12393 кгц. Стремительно щёлкает барабан, молнией несутся перед глазами цифры шкалы точной настройки. Должна же она где-нибудь быть! Не может не быть её! Нет, глухо. Шипение, посторонняя морзянка – одна туфта. Дальше, скорее!
22119 кгц. Чуть вправо, чуть влево. Где-то на самом пределе слышимости, словно из-под толстого матраца прорывается характерный звук многоканальной передачи. Одна рука заученным движением перебрасывает сигнал на стойку многоканального приёма, другая сдвигает чёрный лопух наушника с виска на ухо. На слух характер передачи похож, но слух мне помощник пока не надёжный. Почему? А Вы-то сами знаете, как звучит в наушниках многоканальная передача из затерянного в океане крошечного островка Гуам? Нет, скорее всего, вы даже не подозревали до этой минуты, что такой вид радиопередачи вообще существует. Ну что же, ничего страшного.
Позволю себе, между делом, коротенький экскурс в историю радиотехники. Практически все радио и телепередачи, с которыми обычный человек сталкивается на протяжении всей жизни, являются одноканальными. Как это определить? Да проще простого. Одна несущая частота (или волна, как говорится в простонародье) соответствует одному каналу передачи. Очень просто и понятно. Одна частота – Маяк. Одна частота – Радио «Свобода» Одна частота – радист полярник отстукивает сводку погоды на Большую землю. Но многоканальная передача – это несколько иной способ передачи информации. Представьте себе, излучается одна частота, словно ствол дерева, а на нём гнездится много других каналов-ответвлений, по которым одновременно и независимо может передаваться самая разнообразная информация. Видите, как удобно? Платишь только за одну частоту, и ею совершенно независимо могут пользоваться сразу несколько пользователей. Как много? По-разному. Бывает, и два канала задействуют, бывает и четыре, а бывает и восемь. В зависимости от потребностей. Как же отличить эту передачу от всех остальных? Нетрудно. Вы даже сами можете проделать опыт по поиску многоканальной передачи, если у вас имеется любой радиоприёмник с коротковолновым диапазоном. В тот момент, когда вы крутите ручку настройки своего приёмника, то неожиданно услышите странный гудящий звук, напоминающий сильные помехи. Обычно он не привлекает вашего внимания даже на секунду. А жаль. Но если бы на минуту, всего лишь на одну минуту вы оказались на моём месте, то отнеслись бы к этому досадному шуму куда как более внимательно, я бы даже сказал, благоговейно.
Закрываю глаза, и плотно прижимаю наушники к голове, стараясь полностью отключиться от окружающего меня гомона. Где-то там, за тысячи километров от меня вражеский оператор пододвигает свой стул к полированному столу и кладёт пальцы на клавиатуру своего телетайпа. Щелчок тумблера, дробный стук пальцев по клавиатуре и через несколько секунд в эфир уйдёт очередная, может быть крайне важная для нас передача… А я тут вожусь, как мокрая курица! И без того еле прорывающаяся сквозь помехи частота умирает прямо на глазах, если так можно выразиться в данном случае.
Выдёргиваю вилку наушников из розетки и бегом несусь в «красный угол». «Красным» это место в нашем зале названо потому, что там стоит особая коммутационная стойка, к которой подведены все восемь больших ромбовидных антенн, имеющихся на вооружении нашего полка. Украшена она ярко-красными панелями (отсюда и название), и сорока восьмью латунными «коннекторами». К ним-то и подключены все без исключения радиоприёмники нашего КП, как первой роты, так соответственно и второй. По идее, для каждого рабочего приёмника уже давно найдена наиболее подходящая антенна. Но, стабильная коммутация, то есть испытанная схема подключения, работает, к сожалению, только при стабильных метеоусловиях. А такое состояние атмосферы в нашем регионе бывает не часто, особенно в межсезонье. Вот и сейчас, у меня назревает провальная ситуация. Мой приёмник имеет номер 21, и штекер с таким номером я по очереди засовываю во все восемь свободных ячеек на пространной коммутационной панели. Разумеется, не в слепую сую, слушаю, что при этом получается. Мои наушники заранее подключены к пятиметровому удлинителю, и я контролирую результат поисков прямо с выхода звукового канала приёмника. На шестой антенне полудохлая многоканалка слегка оживает, и я мигом возвращаюсь на временно покинутый пост.
Руки заранее развожу в стороны, как при игре в баскетбол. Левая кисть охватывает вариатор разделителя каналов, правая же ложится на тумблер включения печати. Призывно грохочет телетайп из Манилы, кто-то срочно убывает из Бангкока, а на четвёртом телетайпе заканчивается бумажный рулон. Потом, потом, всё потом, не до вас. Довожу мизинцем ручку точной настройки, а указательным пальцем одновременно делаю три четверти оборота на верньере делителя каналов. То есть протягиваю первые 400 герц полосы расширения. Неудача, первый канал, прямой как стрела, мёртвый. Ещё 400 герц, второй канал. Тоже прямой. Ещё один прямой. Ещё. Вот пятый! Капли пота ручьём бегут по переносице, но смахивать их некогда, время давит! Шестой показывает обратную полярность. Ура, это точно GWA! Мой указательный палец пулей сбивает тумблер переключения полярности, и в тоже секунду краем глаза замечаю, что на контрольном экране резво побежали зигзагообразные «червячки». По одному из каналов пошла информация! Быстрее, рядовой Косарев, шустрее шевели лапами! Ещё щелчок выключателем на панели разводки, самый последний и радионаправление восстановлено.
Ловлю одобрительный взгляд Дениса Мартыненко. Сегодня он наш начальник смены. Хоть Денис и призван вместе с нами, но он нам не одногодок. Имел отсрочку на два года и успел за это время не только жениться, но и завести ребёнка. Образцовый отец семейства. Ротный его любит. Да и чего его не любить? Парень спокойный, положительный, полковую школу окончил почти на отлично. Досрочно присвоено звание сержанта. А теперь вот доверили руководить и сменой. И он старается, по мере сил, конечно. Ведь за потерю направления спросят, прежде всего, с него, а не с меня, как оператора. Дениска, конечно, тоже может на меня наехать. Впаять за халатность пару нарядов на каторжные работы. Но толку-то что от этого? У меня и так этих нарядов штук двадцать накопилось. Однако, даже один-то из них некогда отработать, не то, что все двадцать. Безголовые «сапоги» (пишу с маленькой буквы, до большой они ещё не доросли), лучше бы помогли скостить эти дурацкие наряды, чем стоять над душой и грозить очередными карами. Или, они думают, что от этого мы будем лучше работать? Да нет, что я, в самом деле. Думать – это наша работа, мы для этого здесь и поставлены. А их работа состоит в том, чтобы нами командовать. Впрочем, я, кажется, опять отвлёкся от основной темы. Виноват, исправлюсь.
Кажется, лишь на секунду уехали в сторону мои мысли, а на посту уже воцарился полный раздрай. В четвёртом телетайпе кончилась-таки бумага. Затухла далёкая и загадочная уже одним своим названием Манила. Настроенный на неё телетайп безжизненно задёргался, спорадически выплёвывая хаотический набор букв и цифр. Вскидываю к глазам часы. Швейцарские, между прочим, «Омега», а не хухры-мухры. Хоть и старенькие, послевоенные, а время держат классно. Ага, к одиннадцати уже. Значит, близится ночь, и основные радиостанции тихоокеанского региона начинают переход на ночные частоты. Глаз да глаз нужен во время этого неуловимого перехода. В смысле ухо да ухо. Штекер от оставшегося без телетайпа канала втыкаю на резервный пятый аппарат, который всегда должен быть заправлен и готов к работе. Теперь надо действовать быстро, как карточному шулеру. Бумажную трубку из ящика хвать, щёчки бумагодержателя требуется пальцами другой руки развести, заклейку ногтем содрать, рулон вставить на место, каретку печатающую приподнять, хвост бумажный под неё протянуть, каретку толкнуть назад и штекер обратно переставить. Тра-та-та, пошла бумажная руда. У-фф, уф, уф! Первая атака отбита, осматриваю поле битвы. Пора бы собирать урожай. Вон и Денис поднялся со своего места, одёргивает гимнастёрку, прихорашивается, к оперативному сейчас пойдёт. Поспешно рву с телетайпов заполненные «портянки», складываю их торопливо в аккуратные кучки на свободном конце стола. Заранее, ещё в казарме отточенный карандаш, который парился у меня всё это время за правым ухом, немедленно бросается в бой. Так сказать завершающий штрих.
