– Я считаю, что ни одна женщина не является в этот мир с желанием делать что-либо иное, кроме того, что назначила ей природа – а именно, творить и взращивать. Духовным озарением, священной силой созидания наделена каждая женщина по праву родоначальницы человечества. И если эта сила извращена, то можете быть уверены – где-то здесь приложил руку мужчина.

– Ваши слова звучат убедительно, – ответил доктор, – однако идеи, заложенные в них, я нахожу несколько… затруднительными. Разве женщины относятся к отдельному биологическому виду, неподвластному эмоциям, движущим другими людьми?

– Нет, они им подвластны, доктор. Вовсе нет. По сути, эмоции эти трогают их гораздо глубже. А также – порождающие их причины. Корни чего, я думаю, уходят намного глубже, чем даже такой образованный и прогрессивный человек, как вы, доктор, может себе представить.

– Вы полагаете?

Миссис Кэди Стэнтон кивнула, коснувшись при этом своих седых локонов жестом, свойственным обычным женщинам, но – что странно для дамы ее возраста и воззрений – нимало не смутившись мимолетным кокетством.

– Я согласна с некоторыми вашими работами, доктор. Фактически с большинством. Единственная ваша проблема, насколько я могу судить, заключается в том, что вы недостаточно развиваете понятие о своем контексте. – Она властным жестом возложила руки на трость. – Что вы думаете о влиянии пренатального периода на формирование личности?

– Ах да, – отозвался доктор. – Ваша излюбленная тема.

– Так вы оспариваете?

– Миссис Кэди Стэнтон… помимо воздействия, оказываемого физическим состоянием организма, не обнаружено клинических подтверждений тому, что мать обладает каким-либо формирующим влиянием на вынашиваемый плод.

– Ошибаетесь, сэр! Большей ошибки вы и допустить не могли. Все девять месяцев предродового периода каждая мысль, каждое чувство матери, а не только телесные проявления, разделяются и впитываются податливой жизнью, растущей внутри нее!

Тут доктор начал походить на генерала Кастера в тот миг, когда ему доложили, что число индейцев в округе несколько превышает первоначальные ожидания16. Миссис Кэди Стэнтон удалось втянуть его куда глубже в дискуссию, сперва представлявшуюся ему приятной забавой, однако быстро переросшей в полномасштабные дебаты. Минут через десять я вовсе перестал соображать, о чем идет речь, – главным образом потому, что не особенно следил за ней: мне куда больше хотелось взглянуть, чего добились остальные три женщины. Поэтому убедившись, что никто вроде не смотрит, я соскользнул с подоконника и вдоль стенки переполз в дальний угол, где зарождался набросок. Подойдя ближе, я разобрал, что говорила художнице сеньора Линарес.

– Нет… нет, подбородок был менее… меньше выступал. И губы потоньше… да, вот так…

– Понимаю, – отвечала мисс Бо, сосредоточив лучистый взгляд на раскрытом перед нею большом альбоме. – В целом, значит, вы бы сказали, что лицо ее скорее ближе к англосаксонскому типу, нежели к латиноамериканскому. Так?

Сеньора Линарес задумалась, после чего кивнула.

– С этой точки зрения я ее не рассматривала, но… да – она была похожа на типичную американку, таких можно встретить где-нибудь в старых районах страны, к примеру, в Новой Англии.

Я подвинулся к локтю мисс Говард и взглянул на рисунок. Изображение по-прежнему оставалось неуловимым, подобно картинам Пинки, однако местами карандашу мисс Бо удался более четкий, уверенный штрих. Обретавшее очертания лицо, как и рассказывала сеньора, было костлявым, резким – не отталкивающим, но жестким, такие можно видеть в фермерском городке где-нибудь в Массачусетсе или Коннектикуте.

Неожиданно мисс Говард заметила, что я стою рядом, и улыбнулась.

– Привет, Стиви, – шепнула она. Затем бросила злобный взгляд в центр комнаты, где все так же дискутировали доктор и миссис Кэди Стэнтон. – Спорю, ты бы сейчас не отказался от сигаретки.

– А то я когда отказывался…

Внимание мое было приковано к нежным рукам мисс Бо, точно порхавшим над альбомным листом. Она делала штрих, затем обводила его или чуть смазывала, добиваясь нужной тени, или же вовсе стирала, если он казался сеньоре неверным. Тут она поймала мой взгляд и улыбнулась.

– Привет, – произнесла она тем же шепотом, что и мисс Говард. – Тебя зовут Стиви, правильно?

Я смог лишь кивнуть; сказать по правде, она меня совсем сразила.

– Они так болтают, будто наслаждаются обществом друг друга, – продолжала она, не прекращая рисовать, но теперь время от времени награждая меня знакомой нежной улыбкой, освещенной сиянием ее удивительных глаз. – И что же они могут столь увлеченно обсуждать?

– Толком не разобрать, – ответил я, – но миссис Кэди Стэнтон таки умудрилась залить доктору сала за шкуру, причем в рекордное время.

Мисс Бо тряхнула головой, по-прежнему веселясь.

– Ей так хотелось с ним встретиться… Она вообще часто ведет себя так с людьми, которых находит интересными, – так хочет обменяться идеями с собеседником, что в результате бросается в спор.

– Точно, – согласилась мисс Говард. – Я вот боюсь, что это за мной тоже водится.

– Так ведь и за мной! – обрадовалась мисс Бо, все так же вполголоса. – А я потом себя за это днями грызу. Особенно с мужчинами – большинство так чертовски снисходительны, что, когда наконец встречаешь нормального человека, сразу набрасываешься и принимаешься ему что-нибудь доказывать…

– А те, будучи столпами силы, – добавила мисс Говард, – тут же спасаются бегством и быстренько прячутся за гоготом хорошеньких безмозглых идиотов.

– Ой, да! Так раздражает… – Мисс Бо вновь глянула на меня. – А ты что же, Стиви?

– Я, мисс?

– Ну да. Как ты с юными леди – предпочитаешь сообразительных барышень или же тебе больше по душе, когда они во всем полагаются на твои суждения?

Моя рука потянулась к голове и принялась нервно крутить вихры; сообразив, что это уж как-то совсем по-детски, я немедленно отдернул ее вниз.

– Я… не знаю я, мисс, – вырвалось у меня, хотя в тот момент я сразу подумал о Кэт. – У меня и не было… ну, этого, то есть этих… Не шибко, в общем, их много было…

– Стиви не стал бы связываться с дурочкой, – убедительно заключила мисс Говард, ободряюще касаясь моей руки. – Можете на него положиться, он из нормальных.

– Я в этом ни разу не усомнилась, – доброжелательно ответила мисс Бо. Затем обернулась к Линарес. – Ну а теперь – глаза, сеньора. Вы говорили, что эта деталь более всех прочих приковала ваше внимание?

– Да, – ответила сеньора. – И это было единственная по-настоящему экзотическая часть ее лица – я уже говорила мисс Говард, ее глаза напоминали кошачьи. Почти как… Мисс Бо, вы видели египетские древности в музее «Метрополитэн»?

– Разумеется.

– Вот что-то близкое в них было. По-моему, не слишком большие, но ресницы тяжелые, темные – от них глаза выглядели такими. И еще меня поразил их цвет – пылающий янтарь, я бы сказала, почти золото…

Я наблюдал за руками мисс Бо: те перенеслись к верхнему краю наброска, – и тут дернул головой, услышав свое имя.

– Стиви! Чем ты там занят, а? – Это был доктор. – Миссис Кэди Стэнтон желает с тобой побеседовать!

– Со мной, доктор? – переспросил я, надеясь, что недослышал.

– Да, с тобой, – повторил он с улыбкой и поманил меня рукой. – Сейчас же изволь подойти!

Оглянувшись на мисс Говард с такой тоской, будто нам с ней уже не суждено свидеться, я поплелся к мягкому креслу, на котором восседала миссис Кэди Стэнтон. Стоило мне приблизиться, как она отставила трость и взяла меня за обе руки.

– Ну-с, молодой человек, – произнесла она, внимательно меня изучая. – Так, значит, вы – один из подопечных доктора Крайцлера, не так ли?

– Да, мэм, – ответил я как можно более безрадостно.

– Он сообщил мне, что за пока недолгую жизнь вам крепко досталось. Скажите мне, – и она наклонилась ко мне так близко, что я отчетливо мог разглядеть седые волоски у нее на щеках, – вы вините в этом свою мать?