

— Ничего, во всяком случае сегодня. Просто мне нужно с тобой поговорить. — Лукас присел на край стула со слишком жестким сиденьем. — Я хочу, чтобы ты рассказала мне о своих отношениях с Уолтером Петти.

Лили еще сильнее откинулась на спинку стула и постаралась удобнее устроиться, а потом прикрыла глаза.

— Могу я спросить, зачем тебе это нужно?

— Пока нет.

Лили открыла глаза, бросила на него внимательный взгляд и спросила:

— Робин Гуд?

— Я не уверен. Расскажи о Петти.

— Мы с Уолтером знакомы очень давно, — заговорила Лили, глядя в пустоту. — Мы родились в одном квартале в Бруклине, где жили обеспеченные люди из среднего класса. Я была ровно на один месяц старше. Первое июня и первое июля. Наши матери дружили. Полагаю, я впервые увидела Петти, когда мне исполнилось пять или шесть недель. Мы росли вместе, ходили в один детский сад, оба попали в группу для одаренных детей. Где-то в шестом или седьмом классе он увлекся математикой и наукой — такое иногда случается с мальчишками, а меня занимали проблемы общения. После этого мы стали видеться значительно меньше.

— Но остались друзьями…

Она кивнула.

— Конечно. Мы с ним разговаривали, когда встречались на улице, но только не в школе. Почти всю свою жизнь он был в меня влюблен. Пожалуй, и я его любила, но в сексуальном отношении Уолтер меня не интересовал. Как в чем-то неполноценный брат.

— Неполноценный?

Она аккуратно поставила стакан на стол и пояснила:

— Да, с социальной точки зрения он был неполноценным. Ходил с логарифмической линейкой на поясе, не умел вести себя за столом, терялся в присутствии девушек. Ну, ты знаешь таких людей. Неудачливые, не от мира сего. Впрочем, он был милым. И нетерпеливым… слишком нетерпеливым.

— Да. Чудак. Зануда. Из тех парней, которых девушки любят изводить.

— Совершенно точно. Из тех, кого унижают, — сказала Лили. — Но мы были друзьями. И когда мне что-то нужно было сделать — ну, ты знаешь, помочь с ремонтом или что-то починить, — я звонила Уолтеру и он бросал все свои дела и спешил ко мне. Я принимала это как должное. Он постоянно находился рядом, и я думала, что так будет всегда.

— Почему он стал копом?

— Потому что мог им стать. Эту работу можно получить, если ты способен пройти тест, а у твоей семьи есть связи. Он блестяще сдал тесты, и у него были связи.

— Петти был хорошим полицейским?

— Он совершенно не умел носить форму, — сказала она. — Ему не хватало… холодной точки. Или горячей точки. Не знаю, как это выразить. Он не умел давить на людей — ты должен это хорошо понимать.