Послышалась новая команда, и солдаты отошли от своих жертв. Закариас почувствовал еще один, уже последний пинок. По его лицу текла кровь, один глаз почти закрылся, грудь разрывали боль и кашель, но он все еще был жив, все еще оставался американцем и сумел пережить еще одно испытание. Он посмотрел на капитана, командующего солдатами. На лице вьетнамского офицера была видна ярость, в отличие от солдата, сделавшего несколько шагов назад. Интересно, почему? — подумал Закариас.

— Поднять их! — выкрикнул капитан. Оказалось, что два американца потеряли сознание, и понадобилось по два солдата, чтобы поставить их на ноги. Да, это лучшее, что он мог сделать для своих солдат. Еще лучше было бы убить американцев, но приказ, полученный капитаном, запрещал это, и он знал, что его армия не терпит неповиновения.

Закариас смотрел теперь в глаза мальчишки, избивавшего его. В них не было никаких чувств, но Закариас продолжал смотреть, и в его глазах тоже отсутствовали чувства. Это было маленькое и очень личное испытание воли каждого. Ни один не произнес ни единого слова, хотя оба тяжело дышали — мальчишка от напряжения, а Закариас от боли.

Хочешь когда-нибудь снова попробовать? С глазу на глаз, как мужчина с мужчиной. Думаешь, сумеешь справиться, сынок? Ну, ты получил удовольствие? Почувствовал себя более взрослым, парень? Не испытываешь стыда? Ты можешь притворяться сколько угодно, но ведь мы оба знаем, ты и я, кто победил в этом раунде, верно? Солдат подошел к американцу, не сводя с него бесстрастного взгляда, и крепко стиснул руку, стараясь лишить его свободы движений. Закариас понял, что одержал верх. Мальчишка по-прежнему боялся его, несмотря ни на что, ведь американец был одним из тех, кто летал в небе, — да, его ненавидят, но одновременно и боятся. Пытки — оружие трусов, в конце концов, и те, кто прибегал к ним, знали это ничуть не хуже тех, кто им подвергался.

Закариас пошатнулся и едва не упал. Ему трудно было стоять в таком положении, он не мог поднять голову и не видел грузовика, что стоял всего в нескольких футах. Это был видавший виды русский грузовик с сеткой поверх кузова. Ее назначение — не дать пленникам бежать и в то же время позволить всем их видеть. Их куда-то отправляли. Закариас не имел представления, где он находится, а потому вряд ли мог думать о том, куда их отправляют. Впрочем, трудно найти место хуже того, где он находился все это время, а ведь он сумел выжить здесь каким-то образом, сказал себе Закариас, когда грузовик тронулся с места. Лагерь исчез в темноте, и вместе с ним осталось позади самое тяжелое испытание в жизни полковника. Он наклонил голову и прошептал благодарственную молитву, за которой последовала — впервые за последние месяцы — молитва о спасении, в какой бы форме оно ни явилось.

— Это дело ваших рук, мистер Кларк, — сообщил Риттер, отведя, наконец, взгляд от положенной телефонной трубки.

— Так уж все случилось, сэр. Я не предполагал сделать это.

— Да, верно, но вместо того чтобы убить русского офицера, вы взяли его с собой. — Риттер посмотрел на адмирала Грира. Келли не заметил кивка, изменившего всю его жизнь.

— Жаль, что Каз так и не узнал об этом.

— Итак, что им известно?

— Ксанта находится у них, в тюрьме графства Сомерсет. Что она знает? — спросил Шарон. Здесь же сидел и Тони Пиаджи. Эти двое встретились впервые. На этот раз местом встречи была выбрана уже оборудованная лаборатория в восточном Балтиморе, готовая начать действовать. Лейтенант Шарон, начальник отдела по борьбе с наркотиками, пришел к выводу, что на этот раз — и только на этот — разговор с двумя деятелями наркобизнеса явится безопасным.

— Это большая неприятность, — заметил Пиаджи. Его слова показались собеседникам излишне легковесными, пока он не продолжил:

— Но мы справимся с ней. Прежде всего надо позаботиться о поставке товара моим друзьям.

— Мы потеряли двадцать кило, приятель, — мрачно бросил Таккер. Теперь он ощущал страх. Где-то там, на улицах города, таилась смертельная опасность. У него были все основания для страха.

— У тебя есть еще?

— Да, я держу десять у себя.

— Держишь дома? — изумленно спросил Пиаджи. — Боже мой, Генри!

— Эта сука не знает, где я живу.

— Но ей известно твое имя и фамилия, Генри. Обладая такой информацией, полиция может добиться многого, — сказал Шарон. — Как ты думаешь, черт побери, почему я не допускал своих сотрудников к твоей организации?

— Нам придется всю ее перестроить, — спокойно заявил Пиаджи. — Мы справимся с этим, верно? Нужно действовать, но действовать осмотрительно. Генри, твой товар поступает в Америку где-то в другом месте, правда? Ты доставляешь его сюда, а мы переправляем дальше. Так что переместить твою организацию не составит большого труда.

— Но я утрачу свою местную…

— Да насрать на твою местную сеть. Генри! Я возьму на себя систему распределения продукта на всем Восточном побережье страны. Да подумай же, наконец! Ты теряешь сейчас примерно двадцать пять процентов поступающего в страну товара. Мы сможем компенсировать это количество за две недели. Надо мыслить широко, Генри, теперь, когда мы вошли в высшую лигу.

— Тогда нужно замаскировать наши следы, — продолжил Шарон, на которого произвело впечатление будущее, нарисованное Пиаджи. — Ксанта всего лишь один свидетель, к тому же наркоманка. Когда ее задержали, она была в состоянии наркотического опьянения. Ее заявления как свидетеля не произведут большого впечатления, если только у полиции не найдется дополнительного подтверждения. Стоит вам перебраться в другой город, и все будет в порядке.

— Нужно ликвидировать всех остальных, — настоятельно посоветовал Пиаджи. — И как можно быстрее!

— После того как убили Берта, у меня нет надежных людей. Я мог бы привлечь еще кое-кого, есть знакомые парни… — Ни в коем случае. Генри! Нельзя сейчас брать новых людей. Если хочешь, я позвоню в Филли. У нас ведь там двое ребят, которым мы платим и держим наготове, помнишь? — Генри кивнул, и Пиаджи продолжил:

— Но самое главное — наши друзья должны быть довольны. Нам нужно двадцать кило товара. Его надо срочно обработать и расфасовать немедленно.

— Но у меня только десять, — растерянно пробормотал Таккер.

— А вот я знаю, где есть еще несколько кило. Да и вам это известно. Верно, лейтенант Шарон? — Вопрос потряс полицейского, причем настолько, что он забыл рассказать им еще кое о чем.

Наступило время посмотреть себе в душу. Еще никогда ему не доводилось выполнять такого задания по поручению других, разве что во Вьетнаме, но там были совершено иные обстоятельства. Келли пришлось съездить в Балтимор, что являлось крайне опасным. Сейчас у него был полный комплект новых документов, бывший владелец которых умер — но это еще требовалось проверить. Почти с ностальгией он вспоминал то время, когда город был для него разделен на две зоны — одну относительно маленькую и опасную, и другую — намного большую и безопасную. Теперь все изменилось. Полиция знала о нем. Теперь он находился в опасности повсюду. В полиции известно его имя. Скоро они увидят и его фотографию, а это означало, что каждый полицейский патруль — их стало сейчас так много — сможет опознать его. И тогда все будет кончено. В конце Концов, он не мог защищаться от полицейских, не мог позволить себе убить ни одного из них.

А теперь вот это… Сегодня все так запуталось. Не прошло и двадцати четырех часов с того момента, как он увидел лицо своей последней цели, но теперь Келли не знал, кончится ли все это когда-нибудь.

Может быть, было бы лучше, если бы он не ступил на путь мщения, если бы он смирился со смертью Пэм и продолжил свою прежнюю жизнь, терпеливо ожидая, когда полиция закончит расследование. Впрочем, нет, они никогда бы не распутали дело, никогда не нашли бы достаточно времени и сил, чтобы отыскать убийц проститутки. Руки Келли стиснули руль. И тогда ее смерть осталась бы неотомщенной по-настоящему.