Рик лежал рядом с ней, тихо дыша в темноте. Какая-то часть ее сознания любила Рика. Он был самым мягким из всех, и иногда она позволяла себе думать, что и ему она нравится, может быть, совсем немного, потому что он бил ее не так уж страшно. Разумеется, ей приходилось повиноваться — ведь его ярость ничуть не уступала ярости Билли, и потому она старалась изо всех сил вести себя хорошо в его присутствии. Часть ее знала, что это глупо, но теперь реальность определялась другими людьми. И она была свидетельницей последствий настоящего сопротивления. После одной особенно плохой ночи Пэм прижалась к ней и шепотом рассказала о своем желании убежать. Позднее Дорис молила Бога, чтобы он помог ей скрыться, думала, что все-таки есть надежда, но нет, скоро Пэм втащили сюда, а их заставили тут же, рядом, смотреть за тем, как она умирает. Она наблюдала, беспомощно глядя на Пэм, а они проделывали с ней все, что только могли вообразить. Дорис видела, как гасла ее жизнь, как от удушья содрогалось ее тело, а мужское лицо безжалостно смеялось в дюйме от лица девушки. Единственным смелым поступком Дорис, неосознанным сопротивлением, было то, что она причесала волосы своей подруги, с благодарностью вспоминая о том, что мужчины этого не заметили, причесывала, не переставая плакать, надеясь, что Пэм каким-то образом узнает, что кто-то заботится о ней, пусть даже после смерти. Однако, даже делая это, Дорис чувствовала бессмысленность своего поступка и потому плакала еще больше.

В чем она провинилась? — думала Дорис, неужели она оскорбила Бога так серьезно, что ее жизнь превратилась в ад? Разве может хоть какое-то живое существо заслужить такое?

— Я поражен, Джон, — произнес Розен, глядя на своего пациента потрясенным взглядом. Келли со снятой рубашкой сидел на столе, предназначенном для медицинских осмотров. — Как ты сумел добиться этого?

— Заплывы на пять миль, для того чтобы разработать плечи. Это лучше, чем упражнения с тяжестями, но и ими я, тоже занимался, по вечерам. Немного бега. Примерно то же самое, что я привык делать раньше.

— Мне бы такое давление, — улыбнулся хирург, снимая манжету. С утра у него была трудная операция, но он оставил время для своего друга.

— Тренируйся, Сэм, — в свою очередь улыбнулся Келли.

— Не хватает времени, Джон, — ответил хирург — не очень убежденно, подумали оба.

— Врач должен заботиться о своем здоровье.

— Это верно, — согласился Розен. — А как дела в остальном? Вместо ответа Келли только взглянул на хирурга. В его глазах не было ни улыбки, ни озабоченности — всего лишь бесстрастие, по которому Розен все понял. Он попытался снова:

— Есть старинная поговорка: прежде чем начинать мстить, выкопай две могилы.

— Только две? — улыбнулся Келли. Розен кивнул.

— Я тоже читал отчет о посмертном вскрытии. Значит, мне не удастся отговорить тебя?

— Как поживает Сара?

Розен понял, что Келли хочет изменить тему разговора.

— Ушла с головой в свой проект. Она так им захвачена, что без конца только о нем и говорит. Очень интересно.

В этот момент в комнату вошла Сэнди О'Тул. Келли поразил обоих медиков, схватив майку и стыдливо закрыв ею грудь.

Медсестра рассмеялась. Ее примеру последовал и Сэм. Он лишь теперь понял, что Келли действительно готов к той операции, которую планировал. Отличная физическая подготовка, холодный серьезный взгляд, который становился веселым, когда ему хотелось этого, Словно хирург перед ответственной операцией, подумал Розен. Как ни странно, чем лучше он узнавал Келли, тем больше удивлялся его интеллекту.

— Ты выглядишь удивительно для парня, которого ранили всего несколько недель назад, — заметила О'Тул, дружески глядя на Келли.

— Здоровый образ жизни, мадам. За тридцать с лишним дней только одна банка пива.

— Миссис Лотт пришла в себя, доктор Розен, — сообщила медсестра, поворачиваясь к хирургу. — Ничего необычного; по-видимому, у нее все в порядке. Ее муж заходил взглянуть на супругу. По-моему, с ним тоже все в порядке. Вообще-то я начала беспокоиться.

— Спасибо, Сэнди.

— Ну что ж, Джон, ты тоже выздоровел. Надевай рубашку, а то Сэнди начинает смущаться, — усмехнулся Розен.

— Где тут можно поесть? — спросил Келли.

— Я сам показал бы тебе, но у меня консилиум через десять минут. Может быть, Сэнди? Она посмотрела на часы.

— Да, мне ленч тоже не противопоказан. Ты готов рискнуть и отведать больничной пищи или хочешь поесть в городе?

— Вы мой гид, мадам.

Сэнди провела его в кафетерий, где подавали пресную больничную пищу, но там можно было добавить к ней соль и прочие специи по желанию. Келли выбрал блюда, удовлетворяющие аппетит и даже полезные, чтобы компенсировать отсутствие вкуса.

— У тебя много работы? — спросил он, после того как они сели за стол.

— Как всегда, — отозвалась Сэнди.

— Где ты живешь?

— Неподалеку от бульвара Лох-Рейвен, у самой границы графства. — Келли видел, что она не изменилась. Сэнди О'Тул не жила, а функционировала, причем весьма успешно, однако пустота в ее жизни качественно мало отличалась от его пустоты. Разница состояла лишь в одном: он мог сделать что-то, а она — нет. Сэнди стремилась к человеческому теплу, она сохранила умение смеяться, но горе одолевало ее на каждом шагу. Какая это мощная сила — горе. У него было огромное преимущество — он мог найти врагов и устранить их. Бороться с тенью было намного труднее.

— У тебя, как и у большинства здесь, секция в общем доме?

— Нет, это старое бунгало, или как там называют такие дома, — большой двухэтажный дом на половине акра. Между прочим, ты напомнил мне, — добавила она, — что в уик-энд нужно непременно покосить траву на участке. — И тут она вспомнила, как любил этим заниматься Тим, он решил уйти из армии после второго срока во Вьетнаме, получить адвокатский диплом и вести нормальную жизнь — всего этого его лишили маленькие желтые люди в далекой стране.

Келли не знал, о чем она думает, но этого и не требовалось. Перемена в выражении ее лица, то, как стих голос, — все это было красноречивее слов. Как подбодрить ее? Такой вопрос был для него странным, принимая во внимание его планы на ближайшие недели.

— Ты так хорошо ко мне относилась, пока я лежал здесь. Спасибо тебе.

— Мы стараемся ухаживать за нашими пациентами, — улыбнулась Сэнди. Улыбка была непривычной на ее лице.

— Девушка с таким прелестным лицом должна делать это чаще, — заметил Келли.

— Что именно?

— Улыбаться.

— Но это непросто, — ответила Сэнди. Улыбка исчезла с ее лица.

— Да, я знаю. Но однажды мне все-таки удалось даже рассмешить тебя, — сказал Келли.

— Просто ты застал меня врасплох.

— Это из-за Тима? — спросил он внезапно. Вопрос его потряс Сэнди. Разве об этом говорят?

Несколько секунд она пристально смотрела в глаза Келли.

— Я не понимаю тебя.

— Кое в чем это легко, а кое в чем — трудно. Самое трудное, — Келли как бы думал вслух, — понять, почему людям это необходимо, почему они вообще так поступают. Все сводится к тому, что есть плохие люди и кто-то должен поставить преграду на их пути, заняться ими, так как, если ты не сделаешь этого, наступит день, когда они займутся тобой. Можно попытаться не обращать на них внимания, но это вряд ли кончится добром. А иногда ты видишь то, мимо чего просто не можешь пройти. — Он наклонился вперед, подбирая слова:

— Ты видишь много плохого, Сэнди. Я видел вещи похуже. Мне приходилось наблюдать за тем, как люди…

— Это причина твоего кошмара? Келли кивнул.

— Совершенно верно. В ту ночь меня чуть не убили.

— А что было…

— Тебе лучше этого не знать, честное слово. Я хочу сказать, у меня вообще не укладывается в голове, как люди способны на подобное. Может быть, они верят во что-то, верят настолько, что забыли, как важно оставаться людьми. Возможно, они так стремятся к какой-то цели, что им на все наплевать. А может, с ними что-то неладно, что-то случилось с их мышлением и действиями. Но они живут и действуют в реальном мире. Кто-то должен остановить их. — Даже если ты знаешь, что из этого ничего не выйдет, не решился добавить Келли. Как объяснить ей, что ее муж погиб в никому не нужной войне?