Руфус Доуз странно вскрикнул и умолк, съежившись и притихнув. Его товарищи, услышав его крик, в котором были и гнев, и отчаяние, ожидали, что он вырвет цветок у Фрера или набросится на него. Быть может, у Доуза и было такое намерение, но он сдержался. Можно было подумать, что в этой розе, которую он так бережно хранил на груди, таилась какая-то колдовская сила. Он не отрываясь смотрел на цветок, в то время как Фрер крутил и вертел его своими сильными пальцами.

– Роза в петлице – это то, что нужно джентльмену! Уж не собираетесь ли вы, мистер Доуз, пойти на воскресную прогулку со своей возлюбленной?

Партия грохнула от хохота.

– Но как же она попала к тебе? – Доуз молчал. – Лучше признайся сразу.

– Нет ответа. Надо развязать язык мистеру Доузу, Троук. Снимай-ка рубашку, приятель. Надеюсь, это верный путь к твоему сердцу – не так ли, ребята?

При столь деликатном намеке на плеть партия снова расхохоталась, и арестанты вопрошающе посмотрели друг на друга. Похоже на то, что вожак «Кольца» мог сплоховать. Именно это и произошло, так как Доуз, бледный и дрожащий, выкрикнул:

– Не бейте меня, сэр! Я поднял цветок во дворе. Он выпал у вас из петлицы.

Фрер улыбнулся, внутренне удовлетворенный результатом своего усмирения. Каторжник, очевидно, сказал правду. У Фрера была привычка носить цветы в петлице, и казалось немыслимым, чтобы цветок попал к арестанту каким-то иным путем. Если бы это была щепотка табаку, бдительный комендант мог бы (уличить многих арестантов, способных пронести табак в тюрьму. Но кто бы стал подвергать себя опасности порки ради такой бесполезной вещи, как цветок?

– Смотри больше не подбирай цветов, Джек, – сказал он. – Мы их выращиваем не для твоей забавы.

И, презрительно швырнув цветок за изгородь, Фрер удалился.

Арестанты, на время предоставленные самим себе, смотрели на Доуза. Крупные слезы тихо катились по его лицу, и он стоял, точно во сне, не отрывая глаз от стены. Они посмеивались. Один из парней, более жалостливый, чем другие, подмигнул и постучал пальцем по лбу.

– Он тронулся, – сказал этот добряк, который никак не мог взять в толк, зачем нормальному арестанту цветок. Доуз очнулся от своего забытья и вспыхнул от смущения под насмешливыми взглядами товарищей.

– Да, сегодня покончим с этим, – шепнул он Муни, и радостная улыбка озарила лицо слепца.

После истории с табаком Доуз и Муни были посажены в новую тюрьму вместе с арестантом по имени Бленд, который уже дважды делал неудачную попытку покончить с собой. Когда старик Муни, испытавший уздечку-кляп, стал сетовать на горькую свою судьбу, Бленд открыл им – свой план, который по крайней мере двоим из них принес бы желанный исход. То был отчаянный план, и к нему прибегали от полной безнадежности, как к последнему средству. У «Кольца» существовал обычай, его члены давали друг другу клятву действовать сообща, не отступать, помогать товарищу, если он попросит помощи.

Этот замысел, как и все большие идеи, был весьма прост. В тот вечер, когда дверь камеры была надежно заперта и появления дежурного надзирателя можно было не ждать по крайней мере в течение часа, Бленд вынул соломинку и протянул ее товарищам. Доуз взял ее и, разломив на три неровные части, отдал их Муни.

– Самая длинная пусть будет той самой, – сказал слепой. – Давайте, ребята, запускайте лапу в мешок счастья.

Они должны были тянуть жребий, чтобы узнать, кому же судьба подарит избавление. Доуз и Бленд молча вытянули каждый свою соломинку и посмотрели друг на друга. Самая «счастливая» осталась в мешке. Рука у Бленда дрожала, когда он сравнивал длину своей соломинки с соломинкой Доуза. Наступило минутное молчание, белки глаз слепого гневно сверкнули во мраке, будто в эту страшную минуту глаза его что-то разглядели.

– Самая короткая у меня, – сказал Доуз. – Значит, ты, Бленд, должен помочь ему.

– Вот хорошо! – сказал Муни.

Бленд, напуганный таким поворотом судьбы, с проклятьем растерзал свою соломинку и в панике стал кусать себе пальцы. Муни растянулся на нарах.

– Ну, давай, дружище, – сказал он.

Бленд трясущейся рукой вцепился в рукав Доуза.

– Ты смелее меня, – шепнул он. – Давай ты.

– Нет, нет! – ответил Доуз, почти такой же бледный, как и его товарищи. – Я честно тянул жребий. Ведь ты же это сам предложил.

Малодушный Бленд, понадеявшись на свою удачу, угодил в ловушку, поставленную им для других, и теперь он сидел, раскачиваясь из стороны в сторону, обхватив голову руками.

– Бог мой, не могу я, – шептал он, подняв белое, взмокшее лицо.

– Чего же ты ждешь? – спросил «счастливец» Муни. – Давай, я готов.

– Я… я подумал, что ты за-за-хочешь… помолиться перед смертью, – проговорил Бленд.

Это предложение, казалось, отрезвило старика, слишком окрыленного своей удачей.

– О, помолиться! – сказал он. – Хорошая мысль! И он встал на колени; прикрыв рукой глаза, словно ослепленный светом, невидимым для других, он молча шевелил губами.

Тишина была нарушена шагами надзирателя в коридоре. Бленд обрадовался этому как помехе для совершения «темного дела», которого он так боялся.

– Надо подождать, пока он уйдет, – поспешно прошептал Бленд. – Он ведь может заглянуть сюда.

Доуз кивнул, а Муни, чуткое ухо которого очень точно определило момент приближения тюремщика, с сияющим лицом поднялся с колен. В дверях показалась хмурая физиономия Гимблета.

– Все в порядке? – спросил он, как показалось нашей троице, не столь сердито, как обычно.

– Все в порядке! – послышалось в ответ, и Муни добавил:– Спокойной ночи, мистер Гимблет!

«Интересно, с чего это старик такой веселенький?» – подумал Гимблет, проходя в соседний коридор.

Не успели еще замереть звуки его удаляющихся шагов, как двое менее удачливых участников жеребьевки услышали глухой звук разрываемой шерстяной ткани. Это «счастливец» отрывал кромку от своего одеяла.

– Сойдет, – сказал он и потянул ее руками, проверяя на прочность. – Я ведь старый человек.

Возможно, что он мысленно примеривался к глубине пропасти, в которую должен был спуститься на этом обрывке одеяла.

– Давай, Бленд, держи конец. Ты где? Не бойся, парень. Я быстро отпущу тебя.

В камере было теперь совершенно темно, но даже в этом мраке лицо Бленда было похоже на белую маску. Доуз пожал руку своего счастливого товарища и отодвинулся в самый дальний угол камеры. Бленд и Муни некоторое время занимались витьем веревки, словно они замыслили побег с ее помощью. Тишина нарушалась только судорожным побрякиванием кандалов – это Бленд дрожал от страха. Наконец Муни заговорил, но каким-то странным, мягким и приглушенным голосом:

– Доуз, дружище, как ты думаешь – рай существует? – Я знаю, что существует ад, – не поворачивая головы, отозвался Доуз.

– Значит, и рай тоже, дружище. Мне кажется, я попаду туда. Уж ты-то наверняка попадешь туда, старина, потому что был добр ко мне, да поможет тебе господь за это.

Утром, когда Троук вошел в камеру, он сразу понял, что произошло, и поторопился убрать тело задушенного Муни.

– Мы бросили жребий, – сказал Руфус Доуз, указывая на Бленда, притаившегося в углу подальше от своей жертвы, – он должен был задушить его. – Я – свидетель.

– Тебя за это вздернут, – сказал Троук.

– И слава богу, – ответил Доуз.

План спасения, придуманный каторжниками, был проще простого. Трое сидящих вместе в камере бросали жребий, чтобы решить, кто должен умереть. Вытянувший самую длинную соломинку – «счастливец», его убивали. Следующая по длине соломинка доставалась убийце. Его повесят. Третий, невезучий, являлся свидетелем. У него тоже была надежда, что его могут повесить, однако судьба его была еще неопределенной, и посему он считал себя несчастным.

Джон Рекс был неприятно поражен, увидев, что в гостинице «Джордж» все ждали его августейшего прибытия. Расторопный слуга подхватил его пальто и саквояж, даже сам хозяин приветствовал гостя в дверях А из кофейни вышли два морских офицера, чтобы взглянуть на него.