— Майор…
— Старлей, вам однажды уже преподнесли урок о вреде самоуверенности; гарантирую, что второй раз будет менее приятен. И генерал Кэнфилд вам не поможет. Говорят, что вы феномен — так докажите.
— Есть, мэм.
Экран померк, и Николь потерла виски ладонями. «Ах ты, дура, тупица, идиотка!» — эти слова были самыми нежными из тех, которыми она нещадно ругала себя.
— Вам надо отключить оружейный пульт и поставить систему управления в автоматический режим, — спокойно сказал Кьяри, потянувшись за инструкцией. Николь машинально кивнула. — Пушки я возьму на себя, а вы — все остальное.
Когда с процедурой проверки было покончено, Кьяри оттолкнулся от кресла и поплыл по коридору в «домашнюю» Карусель. Николь же осталась на темном мостике, устремив взгляд на горящие за иллюминаторами звезды. Ее окружало полнейшее безмолвие. Даже шелест воздухообменников различался с трудом, хотя датчики сообщали, что работают они безупречно. Вдали вызрела светлая полоска. Николь невольно затаила дыхание, когда над горизонтом медленно, величественно взошла полная Земля — яркая, голубая и самая прекрасная на свете.
Николь уже пять месяцев не ступала на ее поверхность, а дома не была и того больше. Родители ради нее решили отпраздновать Рождество заранее, заодно с Днем Благодарения. Потому что настоящее Рождество Николь встретила уже на Луне.
Дом ходил ходуном от гостей — родные, друзья, люди, которых она знала и любила всю свою жизнь; кое с кем она давненько не виделась. А вот бабушку уже не увидит никогда.
Однако к субботе постоянные увеселения начали раздражать Николь. Ей было гораздо уютнее в горах или у океана, чем посреди большого города, в котором прошли ее детские годы. Привычка к одиночеству сыграла не последнюю роль в выборе пути космопроходца. К исходу недели она больше всего мечтала хоть немного побыть вдали от всех. Рано утром, еще до рассвета, она крадучись выскользнула через заднее крыльцо и направилась к берегу, радуясь, что ушла незамеченной. Но ошибалась.
Конал Ши нашел дочь на гребне исполинской дюны. Николь смотрела вдаль. Оба любили бывать здесь, перед бескрайним Атлантическим океаном. Когда отец со вздохом опустился рядом, Николь с удивлением посмотрела на него, словно очнулась от раздумий.
— Папа, — вместо приветствия обронила она.
— Видел, как ты удрала, — ответил он на невысказанный вопрос. — Думал, в компании веселее.
— Да ни фига подобного, — фыркнула она, качнув головой в сторону дома. — Ой, папочка, извини, я вовсе не то…
— Ты не сказала ничего оскорбительного. Кроме того, я имел в виду вовсе не ту компанию.
Они немного помолчали. Отцу было что сказать, но Николь не знала, как сломать стену молчания. И в который раз пожалела, что не обладает даром Поля да Куны непринужденно вести беседу. Трудностей в общении со знакомыми Николь не испытывала и научилась не смущаться перед незнакомцами, когда разговор касался общих тем, но как только речь заходила о личном, Николь замыкалась. Крайняя застенчивость. Просто нелепость какая-то, ведь ее отец — адвокат, а мать — всемирно известная писательница, и оба с честью выйдут из самой щекотливой ситуации. Но Николь это умение почему-то не передалось. Родители считали, что рано или поздно оно придет, но Николь не разделяла этого мнения.
— Ты будешь скучать по этим краям, Николь? — спросил отец.
— Да, — задумчиво ответила она. — По-моему, больше всего на свете. Там, где я окажусь, ничего подобного и быть не может. В последнем постановлении о бюджетных отчислениях на лунную программу выделены средства на расширение системы парков до пяти акров. Нет, папа, ты только подумай — пять акров на всю Луну!
— Не ерничай, милая. Когда я был мальчишкой, о парках там и не мечтали. Да и базы да Винчи не было; как не было и Коперника, и вообще ни одного человека за пределами земной орбиты.
— Но времена, кажется, меняются.
— Несомненно. И Дилан дожил до них. Там по-прежнему заправляет Джудит Кэнфилд, а?
— Угу. С таким организмом она, похоже, бессмертна.
— Детка, не хами.
Хмыкнув, Николь покачала головой.
— Это шутка лишь отчасти. Бионика дает ей реальные преимущества перед нами, чисто органическими созданиями.
— Будь у нее выбор, — отец словно предостерегал дочь, — она наверняка предпочла бы обратное.
— Извини, пап. Я не имела в виду ничего дурного. Я даже не знала, что вы были знакомы.
— Давным-давно, — решительно заявил отец, давая понять, что разговор на эту тему окончен. — Я обеими руками за юношеский максимализм, но в данном случае ты не имеешь права ее осуждать.
Снова воцарилось молчание. Поблизости кружили чайки, визгливо бранясь из-за добычи. Уже рассвело, но солнце еще не выглянуло, и Кон пожалел, что не надел свитер поплотнее. Сиобан убьет его, если он подхватит насморк и испортит поездку в Нью-Йорк.
— Николь, тебе не страшно?
— Вот еще! Просто окоченела.
— А ты уверена, что не передумаешь?
— Чертовски подходящий момент, чтобы пойти на попятную, а?
— Лучше сейчас, чем в Дальнем космосе.
— Знаешь, пап, когда НАСА только-только зарождалось, люди называли космос последним форпостом. Таким он для меня и остался. Я должна знать, что там и кто там! Этот вызов я не могу не принять. Хоть мои слова и кажутся безумными, но там мой дом. Господи, сумасшествие какое-то!
— Понимаю. Наша семья всегда была легка на подъем.
— Мама вчера вечером плакала.
— Боюсь, уже не первый раз. Николь изумленно воззрилась на отца.
— Но она ни разу не показала, что так огорчена! Ни в письмах, ни в телефонных разговорах!
— Это понемногу накапливалось в нас. Никки, — он вдруг назвал ее как в детстве, — как это ни парадоксально, мы с матерью, профессионалы слова, чаще всего теряемся, когда речь идет о тех, кого мы любим. Мы очень гордимся тобой, твоими достижениями — и все-таки не хотим, чтобы ты нас покидала.
— Я ведь уезжала и прежде. Я вернусь. Отец покачал головой.
— В лучшем случае увидеть тебя воочию, а не на экране, коснуться и обнять раньше чем через шесть лет нечего и думать. А если тебя пошлют в экспедицию за пределы Системы, то свидеться нам больше не суждено, даже несмотря на двигатель Бомэ.
— Я… я ни разу не думала об этом.
— Откровенно говоря, мы тоже. — Отец тяжело вздохнул, и Николь заметила, что голос его слегка дрожит. — А теперь мы думаем об этом постоянно. Последнюю неделю я до мельчайших подробностей вспоминал свои поступки и разговоры с тобой. А порой и то, что не имеет к тебе прямого отношения. Все свои решения — и хорошие, и дурные. И личность, которую они в тебе воспитали.
— Не пойму — я не оправдала твоих надежд? — негромко вымолвила она.
— Боже милостивый, как раз наоборот! — отец криво усмехнулся. Николь уже видела эту усмешку в суде, в тех редких случаях, когда ей позволяли поглядеть на его выступления перед присяжными. — Мы с твоей матерью вдруг отчетливо осознали все упущенные возможности побыть вместе.
— Но восполненные теми минутами, когда мы были рядом, — возразила Николь.
— Очень разумно, — улыбнулся отец. — Однако я говорю об эмоциях, а они зачастую не поддаются логике.
Вдруг над горизонтом вспыхнула полоска света — настолько ослепительная, что Николь пришлось зажмуриться. Когда перед глазами перестали плавать радужные пятна, солнце прочно обосновалось на небосводе. Отец негромко рассмеялся, словно собственным мыслям. Потом шмыгнул носом, и только тогда Николь поняла, что он плачет. Она потрясенно молчала.
— Я всего лишь человек, Николь, — наконец проговорил он. — И меня страшит мысль потерять самое дорогое. Старое присловие гласит: «Что имеем — не храним, потерявши — плачем». И людей мы начинаем ценить, когда теряем их. Я думал, что усвоил этот урок много лет назад. Но я ошибался.
— Папа… — и снова голос отказал Николь. Впервые она видела отца таким незащищенным. Лучше бы он был сильнее духом. Николь лепила себя по его образу и подобию, сегодняшняя сцена ее немало смутила. И какое отношение к ее будущему имеют эти таинственные упоминания о прошлом?