Опомнившись, она тоже расхохоталась, представив, как ее приключения выглядели с берега. Кьяри — благослови его Господь! — сжимал ее в объятиях, вселяя в нее столь нужные силу и спокойствие. Николь мимолетно поцеловала его, а он ответил ей крепким объятием.
— Господь всемогущий, — дрожащим голосом проговорила Николь, — вы видели это чудище?!
— Впечатляет, — заметила Хана.
— У них есть акулы, — сказал Кьяри, отпуская Николь.
Хана пренебрежительно фыркнула и задумчиво вымолвила:
— Или касатки. Киты-убийцы.
— Разумные? — Кьяри уловил ее намек.
— Трудно сказать, комиссар, но я впервые увидела морскую тварь с такой выразительной физиономией.
— Ты чересчур антропоморфна.
— Быть может. Но все же было бы любопытно узнать.
Пейзаж снова сменился. Их обступили горы с заснеженными вершинами, сверкающими в лучах закатного солнца, словно бриллианты, воздух задрожал от гула далекой лавины. Затем крупным планом появился лес. Буйная растительность самых причудливых видов и цветов вызвала у землян единодушный вздох изумления. Деревья, точнее, их инопланетные аналоги, вздымались в вышину, порождая на земле вечные сумерки. Повеяло тысячами ароматов, не все из которых оказались приятными, но не было ни малейших признаков животной жизни. Николь оттолкнулась от палубы, но ударилась о потолок, не долетев даже до нижних ветвей. Теперь прямо на глазах началась смена времен года. Листья вспыхнули красками, разнообразием и яркостью затмевая осенние пейзажи Новой Англии, родины Николь, затем землю окутал снег. И хотя на ветках не осталось ни единого листочка, разглядеть небо по-прежнему не удавалось. Лес сменился глухой пустыней, затем водопадом, ниспадавшим с величественного утеса на многие мили вниз. Видели они полярные шапки и остров, заросший экваториальными джунглями. Даже Кьяри забылся в этом фейерверке открытий, увлеченный уникальной возможностью исследовать совершенно незнакомую планету. Потеряв счет времени, они пристально вглядывались в каждый образ, возбужденно перекликаясь и обмениваясь впечатлениями.
— Прямо «Клуб кинопутешественников», — заметил Андрей, когда ревущий буран согнал их в кучу.
— Ладно тебе, ворчун, — огрызнулась Хана, — пусть мы видим то, что нам показывают они, все равно узнаем много нового.
— Да, они весьма откровенные режиссеры, — согласился Андрей. — Но не забывай, Хана, я — дитя общества, где контроль государства над информацией считался задачей первостепенной важности. В итоге мы становились настоящими экспертами подтекста.
Что мы наблюдали, в сущности? Дикие края. Или, скажем, парки. Но ни разу не было ясных ночных небес, когда их ничто не заслоняло от взора — следовательно, не догадываемся, где находится их планета. Мы ни разу не видели их луну. Имеется ли у них таковая? Две? Или ни одной? Где и как они живут? Есть ли у них города, научные центры, производственные мощности? Нас познакомили с планетой, но отнюдь не с обществом.
— Не совсем, — ответила Николь. — Если предположить, что они не подтасовывают информацию, то воздух у них чистый. Мы не видели дымки, которая свидетельствовала бы о загрязнении воздуха продуктами сгорания тепловых электростанций. Воздух у них куда свежее, чем на Земле.
— Ну и с какой целью они это делают? — вслух размышлял Андрей.
— С целью проверки.
— В каком смысле, Бен?
— Представьте, что вы взяли на борт четверых чужаков, представителей незнакомой цивилизации примерно того же уровня развития. Вам непременно захочется выяснить, что они за люди. И вы выпускаете их на своеобразную игровую площадку. Как они будут реагировать на ситуации, в которых окажутся, как будут взаимодействовать? Есть ли у них жесткая иерархия, или поступают кто во что горазд? Дайте им возможность поиграть достаточно долгое время, чтобы они утратили бдительность, и увидите, каковы они на самом деле. Если они не забудут про осмотрительность, это тоже ответ на вопрос.
— Интересно, как мы себя зарекомендовали? — спросила Николь больше у себя самой.
Картина сменилась, снова явив взору морской пейзаж, хотя и не тот, что вначале. Солнце низко висело над морем на небосклоне, который следовало бы назвать «западным», окрасив горизонт в красные, оранжевые и изумрудно-зеленые тона. Небо было не таким синим, как на Земле; когда солнце стояло высоко, небо выцветало почти до белизны. Вглубь, к югу, простиралась плоская равнина, но с противоположной стороны вздымался исполинский обрывистый утес. К вершине его вела извилистая тропка, врезавшаяся в склон, наверху она наверняка обрывается, точь-в-точь как кроны деревьев. Из небытия вдруг возник костер, угнездившийся под прикрытием невысокой скалы, защитившей землян от свежего вечернего бриза, и они сгрудились вокруг огня, радуясь фантомному теплу. Хана принялась восхвалять проекционную аппаратуру, а Николь с благодарностью поймала взгляд Кьяри, послав ему безмолвную команду. Комиссар тотчас же покинул их, чтобы через минуту-другую вернуться с инструментами.
— Костер, закат, море… — промолвила Николь, настраивая гитару. — Грех упускать подобную возможность.
Все улыбнулись и удобно расположились на мягких кушетках, расставленных по комнате и замаскированных голографическим полем под горки и песчаные холмики. Хана пристроилась под бочком у Николь, а Кьяри держался поодаль. Андрей вытянулся на песке у костра, устремив взгляд в темнеющие небеса.
Кьяри начал с Партиты номер три, и Николь быстро подладилась под него. От Баха плавно перешли к Моцарту, а затем Николь сбила лирический настрой, заиграв рок-н-ролл — самую буйную, самую низкопробную песню, какая пришла в голову. Хана тотчас же сорвалась с места, пустившись в неистовый пляс, зависнув над Андреем и потянув его за собой. Солнце коснулось горизонта, утроившись в размерах благодаря атмосферному параллаксу, над океаном плыли далекие облака, словно охваченные огнем. И настолько иллюзорным было это мгновение, что Николь даже глазом не моргнула, когда перед ней вдруг появился смеющийся Поль, зааплодировавший ее выступлению, насмешливо изогнувший брови, словно предупреждая, что не стоит принимать рукоплескания близко к сердцу. Ее совесть в облике Паоло. Он любил океан не меньше Николь, хотя вечно сетовал, что и американские пляжи, и блуждающие по ним женщины куда скучнее и добропорядочнее, чем у него на родине, в Рио-де-Жанейро. В прошлом году отца Поля назначили послом в Бразилию, и они вдвоем навестили его во время отпуска. «Как, ну как мне сообщить ему, что Паоло погиб?!» — подумала Николь, с помощью песни Лайлы скрывая подступившие слезы. Поль познакомил ее со всеми своими любимыми местечками, и к концу двухнедельного визита она стала такой же раскованной и вольной, как любая carioca. Перемена поразила обоих, поскольку ни один из них не подозревал в ней подобных способностей.
Теперь настала очередь Кьяри — он заиграл тихую, горестную народную песню, в которой говорилось о ньюфаундлендском моряке, забравшемся далеко от родины в чужие моря, и о том, как его снедают мечты о неоткрытых землях и тоска по близким. Андрей знал слова, и от его чистого голоса, зазвеневшего в вечернем воздухе, у Николь побежали мурашки. Солнце зашло, небо превратилось в бархатный купол над их головами, и Николь впервые узрела звезды чужой планеты. На песок легли двойные тени — отброшенные светом костра и взошедшей на востоке полной луны. Она казалась крупнее, чем земная — то ли благодаря своей величине, то ли из-за более низкой орбиты; и то, и другое означает, что приливы на планете очень сильны. Опустив глаза от рябого лика чужой луны, Николь обнаружила тени, которых не было прежде. Не менее двух десятков чужаков, большая часть уцелевшей команды, расположились вдоль стены — стоя, сидя, парами, тройками. Наблюдая за землянами, они прислушивались к концерту-импровизации. Как только Кьяри умолк, Николь завела старинный шотландский рождественский гимн «Вассаил» — наверное, самую необузданно-веселую, добродушную и просто глупую песню в мире. Как Николь и надеялась, гимн закончился невпопад, в четырех разных тональностях, а исполнители хохотали как припадочные.
