Хэмфри де Боэн, лицо которого заливал пот, скакал вместе со свитой отца вниз по склону холма, вслед за скоттами, которые бежали к ручью, надеясь спастись. Он уже понимал, что сражение выиграно. И теперь их задачей было добить противника, истребив всех, вплоть до последнего человека. Хэмфри уже лишился копья и теперь сжимал в руке меч. Он с яростью взмахнул им, нанося удар по шее бегущего впереди человека. Клинок наткнулся на преграду, и боль отдалась в руке. Шотландец же, лишившись головы, бесформенным кулем свалился под копыта его коня. Отец Хэмфри виднелся впереди, преследуя группу копейщиков, которые уже добежали до берега ручья и теперь с трудом пробирались по грязи к чистой воде. Граф упрямо и бесстрашно преследовал их, опустив копье. И вдруг лошадь под ним споткнулась и упала.

Хэмфри закричал, увидев, как отец рухнул на землю. Его конь, крупный сам по себе, в кольчужной попоне и под седлом, в котором в полном вооружении сидел Херефорд, всей тяжестью ухнул в болото. Криком призывая своих людей следовать за собой, Хэмфри дал шпоры своему коню и направил его к отцу, который отбросил копье и, натягивая поводья, пытался заставить своего жеребца выбраться из трясины. Животное ржало и мотало головой, лишь глубже погружаясь в топкую грязь от беспорядочных метаний. Трое же шотландских копейщиков, которых отец преследовал до того, остановились и развернулись к нему. Будучи более легкими и подвижными, лишенные доспехов, которые тянули бы их на дно, они лишь по колено погрузились в жидкую топь. Хэмфри предостерегающе крикнул, едва не оглохнув от звука собственного голоса, гулким эхом раскатившегося внутри тесного шлема, когда увидел, что двое скоттов направляются к отцу.

Граф сумел отбить одно копье щитом, но второй шотландец воспользовался моментом и вонзил свое оружие ему в бок, под ребра. Удар был нанесен с такой силой, что кольца кольчуги не выдержали и разорвались, так что острие копья вдавило их в рану. Впрочем, она была не смертельной, потому что кольчуга все-таки приняла на себя основной удар, так что в теле отца застрял лишь самый кончик копья, но лошадь при этом погрузилась еще глубже, почти по самую шею, и граф потерял равновесие. Херефорд опрокинулся с седла и по инерции всей тяжестью навалился на копье, которое глубоко вошло ему в бок и пробило легкое.

Хэмфри заревел от ярости, видя, как отец соскользнул с седла тонущей лошади. Шотландец выпустил из рук копье и бросился вслед за своими товарищами, уже добравшимися до чистой воды. Резко натянув поводья и останавливая коня, Хэмфри неловко спрыгнул с седла на землю и побрел по грязи, не обращая внимания на встревоженные крики своих людей. Болото с жадностью приняло его в свои объятия, и грязь поднялась почти до самых бедер, облизывая кольчугу. Отец находился чуть дальше, наполовину уйдя в топь. Копье по-прежнему торчало у него в боку, и он уткнулся лицом в грязь. Хэмфри задыхался, с трудом выдирая ноги из жидкого месива. Внезапно земля ушла у него из-под ног, и он провалился по самую грудь. Отец оставался в нескольких ярдах впереди, голова его уже полностью скрылась под поверхностью болота, так что виден был лишь гребень его шлема. Топь жадно засасывала его, Хэмфри почувствовал, что тонет, и страх захлебнуться придал ему сил. Когда чьи-то руки схватили его сзади, он зарычал и принялся вырываться, видя, как шлем отца с головой скрылся под водой. Еще мгновение на поверхности виднелась голубая шелковая лента с косой белой полосой, пока и ее, наконец, не поглотила трясина.

Колеса повозки разбрызгивали грязь, волы мотали рогатыми головами, с неба лило как из ведра, и копыта тонули в красной глине. Роберт смотрел, как они приближаются, и капли теплого дождя стекали по его лицу. Он обвел взглядом вереницу повозок, груженных лесом для нового частокола, возводимого вокруг Эйра.

— Сегодня ждем еще четыре, сэр. А остальные прибудут сюда еще до конца недели.

Роберт мельком взглянул на мужчину, мокнущего под дождем рядом с ним, местного плотника, которого он сделал своим главным строителем.

— Я хочу, чтобы завтра начались работы в казармах, — сказал он, поворачиваясь к деревянным зданиям, стоявшим позади него на берегах реки, которая медленно несла свои воды к морю. Они были построены для людей Генри Перси, но после освобождения города Роберт занял их сам. — Когда закончите с ними, приступайте к строительству городских оборонительных сооружений.

Распорядитель работ согласно кивнул. Подняв руку, чтобы привлечь внимание возчиков, он поспешил к ним по утопающему в грязи внутреннему двору, чтобы указать новое направление.

А Роберт перевел взгляд с пузырящейся от дождя поверхности реки на луга на другом берегу, где паслись овцы. Порыв сырого ветра донес до него резкий запах навоза и мочи с близлежащей дубильни, заглушая привычный и вездесущий соленый запах моря и горящих углей. Над городскими лачугами и хижинами, тростниковые крыши которых виднелись за казармами, вились дымки. Эйр медленно возвращался к жизни после изгнания отсюда людей Перси, и вокруг царила атмосфера робкой надежды на лучшие времена. Против строительства нового частокола не будет возражать никто, поскольку будущее королевства оставалось туманным и они до сих пор не получили никаких известий от Уильяма Уоллеса, который повел свою армию на новую битву с англичанами.

Роберт не находил себе места, и терпение его было на исходе, поскольку, покинув Селкиркский лес, он пребывал в полном неведении относительно происходящего. Вернувшись в Эйр, он долго изводил себя бесплодными размышлениями о том, а не следовало ли ему остаться рядом с новым хранителем Шотландии и не перечеркнула ли его добровольная ссылка тех преимуществ, которые он получил, произведя Уоллеса в рыцари. Он хотел участвовать в войне на стороне скоттов, хотел доказать, что способен руководить людьми, и раз и навсегда подтвердить свою приверженность освобождению своего королевства. Но Джеймс Стюарт сумел переубедить его. Сенешаль предостерег его, что Роберту не стоит слишком глубоко увязать в делах Уоллеса и Коминов, и посоветовал вместо этого заняться созданием собственной базы и вербовкой сторонников, чтобы в подходящий момент во всеуслышание объявить о своих намерениях. Роберт пришел в отчаяние, но не мог отрицать того, что в словах сенешаля есть здравый смысл. Чтобы его план мог осуществиться, он должен продемонстрировать свою честность, чистоту помыслов и зрелость, а это значило, что ему следует держаться подальше от тех, кто стремился вернуть на трон Джона Баллиола.

Когда повозки со скрипом остановились и волы протяжно замычали, Роберт услышал, как кто-то окликает его. Обернувшись, он увидел, что к нему спешит Кристофер Сетон.

Намокшие волосы оруженосца прилипли ко лбу, а с кончика длинного носа срывались капли дождя. Лицо его было мрачным.

— Мой кузен хочет срочно увидеться с вами, Роберт. В ваших апартаментах.

Роберт нахмурился:

— Для чего?

Кристофер уставился себе под ноги, не смея поднять на него глаза.

— Он сказал, что это очень важно. Сэр, он просит, чтобы вы пришли к нему. Как можно скорее.

Кристофер перестал величать его «сэром» некоторое время назад. И теперь, услышав формальное обращение, Роберт ощутил неладное.

— Ладно, идем. — Задержавшись на мгновение, чтобы поговорить с распорядителем работ, он покинул берег реки в сопровождении Кристофера. Под подошвами их сапог противно чавкала грязь.

В казармах было шумно. Вся свита Роберта, включая жен и детей рыцарей, поселилась здесь после возвращения из Леса. Грумы трудились в переполненных конюшнях, выметая грязную солому и наливая в поилки свежую воду. Под свесом крыши одного из зданий, с которого водопадом текли струи дождя, приютились рыцари Джона Атолла, играющие в кости. Они кивками приветствовали Роберта, когда он проходил мимо, направляясь в длинное бревенчатое здание, служившее ему временным пристанищем.

Александр стоял снаружи у дверей, отряхивая капли дождя с промокшей насквозь накидки.