— Это уж точно, — согласился Марти Янг.

— А насколько рискованно для нашей страны, если военнопленные в лагере расскажут все, что им известно? — задал вопрос Максуэлл.

Келли не хотелось принимать участия в этой части обсуждения. Опасность для Америки была чем-то, что выходило за пределы его компетенции. Сфера его действий ограничивалась небольшими подразделениями — за последнее время она снизилась даже еще больше — и хотя благополучие и обороноспособность страны основывались в первую очередь именно на таких как он, важные вопросы вроде того, что сейчас обсуждался, требовали кругозора, которым он не обладал. Однако Келли не мог незаметно удалиться, поэтому стоял, слушал и учился.

— Вам нужен честный ответ? — спросил Риттер. — Тогда скажу — никакого риска.

Максуэлл выслушал его со спокойствием, за которым скрывалось негодование.

— Может быть, объясните подробнее, сынок?

— Адмирал, это проблема перспективы. Русские хотят узнать о нас как можно больше, а мы хотим узнать как можно больше о них. Ну хорошо, этот полковник Закариас может рассказать им о планах командования стратегической авиации, а другие военнопленные — о многом другом. Поэтому мы меняем наши планы. Вас беспокоят стратегические соображения, верно? Так вот, начать с того, что эти планы меняются каждый месяц. А во-вторых, неужели вы думаете, что мы когда-нибудь захотим осуществить их?

— Такая необходимость может возникнуть. Риттер сунул руку в карман в поисках сигарет.

— Адмирал, вы хотите, чтобы мы осуществили эти планы? Максуэлл выпрямился.

— Мистер Риттер, я пролетал на своем F6F над Нагасаки сразу после конца войны. Я видел последствия применения атомного оружия, а ведь это была всего лишь небольшая бомба. — Более четкого ответа не требовалось.

— И русские придерживаются такой же точки зрения. Как вам это нравится, адмирал? — Риттер покачал головой. — Они тоже не сумасшедшие. Русские боятся нас еще больше, чем мы их. То, что они узнают от наших военнопленных, даже поможет им отрезветь. Ситуация именно такая, хотите верьте, хотите нет.

— Тогда почему вы поддерживаете нас? Скажите, вы нас поддерживаете?

— Разумеется. — Его голос ясно давал понять, что он считает такой вопрос глупым, и это вызвало негодование у Марти Янга.

— Но почему? — спросил Максуэлл.

— Потому что там наши люди. Мы послали их. Теперь мы обязаны вернуть их обратно. Разве это недостаточно веская причина? Только не говорите мне о жизненно важных интересах государства. Вы можете убедить в этом сотрудников Белого дома, даже конгрессменов, но не меня. Все очень просто — либо вы доверяете своим людям, попавшим в плен, либо нет, — произнес оперативник, уже рисковавший своей карьерой ради спасения иностранца, к которому он даже не испытывал никаких теплых чувств. — Если мы предадим их, если установится такая традиция, то никто не станет помогать нам, и вот тогда нас ждут крупные неприятности.

— Я не могу согласиться с вами, мистер Риттер, — заметил генерал Янг.

— Подобная операция будет направлена на спасение наших людей. Русские поймут это и станут уважать нас. Мы продемонстрируем им, насколько серьезно воспринимаем эту проблему. В результате моя работа станет легче. Мне будет проще вербовать агентов за железным занавесом. У нас будет больше агентов, и, следовательно, мы получим больше информации. Таким образом в ваше распоряжение поступят сведения, в которых вы нуждаетесь, верно? И такая игра будет продолжаться до тех пор, пока когда-нибудь мы не найдем новую игру. — Это было все, в чем нуждался Риттер. Он повернулся к Гриру:

— Когда, по вашему мнению, я должен получить согласие Белого дома?

— Я сообщу тебе. Боб, вот что важно для нас: ты поддерживаешь операцию?

— Да, сэр, — ответил техасец. Он дал согласие на ее поддержку по причинам, которых остальные не понимали, в которые остальные не верили, но были вынуждены согласиться с ними.

— Ну и что? В чем проблема?

— Послушай, Эдди, — терпеливо произнес Тони. — У нашего друга неприятности. Кто-то убил двух его людей.

— Кто? — спросил Морелло. У него было отвратительное настроение. Он только что узнал, что опять не попал в число кандидатов, которые будут признаны новыми полноправными заправилами местного наркобизнеса. И это после всего, что он сделал. Морелло казалось, что его предали. А теперь Тони, вставший на сторону какого-то чернокожего вместо родной плоти и крови — в конце концов они были родственниками, пусть дальними, — теперь этот сукин сын обращается к нему за помощью.

— Мы не знаем этого. Ни его контакты, ни мои ничего не дали.

— Да уж, как-то все слишком хреново! — И Эдди тут же перешел на собственную тему:

— Тони, ведь он пришел ко мне, помнишь? Через Анджело, может быть, Анджело пытался предать нас, но мы прикончили его, верно? Ты не смог бы войти в это дело без меня — и что теперь? Меня отказались признать свои же, а он становится для тебя все важнее — и что будет дальше, Тони, а? Ты собираешься рекомендовать его — негра! — в нашу семью?

— Перестань, Эдди.

— Тогда почему ты не выступил и не поддержал меня?

— Я не могу заставить остальных танцевать под твою дудку, Эдди. Извини, но не могу. — Пиаджи не ожидал, что разговор будет легким, но никак не рассчитывал, что все обернется так плохо и так быстро. Понятно, что Эдди был разочарован. Понятно, он надеялся стать членом семьи. Но этот глупый кретин и без того здорово зарабатывает, так что еще ему нужно? Что ему больше нравится — стать членом семьи или получать кучу денег? Генри понимал это. Почему же этого не понимал Эдди? И тут Эдди сделал еще один шаг к своему концу.

— Это я, я организовал все для тебя. Теперь у тебя возникла маленькая проблема, и к кому ты обращаешься? Снова ко мне! Ты в долгу у меня. Тони. — Смысл его слов был ясен для Пиаджи. С точки зрения Эдди, все выглядело так просто. Положение Тони внутри семьи все более укреплялось. Поскольку Генри превращался из потенциального в очень крупного поставщика наркотиков. Тони быстро укреплял свои позиции. Скоро он будет оказывать решающее влияние на дела семьи. Ему все равно придется выказывать знаки уважения и повиновения тем, кто стоял на самом верху, но командная структура внутри семьи была исключительно гибкой, и то, что Генри скрыл способ транспортировки наркотиков в Америку, означало, что человек, являющийся связующим звеном между ним и семьей, становился неприкасаемым. Такое положение в организации было редким и исключительно ценным. Ошибка Пиаджи заключалась в том, что он не сумел сделать еще шаг вперед. Вместо того чтобы смотреть по сторонам, он смотрел внутрь. Он видел лишь одно — Эдди мог вполне заменить его, сам превратиться в связующее звено и затем стать полноправным членом семьи, прибавив к огромному доходу от торговли наркотиками еще и престиж. Для этого требовалось одно — чтобы Пиаджи умер в нужный момент, оказав таким образом услугу Морелло. Генри был бизнесменом. Он пойдет на компромисс. Пиаджи, да и Эдди знали это.

— Неужели ты не видишь, что он делает? Он использует тебя в своих интересах. — Самое странное заключалось в том, что, тогда как Морелло начинал понимать, что Таккер манипулирует как им, так и Тони, сам Пиаджи, главный объект этих манипуляций, не замечал этого. В результате совершенно справедливое замечание Эдди было высказано в крайне неудачный момент.

— Я уже думал об этом, — солгал Пиаджи. — Но для чего? Неужели он намеревается установить прямую связь с Филадельфией и Нью-Йорком?

— Может быть. Вдруг ему кажется, что такое возможно? Эти черномазые начинают слишком много воображать, — Этим мы займемся позднее, хотя я и не считаю, что Генри способен на такое. Пока нам нужно выяснить, кто убивает его людей. Тебе ничего не известно о людях, появившихся у нас из других городов? — Надо поставить его на место, подумал Пиаджи. Вынудить его высказать свою точку зрения. Взгляд Тони устремился через стол на человека, который был настолько рассержен, что не замечал, о чем думает его собеседник, или даже не интересовался этим.