— Когда его освободили? — потребовал я ответа.

— Согласно учетным записям, привезли его двадцать седьмого октября семьдесят первого года. Тут же провели в кабинет на допрос. Оттуда он сделал один-единственный звонок. Вскоре за ним приехали какие-то люди и забрали его. Прямо из кабинета. — Кэмерон смотрел на меня, не моргая. — Твой отец не сидел в тюрьме ни дня. Ни в Рэйфорде, ни где бы то ни было. Он в жизни не попадал за решетку.

У меня было ощущение, словно меня со всего разбега боднул в грудь бизон.

Я инстинктивно схватился за руку Кэмерона, не в силах перевести дыхание.

Мой отец никогда не был в тюрьме… Нет, я не мог в это поверить. Это было немыслимо. Невозможно. Значит, он мне лгал. Он лгал и матери. А она плакала дни и ночи напролет — без причины… Он обманывал нас годами. Мой отец не был в тюрьме. Никто его нигде не удерживал. Но это не помешало ему провести шесть лет вдали от нас.

Шесть лет.

Он и совсем недавно с большой неохотой согласился, чтобы я к нему приехал. И теперь я понимал почему. Его почтовые открытки, телефонные звонки, россказни о тюремной жизни, редкие посылки, которые он нам отправлял, — все это было ложью с самого начала.

Я машинально огляделся вокруг, слегка пошатываясь, словно весь мой мир вместе со мной готов был вот-вот обрушиться как карточный домик.

Кэмерон резко встал и схватил меня за плечи:

— Держись, Пол. Я знал, что тебя оглушит эта новость, но здесь должно быть какое-то объяснение. И в конце концов мы его найдем, поверь мне. Я над этим работаю.

Объяснение? Мать-перемать, да какое еще объяснение?! Мой отец — гребаный преступник, который сдал кого-то из своих подельников, чтобы выбраться из тюрьмы, вот и все. Что тут еще можно предположить? Что его где-то укрывали в рамках программы защиты свидетелей? Я слышал, что многие люди благодаря этому меняли внешность, имя, все документы и исчезали навсегда. Если с отцом это было так, то почему же он вернулся через шесть лет, все в том же обличье, с тем же именем? Связана ли эта история как-то с Кошем? И только ли с ним? И как сюда вписывается похищение Шона?..

Все смешалось у меня в голове. Я даже не заметил, как к нам направляется какой-то человек. Я увидел его, только когда он приблизился вплотную: это был один из официантов.

— Простите, — произнес он, — мне сказали, что один из вас — врач.

— Да, это я, — с трудом смог я произнести.

— У вас есть с собой медицинская сумка?

— Да, в машине.

— Вы не могли бы сходить за ней?

— А что случилось?

— Миссис Лебовиц вас об этом попросила. Сказала, что это очень срочно. — Официант неловко переминался с ноги на ногу, явно смущенный. — Там, кажется, произошел несчастный случай…

После того как я забрал из машины медицинскую сумку, меня провели в роскошный номер, высокие окна-двери которого выходили прямо к бассейну. Интерьер впечатлял: дизайнерская мебель из белого полированного дерева, современная живопись на стенах, огромный плазменный телевизор…

И в глубине комнаты — кровать, на которой неподвижно лежала женщина. Освещение в номере было приглушенное, и ее лица я не видел.

— Шейла?.. — осторожно окликнул я.

— Я здесь, — послышался ее голос.

Я вздрогнул — оказалось, что Шейла сидела в глубоком кресле в углу, и я не сразу ее заметил. Она поднялась мне навстречу.

— Так это не с вами произошел несчастный случай?

— Нет.

— Кто это? — вполголоса спросил я, кивнув на женщину, лежавшую на кровати.

Шейла жестом отослала официанта, потом, повернувшись ко мне, так же тихо ответила:

— Одна из моих гостий. У нее… небольшая проблема. Но она не хочет, чтобы об этом стало всем известно. — Шейла более пристально взглянула на меня. — А с вами-то все в порядке? Вы такой бледный…

— Все нормально… Так что произошло с этой женщиной? Что-то серьезное?

— Да нет же, боже мой, НИЧЕГО серьезного! — вдруг произнесла женщина раздраженным тоном, повернувшись к нам. — Со мной все в порядке! — Она села и добавила: — Шейла, дорогая, надеюсь, ты по крайней мере привела не врача из «неотложки»? А то с него станется выписать мне счет на восемьсот долларов только за то, что меня отвезут в клинику, находящуюся в километре отсюда, и налепят пластырь!

— Нет-нет, это Пол, мой друг. Он врач.

— Как хоть он выглядит? Ничего себе?

Шейла с улыбкой обернулась ко мне:

— Как видите, Пол, и в самом деле ничего серьезного. Теперь я могу вас покинуть. — Она слегка сжала мою руку. — Удачи.

— Подойдите, молодой человек, — приказным тоном сказала женщина, едва Шейла вышла.

Когда я приблизился, она включила лампу у изголовья и, направив ее свет мне в лицо, проговорила:

— Так-так, дайте-ка мне вас разглядеть…

— Послушайте, мэм, доктор здесь все же я.

— О, только ради бога, без всяких мэм, — отмахнулась она. — Обычно такие церемонии выдают новичков. Надеюсь, вы по крайней мере не студент?

— Нет.

Она слегка похлопала по краю кровати:

— Садитесь.

Я повиновался. Наконец-то ее лицо показалось из тени. И тут же у меня снова появилось ощущение, что мне двинули в грудь кулаком. Нет, сегодня был явно не мой вечер.

Лицо у женщины было, что называется, породистым. Сразу обращали на себя внимание выступающие скулы — слишком выступающие, чтобы не заподозрить пластическую операцию, — и ярко-зеленые глаза, холодные, словно высокогорное озеро. Голову, будто замысловатая корона, венчала прическа из серебристо-седых волос.

Если допустить, что лицо может быть выковано из стали, словно меч, лицо этой женщины было как раз таким.

— Вы что, язык проглотили? — спросила она.

— Нет.

— О, кажется, я поняла. — Она улыбнулась. — Я напомнила вам кого-то?

— Ну… э-э… — пробормотал я.

— Послушайте, я надеюсь, вы хоть в обморок не упадете? Все-таки это не вы, а я недавно получила удар в лицо.

С этими словами она указала на кровоподтек у себя на скуле, в центре которого виднелась ранка длиной не больше сантиметра.

— На вас напали? — изумленно произнес я.

— Нет, представьте себе, я дзюдоистка. Я разбиваю о свою голову кирпичи. Ну разумеется, на меня напали!

Я по-прежнему не мог понять причину охватившего меня волнения. Но возможно, недавние известия об отце меня слишком потрясли.

— Мы с вами случайно не знакомы? — спросил я неожиданно для себя.

— Я вас не знаю. Но вы меня знаете наверняка. По крайней мере я на это надеюсь, ведь я приложила к этому слишком много усилий.

Она указала на бейджик, прикрепленный к ее платью. На вставленной в бейджик фотографии я увидел ее на фоне американского флага. Одну руку она подняла вверх, указательный и средний пальцы другой руки изображали латинскую букву V — знак победы.

— Мои портреты расклеены по всему городу, — прибавила она. И протянула мне руку: — Хелен Маккарти. Мэр Майами-Бич, кандидат на пост губернатора штата Флорида.

Я закончил работу и убрал все медицинские препараты в сумку, вместе с запятнанными кровью миссис Маккарти дезинфицирующими влажными салфетками — их я сложил в отдельный пластиковый пакет.

— Что именно вы использовали? — спросила она. — Я даже не почувствовала боли.

— Биологический клей.

Я показал ей одну из небольших пробирок, заполненных голубоватым гелем, и объяснил, как он действует.

— Интересно, — сказала она. — А я-то думала, все врачи используют в таких случаях иголки и нитки, причем без анестезии, а от швов остаются потом уродливые шрамы на всю жизнь. Но полагаю, это вопрос оплаты? Они просто хотят больше получить?

Я удивленно взглянул на нее:

— Ну да. А как вы догадались?

— Я так и думала. Заурядный медик нарочно использует свои иглы и прочие орудия пытки, чтобы заставить пациента поверить, что делает очень сложную работу, и содрать с него в два раза больше.