Клаудио остался один на огромной площадке, вместе с безжизненными телами поверженных врагов. Он встал, подобрал свой лук и колчан и стал спускаться по западному склону. Уже дойдя до дороги для шествий, он вспомнил — перед смертью капитан Караманлис размахивал перед ним каким-то листком и что-то кричал. Он вернулся и увидел, что капитан все еще сжимает в руке фотографию. На обратной стороне значилась дата и название местности. Клаудио посмотрел на удивительные глаза, черные волосы, влажные красные губы, убрал фотографию во внутренний карман куртки и двинулся вниз.

Эфира

17 ноября, 22.00

Ари сидел за столом, убрав все и вымыв посуду. Он наводил порядок в картотеке раскопок и проверял скромную кассу. Время от времени он поднимал глаза к окну, прислушивался к шуму дороги и к далекому, едва уловимому шелесту реки.

Внезапно телефон прозвонил три раза, умолк и снова зазвонил: шесть раз, шесть раз, шесть раз, — и все снова затихло.

Старик болезненно поежился, потом нагнулся, обхватив руками колени, и долго сидел так, неподвижно, понурив голову. Наконец он встал, вытер глаза, громко хлюпнул носом и решительно направился в подземелье Некромантиона. Там он лопатой очистил от земли плиту с изображением змеи, сдвинул ее и спустился в подвал, много лет назад слышавший неуверенные шаги Периклиса Арватиса. Он зажег фонарик и осветил стоявший в углу деревянный ящик. Открыв его, Ари достал оттуда великолепную маску из чистого золота — торжественное и величавое лицо спящего царя. Он отнес ее в центр подземелья и там зарыл в песке.

— Еще не пришло время, адмирал, завершить твое долгое путешествие, — сказал он вполголоса, и глаза его были полны слез. — Нет еще в этом мире места для долгой и спокойной старости и нет на земле счастливых народов, которыми ты мог бы править… Нет еще… В другой раз, в ином году… кто знает…

Он вернулся в свою сторожку, и, когда поднимался по ступенькам, ему показалось, будто он слышит глухой шум закрывающейся каменной двери. Он привел в порядок свои вещи, закрыл регистрационные книги, аккуратно убрал их в ящики, погасил свет и вышел.

Афины, бар «Милос»

18 ноября, 20.00

— Говорю вам, там, за этой ставней, находятся доказательства моего рассказа. Как бы там ни было, Норман, дай мне логическое объяснение тому, что мы видели и пережили на горе! — Мирей резко встала и повернулась к стеклянной двери, встав спиной к Норману и Мишелю, пытаясь скрыть свою досаду.

— Мирей, — сказал Норман, — к сожалению, нам не хватает некоторых деталей… Здесь потребовалось бы длительное расследование…

Мирей повернулась к нему, показывая газету, где сообщалось о смерти Влассоса и Караманлиса.

— Смотри: Влассос родился в Керкире 15 марта 1938 года, под знаком Рыб, или вепря, по древнему зодиакальному календарю, и этим же знаком отмечен оракул в Додоне; а Караманлис — в Гуре, у горы Киллена, под знаком Тельца, и его боевое имя было Таврос, или Бык. Все это профессор Арватис объяснил в своем письме десять лет назад. У меня есть комбинация сейфа, понимаешь? Я могу провести вас туда, внутрь, и доказать вам, что все это — правда. — Она достала из бумажника записку с числами кода и положила ее на стол.

Мишель взял ее и молча посмотрел, а потом открыл записную книжку, скопировал туда одно число вслед за другим и стал чертить какие-то знаки.

— Боже мой, смотрите! — воскликнула вдруг Мирей.

Норман и Мишель встали и подошли к ней: огромный грузовик с вывеской транспортного агентства остановился перед домом номер 17 по улице Дионисиу. Оттуда вышли двое, они открыли ставню ключом, вошли внутрь, а потом закрыли ее за собой.

— Я никуда отсюда не уйду, пока не увижу, что произойдет, — сказала Мирей. — А вы как хотите.

Они стали ждать, а Мишель время от времени, как бы про себя, спрашивал:

— Где, интересно, сейчас Клаудио? Мы его еще увидим?

— Конечно, увидим, — ответил наконец Норман. — В Италии… во Франции… быть может, здесь, в Афинах. Он пока где-то прячется и ждет, пока заживут его раны, и наши тоже. Но он вернется… наверняка вернется.

— А знаешь, — продолжал Мишель, — пока я карабкался на восточную площадку на вершине Немрут-Дага, мне показалось, будто Караманлис крикнул: «Остановись! Остановись! Элени не умерла. Элени жива!» Возможно ли это?

Норман покачал головой:

— Мне трудно в это поверить, но теперь уже все возможно… Однако одно я знаю точно: если Элени жива, или если от нее что-нибудь осталось, Клаудио найдет ее где угодно.

Через час ставня дома номер 17 снова открылась, и двое мужчин начали загружать в грузовик коробки разного размера. Когда стало ясно, что они собрались закрывать типографию, Мирей выбежала из бара. Мишель и Норман последовали за ней.

— Простите, простите, — сказала она, — мы хотели бы снять этот дом. Скажите, предыдущий срок найма закончился?

— К сожалению, сударыня, — ответил самый молодой из грузчиков, — я не могу вам ничего сказать. Нам просто поручили перевезти вещи, и все.

— Однако прежний наниматель, несомненно, сумеет дать нам ответ. Вы не могли бы сказать, куда вы перевозите эти коробки?

— В Пирей, сударыня, на яхту, отплывающую сегодня ночью.

— Спасибо, — проговорила Мирей.

Оба грузчика поднялись в грузовик, водитель завел машину, и она отъехала. Мишель, до сих пор стоявший молча, как будто очнулся и побежал за грузовиком:

— Подождите! Минуту!

Водитель увидел его в зеркало заднего вида и остановил машину.

— В чем дело, сударь? — спросил он.

— Послушайте… я… если вы увидите… хозяина этих вещей… скажите ему, что я… я… — Он кусал нижнюю губу, не в силах найти слова. — Простите, не важно, — произнес он потом, голос его дрожал. — Не важно.

Грузовик снова тронулся в путь и через некоторое время пропал в конце улицы Дионисиу, а трое молодых людей вернулись в бар «Милос».

— Ну вот, — сказал Норман, — теперь мы уже не можем найти доказательства твоим словам, Мирей. К сожалению, правда состоит в том, что нам известно только то, что мы видели: с одной стороны, это много, с другой — слишком мало. Человек решил наказать своих врагов. Он сделал это, использовав жажду мести другого человека и мифологический ритуал… Конечно, он поступил очень изобретательно, странно и необычно, но ничего невероятного тут нет: фантазия и странности человеческие безграничны.

— Но ведь у него не было никакой причины желать смерти Мишелю, — проговорила Мирей, — никакой… не считая пророчества на сосуде Тиресия.

— Мы о нем ничего не знаем, а поэтому никогда не поймем причины его поступков, — возразил Норман.

— Неправда, — произнес Мишель. — Мы знаем его имя: оно скрыто в комбинации сейфа.

— Ах вот как? — удивился Норман.

Мирей тоже смотрела на Мишеля обескураженно.

— Смотрите, — продолжил Мишель, показывая им страницу своей записной книжки, где он чуть раньше записал числа из кода. — Смотрите, в древнегреческом цифры записывались буквами алфавита: альфа означала единицу, бета — двойку и так далее. Смотрите.

Норман взял записную книжку из рук друга и взглянул на буквенную транскрипцию кода:

— «Oytis», — пробормотал он, покачав головой, — «Никто»… Значит, его имя — Никто… Довольно странное совпадение.

Они заплатили по счету новому официанту: старый уволился и больше здесь не работал, — вышли на улицу, в серую дождливую ночь, и долго брели молча. Тишину нарушила Мирей:

— Мишель, я прочла твои заметки в кабинете в Гренобле, прежде чем приехать сюда.

— Ты говорила об этом.

— В них есть одно наблюдение, которое ты записал в уголке внизу листа, и оно сейчас вспомнилось мне. Там говорилось примерно следующее: «Во всем Средиземноморье, повсюду, где в мифе сохранилась память о смерти гомеровского героя, даже второстепенного, мы имеем свидетельства возникновения культа». Почему же культ Одиссея никогда не существовал на его собственной родине, на Итаке?