– Который совершает ее в людном месте средь бела дня, – скептически прогудел Люциус, открывая маленький блокнот и что-то в нем помечая.

– Ах, дорогой мой детектив-сержант, я разделяю ваш скептицизм, – ответил доктор. – Но нам не следует отметать эту теорию, руководствуясь голой интуицией. – И он быстро написал на доске в верхнем секторе окружности: ПОХИЩЕНИЕ ПРОФЕССИОНАЛОМ В ПОЛИТИЧЕСКИХ ЦЕЛЯХ. – В конце концов, похититель мог оказаться редкостно дерзким и гордым – таким нравится действовать в необычайно опасных условиях.

– Куском свинцовой трубы, – саркастично добавил Маркус.

– Инструментом, от коего он может в любой момент легко избавиться, дабы полиция не нашла при нем оружия, задержи они его почему-либо. В конечном итоге, наш юный друг на подоконнике, – доктор ткнул в мою сторону большим пальцем, – носил при себе такое же оружие из тех же соображений. Не так ли, Стиви?

Я огляделся и понял, что все уставились на меня.

– Ну… да, наверное. – Они не отводили взглядов, и я занервничал: – Но я же больше так не делаю! – чем несколько повеселил собравшихся.

– Ну ладно, хорошо, – сказал доктор, уводя от меня общественное внимание. – Он профессионал. Рост его случайно совпадает с ростом жертвы, кроме того, работает он чрезвычайно мягко. – И доктор переместился к правой стороне окружности. – Но кто же мог нанять его? Мур? Вам близка эта версия – предложите своих кандидатов.

– Таких в избытке, – отозвался из-за стола мистер Мур. – Полно людей, которые бы в данный момент обрадовались дипломатическому инциденту между Испанией и Соединенными Штатами. Начать хотя бы с партии войны…

– Очень хорошо. – Доктор пометил их на доске как ГРАЖДАН США ЗА ВОЙНУ. – Те американцы, которым все равно, кто начнет войну, если только мы ее закончим.

– Именно, – согласился мистер Мур, но тут же помрачнел. – Хотя мне сомнительно, чтобы им хотелось выставить американцев такими зверьми.

– Кто еще? – спросил доктор.

– Ну, есть еще кубинцы, – ответил мистер Мур. – Изгнанники здесь, в Нью-Йорке. Они бы тоже обрадовались любому поводу к войне.

– «Кубинская революционная партия», – пояснил Маркус. – У них контора на Фронт-стрит, рядом с доками в Ист-Сайде. Старое такое, замшелое здание – они сидят на четвертом этаже. Мы с Люциусом можем их завтра потрясти, если хотите.

– Мне представляется, что нынешней ночью это будет полезнее, – отозвался доктор Крайцлер. – Если ребенок у них, его судьбу они скорее всего предпочтут решить под покровом ночи, а не днем. – И с правой стороны окружности появилась новая надпись: КУБИНСКИЕ РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ.

– Еще остались сами испанцы, – сказал мистер Мур. – Лично мне эти ребята нравятся больше всех прочих – изымают ребенка, а мать держат в неведении, прикинув, что она не в силах ввязываться.

– И при этом не сделать ни одного заявления касательно происшедшего? – усомнилась мисс Говард. – Зачем им подставлять нашу страну, не заявляя о преступлении?

Мистер Мур только пожал плечами:

– Они могут ждать подходящего момента. Тебе же известна обстановка в Вашингтоне, Сара, – ты сама говорила, что Маккинли по-прежнему ищет способ выпутаться из этой клятой войны. Может, они ждут, пока у него не останется выхода?

– Ну в таком случае, почему бы не изъять ребенка позже? – возразила мисс Говард. – Или, наоборот, раньше? По весне военной истерии было куда как больше, чем сейчас.

– Возможно, они просто ошиблись в расчетах, – предложил доктор, выводя на доске ИСПАНСКАЯ ПАРТИЯ ВОЙНЫ. – Испанией сегодня правят отнюдь не гении. Те, кто ратует за войну, в массе своей – садисты-психопаты, вроде Уэйлера, – он имел в виду печально известного генерала Уэйлера, губернатора Кубы, впервые опробовавшего на кубинских крестьянах то, что потом назвали «концентрационными лагерями»: оттуда они уже ничем не могли помочь бунтовщикам, оставалось только передохнуть как мухам от болезней и голода. – … или обманутые монархисты, грезящие о днях конкистадоров. – Доктор оторвался от доски. – Так… сим завершается список подозреваемых. Одна из групп нанимает профессионала, тот похищает девочку, ее прячут в укромном месте. При помощи…

– Женщины из поезда, – быстро ответила мисс Говард. – Это сиделка. Если только вы не думаете, что сеньоре дочь почудилась.

– Другой женщине – возможно, – произнес доктор. – Но этой? Нет. Ей хватило присутствия ума явиться к нам и подробно все обсудить, хотя она явственно представляла себе возможные последствия, если наша беседа вдруг откроется мужу. Она не подвержена ни маниям, ни истерии. Нет, когда она говорит, что видела своего ребенка, я ей верю. – Склонившись к нижней половине круга на доске, доктор вывел: ЖЕНЩИНА В ПОЕЗДЕ: – двоеточие указывало на его намерение продолжить запись. – Ладно, Джон, – продолжил он. – Объясните мне роль этой загадочной женщины в политическом контексте.

Мистер Мур, похоже, растерялся:

– Ну, она… Сара же про нее все сказала. Сиделка. По словам сеньоры, была одета гувернанткой – наверное, тоже профессионалка, нанятая специально.

– Специально для того, чтобы присмотреть за ребеночком на последней площадке последнего вагона надземки, проезжавшего по Третьей авеню посреди ночи? Не годится, Джон, и вы это знаете. Хотя насчет какого-то профессионализма я склонен с вами согласиться. – И он написал после двоеточия: ГУВЕРНАНТКА ИЛИ НЯНЯ. – Но совсем по другим причинам.

– Она могла ехать на поезде в штаб-квартиру кубинцев, – нашелся мистер Мур.

– Джон, – довольно снисходительно произнесла мисс Говард, – если кто-то уж дошел до того, чтобы нанять похитителя и няню, наверное, они могли себе позволить оплатить им кэб.

– А ты когда-нибудь видела этих кубинских революционеров, Сара? – с еще большей снисходительностью парировал мистер Мур. – Я – видел: они все точно молью траченные, эти революционеры. Какие бы средства Херст ни пускал на военную лихорадку, этих ребят он не особо облагодетельствовал.

– Тут Джон прав, – подтвердил Маркус. – Может, они действительно поиздержались.

– Что, между тем, не объясняет, какого дьявола она вообще делала в поезде, – ответил доктор. – Основная идея ведь в том, чтобы спрятать ребенка, не так ли? А не показывать девочку половине города. Должна быть причина, по которой они дали публике увидеть ее, и причина эта обязана иметь политическую подоплеку.

– Гм… ну, вообще-то здесь только один вариант, – раздался голос Люциуса.

– Да? – обернулся доктор.

– Они хотели, чтобы девочку увидели.

– Да. Благодарю вас, детектив-сержант, – кивнул доктор Крайцлер. – Это действительно единственно возможное объяснение. – И на доску было занесено: УМЫШЛЕННАЯ ДЕМОНСТРАЦИЯ. – Кому-либо, где-либо – возможно, и самой сеньоре – необходимо было увидеть ребенка, дабы убедиться в серьезности намерений похитителей и в том, что девочка действительно у них. А лучшее место для такой демонстрации должно быть весьма людным. И тут мы приближаемся к последнему пункту нашей теории… – Доктор подошел к левой половине нарисованного круга. – Демонстрируя ребенка, наши похитители предают огласке свои требования. Однако сеньора, похоже, убеждена в обратном.

– Консул Бальдасано и ее муж могли ее обманывать, – сказал Люциус. – Они могли получить требования и не собираться их удовлетворять. Не желали вони и соврали матери.

Раздумывая, доктор выводил на доске слово ТРЕБОВАНИЯ.

– Да. И снова, Люциус, – единственная возможность, если только не прав мистер Мур и они действительно не выжидают. Но если они ждут, или им отказали, – чего хочет каждая группа? Простое похищение с целью выкупа отпадает сразу, поскольку сомнительно, чтобы испанцы оказались неплатежеспособны. Нам следует держаться политических мотивов – которые подразумевают что?

– Так… – произнес мистер Мур. – Американские ура-патриоты и кубинцы хотят одного и того же – войны. Тут дело не в «требованиях» как таковых.

Доктор резко развернулся и, улыбнувшись, ткнул обвинительным перстом в своего старого друга: