Уайт устало вздохнул и покачал головой:

— Иногда все на свете представляется мне бессмысленным. В частности, борьба с триадой. Ее люди продвинулись дальше на север и теперь делают свой бизнес в Китае. Скоро их будет совершенно невозможно контролировать.

Первый раз в жизни Мэнн слышал, чтобы старый полицейский, рассуждая об их работе, использовал такие слова. И это неприятно его удивило. Он никогда не думал о старом друге как о человеке, пасующем перед трудностями.

— Я знаю, Дэвид: со времен передачи власти все стало сложнее, но уверен, что в конце концов мы победим. Поверь, мы изыщем способ, чтобы достать этих людей. Я лично сдаваться не собираюсь. Но ты прав в одном — для меня нет «нейтральной», неопределенной области, когда дело касается правосудия.

— Давай смотреть правде в глаза, Мэнн. Ты любишь-таки наступать на ноги сильным мира сего. Однако когда произошла передача власти, многие крупные преступники, именующиеся ныне «патриотами», обосновались под крылышком у китайского правительства и стали, так сказать, столпами общества. — Уайт печально покачал головой. — Проблема заключается в том, что ты понимаешь, кому отдавил ногу, когда извиняться уже слишком поздно.

— Ну, я не собираюсь просить за это прощения, Дэвид. Если людям нечего скрывать, то им незачем меня бояться. Но я не позволю адептам триады управлять Гонконгом. Должно быть, я действительно не все понимаю, но раньше мне казалось, что после передачи власти гангстеры будут чувствовать здесь себя куда менее комфортно, чем в прошлом, ибо в Китае их принято расстреливать. Выяснилось, однако, что китайские власти предпочитают заигрывать с ними. Как такое могло случиться?

— Не знаю. Трудно сказать что-либо определенное относительно того, кто сейчас дергает за ниточки в правительстве и в руководстве полиции — особенно в бюро.

— Расскажите мне об этом поподробнее, ладно? Я ведь находился от того, чтобы прижать Чана, вот настолько. — Мэнн сдвинул указательный и большой пальцы так, что они едва не смыкались. — А потом — бац! — все рухнуло и меня сослали чуть ли не на край света. Было такое ощущение, будто сидишь, а из-под тебя неожиданно выбили стул. — Мэнн развел руками.

Суперинтендант, откинулся на спинку старого кресла, служившего ему верой и правдой на протяжении тридцати лет, но в последнее время демонстрировавшего признаки изношенности, как и его хозяин. Проведя в таком положении около минуты, старый полицейский подался всем телом вперед, пристально посмотрел на воспитанника и решительно хлопнул по подлокотникам.

— Как бы то ни было, сейчас тебе предстоит заниматься делом об убийстве иностранных подданных. Так что забудь на время о триаде и Чане. Я знаю, как ты его ненавидишь, но не хочу, чтобы персональная вендетта сказывалась на текущей работе. Но его время настанет, твердо обещаю тебе это.

Он сделал паузу, как если бы вдруг передумал развивать эту тему. Но детектив знал, что хотел сказать старый полицейский. Суперинтендант собирался произнести сентенцию относительно того, что ему, Мэнну, цены бы не было как полицейскому, если бы его поле зрения не застилала временами бешеная ненависть к триаде, Чану и людям, так или иначе связанным с ним. Между тем доказано, что Чан не связан со смертью отца Джонни. Вот что, по мнению детектива, не сказал Уайт. Однако, сделав паузу и выразительно посмотрев на собеседника, Дэвид как бы произнес все это без слов.

— Итак, о нашей нынешней работе, — заговорил суперинтендант деловым голосом, меняя тему и тактику. — Расследование возглавляю я. Ты будешь моим заместителем. На первом этаже в конце холла находится оперативная комната по этой разработке. Нам будут помогать полицейские добровольцы со всего города. Некоторые уже приехали и сидят там. Остальные приедут завтра. Ты будешь делить офис с детективом-сержантом Энджи и детективом Ли. Полагаю, временами там будет жарковато, причем в прямом смысле. Но ты наконец узнаешь, что значит работать в старом здании штаб-квартиры, где нет даже кондиционеров.

— Жарко и влажно я люблю. — Мэнн поднялся со стула и снял с вешалки пиджак.

— Помни, что я тебе сказал, Джонни. Будь осторожен, но, что более важно, веди себя по-умному и не лезь на рожон. Не подставляйся зря.

— Вы же знаете меня, Дэвид…

— Знаю, потому и беспокоюсь. Обещал твоей матери, что останешься в живых, пока… пока по крайней мере я сижу в этой комнате. Между тем до отставки мне осталось не более полугода. Так что, будь любезен, подожди до этого срока совать голову в пасть льву. Дай мне спокойно обосноваться дома и начать выращивать цветочки, а после этого делай что хочешь… Ну и с чего собираешься начать расследование?

— С похода в спортивный бар.

— Не рановато ли для бара?

— Нет. Во всяком случае, для человека, с которым я хочу поговорить.

Мэнн, пробираясь мимо сновавших по коридорам полицейских, спустился по лестнице в холл и, прежде чем выйти на улицу, некоторое время постоял. В холле, выложенном черно-белой кафельной плиткой, приятно пахло полиролью с запахом лаванды и средством «Брассо» для придания блеска бронзовым и латунным элементам декора. Джонни поздравил себя с желанной передышкой от службы на Новых территориях, за что, похоже, следовало благодарить Уайта. Мэнну всегда нравилось здание штаб-квартиры. Кроме того, теперь он, вместо того чтобы ловить нарушителей пограничного режима, будет заниматься настоящим делом, расследовать серьезное преступление. А если повезет и дело окажется успешно раскрыто, он, возможно, останется здесь на более длительный срок и не вернется в тот медвежий угол, куда его сослали.

С мыслями об этом инспектор вышел на улицу и зашагал в направлении Центрального района, занимавшего по количеству магазинов, банков и коммерческих предприятий первое место в городе. Он шел туда, где вонзались в небо золотистые небоскребы, улицы были застроены дорогими бутиками и где располагалась самая престижная гостиница в мире — «Ройал кантонис». Представители местной элиты часто заключали сделки в находившемся при гостинице спортивном баре, куда посетитель мог попасть, миновав дорические колонны у входа и повернув в фойе налево.

Войдя в бар, Мэнн обнаружил сидевшего у стойки Джеймса Дадли-Смайта. Этот уроженец Англии и воспитанник Кембриджа, проживший большую часть жизни в Гонконге, был сказочно богат, обладал большим домом на вершине скалы и владел целым парком «роллс-ройсов», который обслуживали два водителя, работавших посменно. Но деньги не принесли этому человеку счастья. Циркулировали слухи, что он сильно пьет и может достичь эрекции только применяя насилие. Лишь боль, испытываемая предметом его вожделения, вызывала у толстосума возбуждение. Ни на что другое он уже не реагировал.

Каждый вечер Дадли-Смайт приводил домой новых женщин, но утром большей частью не мог вспомнить, получил ли то, за что заплатил. Многие девушки знали, что если дать ему хорошенько выпить, «покупатель» отключится и они получат свои деньги, не затратив на это ни малейших усилий. Находились, однако, и такие, которым в этом смысле не повезло.

Мэнн уселся за стойку рядом с объектом своего профессионального интереса.

— Как поживаете, Джеймс? — спросил он, беря у официанта порцию водки со льдом.

Как всегда, Дадли-Смайт был одет безукоризненно — спортивный пиджак, шейный платок, отутюженные брюки и сверкающие ботинки. Он имел обыкновение говорить, что о происхождении и воспитании человека можно судить по состоянию ногтей. Его собственные ногти находились в безупречном состоянии, так как он каждую неделю посещал маникюршу.

— Ничего себе, спасибо, Мэнн. А вы? Еще не женились? Я был уверен, что вы обвенчаетесь с той английской девушкой, которую как-то раз видел с вами.

— Боюсь, я с ней так и не обвенчался. — Инспектор покрутился на высоком барном стуле. — Слишком занят для таких вещей. Кстати, о моей занятости. Я тут расследую одно важное дело и полагаю, что вы можете мне помочь.