Они сдружились самым естественным образом чуть ли не с первого класса. Кэмерон, здоровяк спортивного телосложения, и Пол, типичный книжный мальчик, которому не хватало уверенности в себе. Кэм был широколицый, светловолосый, носил короткую стрижку и запросто мог двинуть кулаком в челюсть любому противнику. К тому же мог гарантированно обеспечить победу своей футбольной команде в нелегком матче. Среди девчонок он пользовался популярностью, они даже ссорились из-за него. Но в Пола и его зеленые глаза они влюблялись по-настоящему. Друг Кэмерона обладал природным шармом, воздействие которого еще усиливал рассеянный, немного отстраненный вид в сочетании с внешней хрупкостью — это вызывало у женщин стремление опекать его и оберегать от жизненных невзгод. Мать Пола, покойная Элеонора Беккер, часто говорила, что ее сын «родился с разбитым сердцем», и, хотя это было лишь поэтическое выражение, Кэмерону всегда казалось, что оно подходит Полу и в буквальном смысле: он подозревал, что его друг хронически несчастен. Пол как будто страдал от отсутствия чего-то важного, но неопределенного — словно бы в многосоставном сложном пазле его жизни не хватало одного загадочного элемента, без которого он не мог ощутить себя полноценной личностью. Судя по всему, он и сам это сознавал, но не мог самостоятельно отыскать этот элемент. Не в силах исцелить себя, он начал лечить других, воздвигнув вокруг своей души надежные укрепления, чтобы защитить ее от слишком сильных чувств. В результате он начал выглядеть вполне счастливым — по крайней мере, внешне.

Кэмерон всегда им восхищался и был бесконечно предан их дружбе. Он был уверен, что сохранит эти чувства на всю жизнь.

Циклоп и Росомаха против всего мира…

Налетевший ветер зашелестел в кустах, растущих вокруг дома семьи Беккер, и этот шум вернул Кэмерона Коула с небес на землю. Его ностальгическая улыбка исчезла, и он вспомнил, в чем причина его угнетенного настроения.

Он вынул из кармана коробочку, вытряхнул из нее несколько пилюль от желудочных болей и проглотил их. С недавних пор у него начался гастрит. Как будто мало было ночных кошмаров… Его врач посоветовал не увлекаться сверх меры дегустацией минеральных вод, но Кэмерон был уверен, что это здесь ни при чем.

Главной проблемой Кэмерона Коула было то, что его лучший друг скрывал от него правду, пичкая взамен какими-то бреднями.

Первым признаком этого была стеклянная дверь в гостиной Беккера, выходившая в сад. Эту дверь недавно взломали, Кэмерон в этом не сомневался. Следы взлома были едва заметны, но для человека, разбирающегося в подобных вещах, их наличие было очевидно.

Второе обстоятельство, на которое он обратил внимание, — запах жавелевой воды в коридоре. Если горничной дали неделю отпуска, кто вымыл коридор концентрированным раствором жавелевой воды вместо обычного моющего средства с приятным запахом? Наверняка это было сделано для того, чтобы что-то скрыть, — но что именно?

И наконец, третье — маленькое пятнышко на рамке свадебной фотографии. Красного цвета. Совсем свежее.

Вместо того чтобы отправиться домой, Кэмерон наспех привел в порядок одежду, получше заправил рубашку в брюки, перешел на другую сторону улицы и позвонил в дверь дома напротив.

Ему открыла блондинка с пышными формами.

— Добрый день, миссис… — Слегка наклонившись, он прочитал фамилию, написанную маленькими буквами на звонке, и прибавил: — Лебовиц.

— Просто Шейла.

— А я Кэмерон Коул, инспектор полиции Неаполя. Не могли бы вы уделить мне несколько минут, Шейла?

Блондинка скрестила руки на груди, беззастенчиво разглядывая массивную фигуру инспектора:

— О, конечно. Кто из нас не мечтал помочь силам правопорядка!

Кэмерон вынул из кармана блокнот:

— В общем-то, речь идет о рутинной проверке. Вы знаете ваших соседей, Беккеров?

— Да, разумеется. Клэр — моя подруга. Мы с ней работаем в одном спортивном клубе. И наши дети учатся в одной школе.

— Хорошо. Скажите, вы не замечали за ними в последнее время ничего странного? Громкие крики, скандалы, битье посуды ну и прочее в таком духе?

Утро пятницы выдалось чудесным. После тревожной ночи, которую я провел без сна, постоянно ворочаясь с боку на бок, обычное утреннее солнце показалось мне ослепительным.

Я сидел на террасе кафе, расположенного по соседству с моей клиникой, слегка помешивая кофе пластиковой ложечкой. Раньше я часто приходил сюда вместе с Билли. Ему нравилась местная площадка для игр, и он почти сразу убегал к выложенному из мха лабиринту и спиральной горке, по которой мог съезжать и подниматься чуть ли не сто раз подряд. Не проходило и пяти минут, как он находил себе друзей — своих ровесников, родители которых — отец или мать, — как и я, одиноко сидели за столиками, потягивая кофе.

Не знаю, замечали ли вы, что такие кафе — с открытыми верандами и детскими игровыми площадками — чаще всего являются излюбленными местами отдыха разведенных взрослых. Как правило, они держатся немного скованно, на лицах у них читается примерно одно и то же: «Сегодня моя очередь гулять с детьми — ну надо же их чем-то занять…» Они кивают друг другу и улыбаются, словно извиняясь. Они догадываются, что все здесь в одном статусе. Сохранять равновесие между работой, личной жизнью и детьми для них сродни цирковому номеру жонглера, который вращает тарелочки на вертикальных палках: кажется, тарелочки вот-вот соскользнут и разобьются, но он продолжает их вращать, и его сердце полно надежды.

— Кто-то из ваших пациентов умер?

Конни Ломбардо поставила свой поднос на мой стол и уселась напротив меня.

— Я спросила, потому что у вас такой вид, — сообщила она, потягивая свою «Кока-колу лайт» через соломинку. — Совершенно похоронный.

— Вид как вид…

— А… то есть лицо у вас обычно сведено судорогой?

Мне захотелось взять свой картонный стаканчик с кофе и продемонстрировать ей надпись на нем: «Каждый имеет право выпить свой кофе без помех».

— Что вы здесь делаете, Конни?

— Обедаю.

— За моим столом?

— А почему бы нет? Напоминаю вам, что наша клиника находится меньше чем в двадцати метрах отсюда. И где же я должна обедать, в Майами?.. Но если я вас побеспокоила, — прибавила она, отодвигая свой поднос к краю стола и вставая, — скажите об этом прямо.

— Да нет, оставайтесь. Вы мне не мешаете.

— Я предпочитаю общество вежливых людей, — объявила она.

— Спасибо.

— Не за что. Это я не о вас.

Я попытался расслабить мышцы лица и, глубоко вздохнув, проговорил:

— Ладно, стоп. Зароем топор войны в землю и начнем все сначала. Приношу свои извинения. Здравствуйте, Конни.

Ее лицо прояснилось, и она снова села:

— Вот это уже лучше. Здравствуйте, босс. Хотите попробовать мини-торт с кремом? — Она придвинула мне тарелку. — Хит недели. Просто объедение.

Я покачал головой. Ну, во всяком случае, хорошо уже то, что ссоры не состоялось.

— Как прошло ночное дежурство? — поинтересовался я.

— Ну, более-менее спокойно. Пациентов было немного. Утром я поехала домой, немного поспала, постирала, прибралась в квартире, потом решила устроить себе пробежку по пляжу. — Я изумленно приподнял бровь. — Э-э… ну да, — с легким смущением произнесла Конни. — Я решила заняться спортом. Вы вечно смеялись над моей диетой, я и подумала, что, может быть, бег окажется полезнее… и поможет побыстрее сбросить лишний вес…

Я жестом остановил ее:

— Я просто восхищаюсь вашей самоорганизацией. И потом, нет у вас никакого лишнего веса. Вы и сами это отлично знаете.

— Наверняка вы просто хотите мне польстить, чтобы заставить работать в два раза больше, а?

— Да нет, с чего бы…

— Если вы действительно хотите нагрузить меня вдвое больше, то, по крайней мере, я требую, чтобы мне оплачивали сверхурочные!

— Нет, у вас против меня явно какое-то предубеждение!

— Точнее, против всех мужчин. Вы постоянно нами манипулируете, это уже стало второй вашей натурой!