Тот лишь посмотрел на пустую комнату и подошел поближе к приятелю:

– Ты действительно хочешь задействовать в этом расследовании Дэ-ка?

– Что такое Дэ-ка?

– Я имею в виду эту девушку, Сакс. У нее есть прозвище: Дэ-ка.

– Почему?

– Только не называй ее так в лицо, а то она начнет раздражаться. Ее отец был прекрасным полицейским в течение сорока лет. Он действительно был великолепным человеком, копом по призванию, поэтому ее стали называть Дэ-ка – «Дочь копа».

– А ты думаешь, что нам не следует ее подключать?

– Я ничего подобного не говорил. Просто мне интересно, почему ты выбрал именно ее?

– Потому что ей пришлось спускаться вниз по отвесной скале только ради того, чтобы сохранить место преступления в неприкосновенности. Кроме того, она самостоятельно перекрыла движение поездов. А это неплохое проявление инициативы.

– Ну и что? Я могу назвать тебе дюжину полицейских, которые поступили бы точно так же.

– Тем не менее мне нужна именно она, – строгим голосом произнес Райм, давая понять Селитто, что дальнейшая дискуссия на эту тему неуместна.

– Я просто хотел сказать еще вот что, – смутился детектив. – Я только что разговаривал с Поллингом. Так как Перетти не включен непосредственно в расследование, могут возникнуть неприятности, если выяснится, что осмотр места преступления методом «решетки» производил самый обыкновенный патрульный полицейский.

– Возможно, так оно и будет, – безразлично произнес Райм, любуясь приклеенным к стене плакатом с начатым на нем описанием преступника. – Но мне кажется, что эта проблема и яйца выеденного не стоит по сравнению с теми, которые нас ждут уже сегодня.

И он опустил голову на мягкую подушку.

Микроавтобус мчался по направлению к грязным, закопченным районам Уолл-стрит в деловой части Нью-Йорка.

Пальцы Амелии Сакс нервно постукивали по рулю, когда она пыталась представить себе то злосчастное место, где томилась бедная Ти-Джей Колфакс. Амелии казалось, что найти девушку просто невозможно. Приближающийся финансовый центр города сейчас показался ей невероятно огромным, полным крошечных переулков и тупиков, весь усеянный люками, дверями и бесконечными черными окнами.

В любом из этих мест можно спрятать заложника.

Перед мысленным взором Сакс все еще стояла рука, торчащая из холмика возле железнодорожного полотна. И блеск кольца с бриллиантом, надетого на окровавленную кость пальца. Амелии были знакомы такие кольца: подобные украшения покупают себе богатые одинокие девушки. Будь у нее побольше денег, она приобрела бы себе нечто похожее.

Сейчас она мчалась на юг, лавируя в потоке машин и уклоняясь от столкновения с многочисленными велосипедистами.

Даже в такой солнечный сияющий жаркий день эта часть города казалась холодной и мрачной. Серые здания отбрасывали глубокую тень, а их стены покрывали темные потеки, напоминавшие свернувшуюся кровь.

Сакс сбросила скорость до сорока миль, вписалась в поворот, и машина, несколько раз подпрыгнув на выщербленном асфальте, снова помчалась вперед.

«Великолепный двигатель», – подумала Амелия и решила попробовать, как он покажет себя на скорости семьдесят миль в час.

Еще будучи подростком, Эми Сакс, пользуясь тем, что отец, устав на дежурстве, ложился спать, зажимала в ладони ключ от его «камаро» и невинным тоном осведомлялась у матери, не надо ли что-нибудь купить в магазине. Не успевала та ответить отрицательно или посоветовать дочери сесть на поезд, как девочка исчезала и через секунду уже неслась в отцовской машине по проселочным дорогам.

Возвращалась она часа через три, и, конечно же, без продуктов. Эми потихоньку пробиралась в дом, где ее встречала рассерженная мать, читавшая ей пространные нравоучения. Они сводились к тому, что ранняя беременность нежелательна, что материнство в таком возрасте преждевременно состарит Эми и тогда с мечтами о карьере фотомодели можно будет распроститься навсегда. Однако в конце концов мать выяснила, что ее дочка не спит с кем попало, а вместо этого носится на машине по окрестностям со скоростью сто миль в час. Она рассердилась еще больше, и теперь ее нотации претерпели незначительные изменения: мать предупреждала Эми, что та неминуемо попадет в аварию и изуродует лицо, что также поставит крест на возможности стать той же фотомоделью.

Когда Эми подросла и получила водительские права, дела пошли еще хуже.

Теперь ей очень нравилось мчаться в узких промежутках между огромными грузовиками, уповая лишь на то, что ни их водители, ни пассажиры не откроют дверей.

«Когда ты в движении, тебя трудно поймать…»

Лон Селитто сосредоточенно мял короткими толстыми пальцами лицо и, совершенно не обращая внимания на скорость, с которой двигался их микроавтобус, беседовал со своим напарником о ходе расследования. Со стороны он напоминал главного бухгалтера, согласующего с подчиненным нюансы финансового отчета. Что касается Бэнкса, то тот перестал бросать вожделенные взгляды на глаза и губы Амелии, а лишь ежеминутно смотрел на показания спидометра.

Они лихо свернули под Бруклинский мост. Сакс сейчас думала о содержавшейся в плену девушке. Постукивая своими неухоженными пальцами по рулю, она представляла себе роскошный маникюр Ти-Джей. И снова перед ее глазами встала торчащая из земли белая рука с кольцом на окровавленной кости.

– По-моему, он просто чокнутый! – неожиданно выпалила Сакс, пытаясь избавиться от навязчивого видения.

– Кто? – удивился Селитто.

– Райм.

– Что до меня, – добавил Бэнкс, – он мне кажется похожим на Говарда Хьюза, только помоложе.

– Да, он действительно сегодня выглядел неважно, – согласился Селитто, – а раньше ведь был красавец-мужчина. Хотя это и неудивительно, учитывая то, через что ему пришлось пройти. Кстати, Сакс, где вы научились так водить машину?

– На службе, – буркнула Амелия. – Причем никто меня не просил, а только приказывал. Как вот вы сегодня. А что, он действительно когда-то был выдающимся криминалистом?

– Райм? Более чем выдающимся. Если самый талантливый криминалист в год мог разобраться с парой сотен трупов, то Линкольн без труда справлялся с четырьмястами. Даже тогда, когда он уже стоял во главе следственного управления. Взять хотя бы Перетти. Он неплохой парень, но занимается от силы одним делом в две недели, да и то при условии, что оно попадет на страницы всех центральных газет. Только я вам ничего не говорил, офицер.

– Конечно нет.

– А Райм вникал буквально во все. Если у него не было текущих дел, он просто бродил по городу.

– Зачем?

– Просто ходил. Присматривался, кое-что покупал, кое-что подбирал. В общем, собирал разные вещи.

– Какие вещи?

– То, что чаще всего оказывается вещественными доказательствами. Образцы почвы, продукты питания, журналы, колпаки с автомобильных колес, обувь, лекарства, растения… Вы называете любой предмет – и он находит его в своем каталоге или вносит туда. Поэтому, когда в ходе расследования появляются вещественные доказательства, Райм лучше всех знает, где был преступник и чем занимался.

– А в роду у него были полицейские?

– Нет. Отец – ученый, работал в национальной лаборатории, что-то изобретал, насколько я помню.

– Значит, Райм тоже хотел пойти по его стопам и стать ученым?

– Да, у него две ученые степени: в области химии и истории. Я, правда, сам не знаю, почему он посвятил себя именно этим предметам. Родители его умерли давно, лет пятнадцать назад. Братьев и сестер нет. Родился и вырос он в Иллинойсе, поэтому его и назвали Линкольном.

Амелии хотелось спросить, женат ли он или, может быть, когда-то раньше состоял в браке, но она сдержалась и вместо этого неуверенно забормотала:

– Скажите, а он всегда такой…

– Смелее, офицер.

– С говнецом вместо характера?

Бэнкс рассмеялся.

– Моя мама про таких говорила «завернутый», – улыбнулся Селитто. – Пожалуй, это словечко лучше всего характеризует Райма. Он действительно завернут на своем любимом деле. Как-то раз, я помню, его придурковатый помощник обработал люминолом – это реактив для анализа крови – отпечаток пальца. Ну, немного перепутал с нингидрином. Короче говоря, отпечаток был потерян. Так Райм его уволил в ту же секунду. В другой раз полицейскому захотелось облегчиться на месте преступления, и он, после того как сделал свое дело, додумался спустить воду в унитазе. Вы бы видели, как разбушевался Райм! Он велел несчастному копу разобрать унитаз и вернуть все то, что находилось в нем в тот момент, когда они прибыли на место преступления. – Селитто улыбнулся. – Но полицейский тоже оказался с гонором. «Ничего делать не буду, – говорит, – я, между прочим, лейтенант». На что Райм ему преспокойно отвечает: «Неужели? А у меня для вас новости. С этой минуты вы не лейтенант полиции, а сантехник низшего разряда». Я могу рассказывать такие истории бесконечно… Послушайте, офицер, вы, как мне кажется, уже разогнались до восьмидесяти миль!