Этот вопрос должен определить экстравертные или интровертные наклонности. В таких тестах общительность является желательной чертой. Впрочем, Лэш предпочитал уединение. Он снова заштриховал «нет».

Карандаш сломался, и Лэш негромко выругался. Прошло уже пять минут. Если он собирается закончить тест, то должен сделать это как типичный клиент, инстинктивно отвечая на вопросы, а не анализируя каждый из них. Взяв другой карандаш, он снова принялся за работу.

К десяти часам он ответил на весь набор вопросов, и Фогель устроил ему пятиминутный перерыв. Потом он снова усадил его за стол, оставил ненадолго одного и вернулся с очередным белым конвертом и кофе, который попросил Лэш, — без кофеина, но другого тут не было. Открыв конверт, Лэш обнаружил, что в нем содержится набор задач на интеллект — на понимание текста, зрительно-пространственное восприятие и память. Эти тесты тоже были обширнее и подробнее всех тех, которые он знал, и когда он покончил с ними, было уже почти одиннадцать.

Очередной пятиминутный перерыв, очередная кружка кофе без кофеина и третий конверт. На этот раз тест содержал длинный список незавершенных фраз.

Наконец-то: личные, интимные вопросы, которые явно отсутствовали в первом тесте. Лэш снова оценил их количество примерно в тысячу. Когда он просматривал незаконченные фразы, ему — как человеку, так и профессионалу — инстинктивно хотелось солгать. Но он напомнил себе, что полумеры ни к чему хорошему не приведут. Если он действительно хочет понять процесс отбора, он должен пройти через него точно так же, как Уилнеры и Торпы. Взяв новый карандаш, он подумал над первой фразой и дописал: «Я хотел бы, чтобы мой отец чаще хвалил меня».

Когда Лэш заканчивал последнее предложение, близилась половина первого, и он начал ощущать головную боль, расходящуюся от висков и за глазами. Пришел Фогель с длинной узкой карточкой в руке, и на какое-то ужасающее мгновение Лэшу показалось, что это очередной тест. Но это оказалось меню. Хотя у него не было аппетита, он послушно выбрал блюда на обед и отдал карточку технику. Тот предложил ему воспользоваться туалетом и вышел, оставив дверь открытой.

Когда Лэш вернулся, Фогель уже успел принести складной стульчик и поставил его напротив. На месте кубика с карандашами теперь стояла продолговатая коробочка из черного картона.

— Как вы себя чувствуете, доктор Лэш? — спросил техник, садясь на складной стульчик.

Лэш потер глаза.

— Словно мешком по голове.

Губы Фогеля изогнулись в мимолетной улыбке.

— Знаю, это выматывает. Но наши данные показывают, что наилучшие результаты можно получить в течение одного дня интенсивного обследования. Садитесь.

Он открыл коробочку, в которой лежал набор больших карт. Увидев номер на обороте каждой карты, Лэш понял, что его ждет. Он был настолько поглощен первыми тремя опросниками, что почти забыл о том, результаты которого просматривал несколько дней назад.

— Теперь мы проведем ассоциативный тест, называемый тестом Хиршфельдта. Знакомы с таким?

— Более или менее.

— Понятно.

Фогель достал из коробочки чистую контрольную форму и сделал запись.

— Начинаем. Я буду показывать вам кляксы, одну за другой, а вы будете мне говорить, что видите. — Взяв из коробочки первую карту, он перевернул ее и положил на стол рисунком вверх. — Что это может быть?

Лэш посмотрел на картинку, пытаясь выкинуть из головы более ранние ассоциации, в особенности те страшные образы, которые неожиданно возникли у него перед глазами в Центре имени Одюбона.

— Вижу птицу, — сказал он. — На самом верху. Она похожа на ворона, а та белая часть — его клюв. Вся картинка напоминает японского воина, ниндзя или самурая. С двумя мечами в ножнах, которые торчат в стороны и вниз.

Фогель что-то записывал. Лэш знал, что тот тщательно фиксирует его ответы.

— Очень хорошо, — сказал Фогель. — Переходим к следующему. Что это может быть?

Лэш прошел весь тест, борясь с растущей усталостью и пытаясь найти собственные ответы, а не те, которые даются чаще всего. К часу дня Фогель закончил как этап свободных ассоциаций, так и пояснений, а голова у Лэша заболела еще сильнее. Глядя, как техник убирает карты, он начал размышлять о тех клиентах, что вошли этим утром в здание. Сидели ли они сейчас на этом этаже в таких же комнатках? Утомило ли Льюиса Торпа, как и его самого, разглядывание голых белых стен?

— Вы наверняка проголодались, доктор Лэш, — сказал Фогель, закрывая коробочку. — Идемте. Ваш обед ждет.

Хотя у Лэша до сих пор не было аппетита, он пошел за техником через маленькое центральное помещение к одной из дверей в противоположной стене. Фогель провел карточкой через считыватель, и дверь открылась. За ней оказалась еще одна белая комната. На трех стенах висели фотографии — обычные снимки лесов и морского берега, без людей или животных, но после стерильной пустоты утра Лэш жадно впился в них взглядом.

Обед ждал на отглаженной льняной скатерти: жареный холодный лосось в укропном соусе, рис, хлеб и кофе — естественно, без кофеина. За едой Лэш почувствовал, как аппетит возвращается к нему, а головная боль проходит. Фогель вернулся через двадцать минут, дав ему спокойно поесть.

— Что дальше? — спросил Лэш, вытирая губы салфеткой.

Он не слишком надеялся, что получит ответ на этот вопрос, но техник удивил его.

— Осталось два пункта программы, — ответил он. — Медицинский осмотр и беседа с психологом. Если вы закончили, можем начать прямо сейчас.

Лэш отложил салфетку и встал, снова вспомнив о том, что говорил тот мужчина на встрече выпускников об обследовании. До сих пор оно было утомительным и даже раздражающим, но не более того. С медицинским осмотром он как-нибудь справится. И, будучи психологом сам, он провел столько бесед, что знал, чего ожидать.

— Ведите, — сказал он.

Фогель показал на одну из двух дверей, которые еще не открывал. Проведя карточкой через считыватель, он начал писать что-то стилусом в своем наладоннике.

— Входите, доктор Лэш. Снимите одежду и наденьте больничную рубашку, которую найдете внутри. Можете повесить свои вещи на вешалку на двери.

Лэш вошел в очередную комнату, закрыл дверь и, раздеваясь, окинул взглядом помещение. Это был врачебный кабинет — небольшой, но удивительно хорошо оборудованный. В отличие от предыдущих комнат здесь находилось множество разнообразных вещей, но большинство Лэш предпочел бы не видеть: пробирки, кюретки и шприцы, стерильные бинты. В воздухе чувствовался слабый запах дезинфицирующего средства.

Едва Лэш успел надеть рубашку, как дверь снова открылась и вошел другой человек, невысокий и смуглый, с редеющими волосами и щеточкой усов. Из бокового кармана его белого халата свисал стетоскоп.

— Посмотрим, — заговорил он, глядя на листок, который держал в руке. — Доктор Лэш? Случайно, не врач?

— Нет. Доктор психологии.

— Очень хорошо, очень хорошо, — сказал вошедший, откладывая листок и надевая резиновые перчатки. — А теперь расслабьтесь, доктор Лэш. Это займет не более часа.

— Часа? — переспросил Лэш и замолчал, увидев, что врач сует палец в банку с вазелином.

«Может, сто тысяч долларов вовсе не такой уж сумасшедший гонорар», — подумал он.

Расчеты врача оказались верными. В течение последующих шестидесяти минут Лэш прошел самое сложное и утомительное медицинское обследование в своей жизни. Электрокардиограмма и энцефалограмма, эхокардиограмма, анализы мочи, кала и слизистой, а также эпителия полости рта, подробный расспрос с упором на перенесенные болезни вплоть до двух поколений назад, проверка рефлексов и зрения, неврологические и психомоторные тесты, тщательный дерматологический осмотр. В какой-то момент врач дал ему стеклянный стаканчик и, выходя из комнаты, попросил сдать анализ спермы. Когда дверь закрылась, Лэш посмотрел на холодящую пальцы мензурку, и ему показалось, что это сон. «Вполне логично, — произнес тихий голос у него в голове. — Бесплодие или импотенция могут стать серьезной проблемой».