— Наверняка вам пришлось чертовски потрудиться, чтобы втащить ее сюда, — сказал Лэш, кивая в сторону доски.

Тара улыбнулась, что бывало нечасто.

— Первые месяцы я работала вне Стены, проверяя процедуры безопасности. Я взяла с собой старую доску, чтобы помнить, что существует еще какой-то мир за пределами Нью-Йорка. Она помогает мне не забывать, чем мне хотелось бы заниматься. Когда я завершила проверку, меня повысили и перевели за Стену. И не позволили взять с собой доску. Я была просто вне себя. — Она тряхнула головой, вспоминая. — А потом однажды доска появилась в дверях моего кабинета с наилучшими пожеланиями от Эдвина Мочли и «Эдема» по случаю первой годовщины работы.

— Зная Мочли, наверняка ее сначала просканировали, просветили и обследовали всеми возможными способами.

— Конечно.

Лэш посмотрел на набор изумрудно-зеленых открыток, мысленно формулируя вопрос, на который Тара, вероятно, могла бы ответить лучше, чем кто-либо другой.

Он склонился над столом.

— Тара, послушайте. Помните, как мы сидели в баре «У Себастьяна»? И то, что вы мне говорили про зеленый свет?

Он тут же почувствовал, как она напряглась.

— Я должен вас кое о чем спросить. Может ли быть такое, что кандидат, отвергнутый «Эдемом» после вступительного обследования, все же пройдет этап сбора данных, мониторинга, обработки и окажется в Аквариуме? Получит зеленый свет?

— Вы имеете в виду — возможна ли какая-то ошибка? Могут ли отсеянные каким-то образом пройти дальше? Это невозможно.

— Почему?

— Процедуры контроля избыточны, как и все в системе. Мы не можем подвергать даже несостоявшегося клиента какому-либо риску, связанному с неумелой обработкой данных.

— Вы уверены?

— Подобного никогда не случалось.

— До вчерашнего дня.

В ответ на недоверчивый взгляд Тары он вручил ей письмо, которое нашел у себя под дверью. Она прочитала его и явно побледнела.

— «Таверна на лужайке».

— Меня отвергли. Окончательно и бесповоротно. Так как такое может быть?

— Понятия не имею.

— Кто-нибудь в «Эдеме» мог подделать мои документы? И они прошли через контроль, вместо того чтобы оказаться в груде отклоненных заявлений?

— Тут никто ничего не делает без того, чтобы за ним не наблюдали полдесятка других.

— Никто?

Услышав тон его голоса, Тара пристально посмотрела на него.

— Разве что кто-то из руководства, имеющий высший уровень допуска. Например, я. Или негодяй вроде Хандерлинга, который вломился в систему. — Она помолчала. — Но зачем кому-то делать это?

— Именно этот вопрос я собирался задать следующим.

Наступила тишина. Тара сложила письмо и отдала его Лэшу.

— Не знаю, как такое получилось. Но мне действительно очень жаль, доктор Лэш. Естественно, мы сразу же проверим это.

— Вам жаль, Сильверу тоже. Почему всем так жаль?

Тара удивленно посмотрела на него.

— Вы хотите сказать?..

— Именно. Завтра вечером я пойду туда.

— Не понимаю…

Она не договорила.

«Знаю, что не понимаешь», — подумал Лэш. Он сам не мог разобраться в себе. Будь он сотрудником «Эдема», как Тара, и оказался бы под воздействием того, что они называли «эффектом Оз», возможно, он порвал бы письмо.

Но не сделал этого. Взгляд за кулисы и восторженные отзывы клиентов фирмы пробудили у него живой интерес, прежде чем он сам успел осознать это. А теперь еще сообщили, что нашли ему идеальную подругу — ему, Кристоферу Лэшу, который столь профессионально анализировал чужие семейные отношения и столь скверно справлялся с собственными. Искушение было чересчур сильным, чтобы противостоять ему. Даже зная, из-за чего он оказался здесь, он не мог преодолеть желание встретиться с женщиной, которая, возможно, могла бы стать для него идеальной парой.

Впрочем, встреча должна состояться только завтра. На сегодня хватало и других дел.

— Это не случайность, — сказал он.

— Гм?

— То, что мое заявление прошло обработку. Может, это и ошибка, но не случайная. Так же как не случайна смерть тех двух суперпар.

Тара нахмурилась.

— Что вы, собственно, хотите этим сказать?

— Не знаю точно. Но во всем этом есть какая-то закономерность, которую мы не замечаем.

Лэш мысленно вернулся к своей вечерней поездке домой, когда не хотел слушать голос своего подсознания. Теперь он пытался вспомнить, что же говорил ему этот голос.

«Вы по очереди убили две первые пары, — сказал Мочли Хандерлингу во время допроса. — А теперь вы собирались застать врасплох и убить третью».

«По очереди…»

— Можно на минуту? — спросил он, беря со стола блокнот.

Достав ручку, он написал две цифры: 17.09.04 и 24.09.04. Даты смерти Торпов и Уилнеров.

— Тара, — спросил Лэш, — можете сказать мне точно, когда Торпы и Уилнеры подали заявления?

— Конечно.

Повернувшись к одному из терминалов, она постучала по клавишам. Почти сразу же принтер выдал ответ.

Ничего.

— Можете расширить область поиска? Мне нужна распечатка всех существенных дат для этих двух пар. Когда их обследовали, когда они впервые встретились, когда поженились и так далее.

Тара несколько мгновений задумчиво смотрела на него, затем снова начала стучать по клавишам.

Второй список состоял почти из десятка страниц. Лэш просмотрел их одну за другой, устало водя взглядом по строчкам. Неожиданно он замер.

— Господи, — пробормотал он.

— Что такое?

— Вот эти колонки с заголовком «номинальное удаление аватара» — что они означают?

— Дата, когда аватары выводятся из Аквариума.

— Иначе говоря, когда пары подобраны.

— Совершенно верно.

Лэш протянул ей листок.

— Взгляните на дни удаления аватаров Торпов и Уилнеров.

Тара посмотрела на распечатку.

— Боже мой. Семнадцатое сентября две тысячи второго и двадцать четвертое сентября две тысячи второго.

— Именно. Торпы и Уилнеры не только были первыми подобранными суперпарами. Они умерли ровно два года спустя — с точностью до дня.

Тара уронила листок на стол.

— Как по-вашему, что это означает?

— То, что мы пошли по ложному следу. Я рылся в психологических тестах и результатах обследования, предполагая, что вы просмотрели у них какие-то психические отклонения. Возможно, вместо того чтобы изучать людей, мне следует изучить сам процесс.

— Процесс? А что с поисками подозреваемого? С тем анализом, который проводит Лиза?

— Она все равно не закончит его до понедельника. Я не собираюсь сидеть без дела последующие трое суток. — Он встал и направился к двери. — Спасибо за помощь.

Открывая дверь, он услышал звук отодвигаемого стула.

— Минуту, — сказала Тара.

Он обернулся.

— Куда вы сейчас?

— К себе в кабинет. Нужно просмотреть множество документов.

Тара, не колеблясь, вышла из-за стола.

— Я с вами.

— Не видела мой несессер, крошка? — крикнул Кевин Коннелли.

— Под туалетным столиком, вторая полка слева.

Коннелли босиком прошел мимо кровати, сквозь падающие в окна желтые лучи солнца и присел перед умывальником. Ну конечно же, на второй полке, у самой стены. До этого он потратил полчаса, перетряхивая всю спальню в поисках несессера. Линн, похоже, с фотографической точностью помнила, где что находится, причем не только свои вещи, но и его тоже. У нее это получалось подсознательно, как бы само собой — возможно, именно поэтому она знала столько иностранных языков.

— Ты настоящее сокровище, — сказал он.

— Уверена, ты говоришь это всем девушкам.

Сидя на корточках перед туалетным столиком, он обернулся и посмотрел на нее. Линн стояла перед открытым шкафом, глядя на вешалку с платьями. Взяв одно, она покрутила его в руках, повесила обратно и выбрала другое. В ее движениях, легких и изящных, было нечто такое, от чего даже теперь у него сильнее забилось сердце. В свое время он обиделся, когда его мать назвала ее «симпатичной». Симпатичная? Это была самая красивая женщина из всех, кого он видел в своей жизни.