Падуя, Палермо, Парма, Павия, Перуджа. Вот она. Перуджа. Нужного вам человека зовут Ферранте, капитан Доменико Ферранте. Он хорошо говорит по-английски. Я пошлю ему кабель о вашем приезде — с просьбой помочь в расследовании.

Теперь о найме убийцы, вы спросили о нем, точно о найме кеба. И это действительно просто, увы, слишком просто. Не думаю, однако, что британские убийцы так уж готовы работать за пределами наших берегов. Возможно, капитан Ферранте поможет вам разобраться с итальянскими особенностями вашего дела. Полагаю также, вам хотелось бы, чтобы мы держали ухо востро и попытались узнать, не обращался ли кто к нашим убийцам в последние несколько недель? Недель или месяцев, как вы скажете?

— Недель, — твердо ответил Пауэрскорт. — Безусловно, недель. А если быть точным — в последние десять дней.

Местность гористая, мой лорд. Фраза Лита вспомнилась Пауэрскорту, когда его экспресс тащился туннелями, приближаясь к Перудже. Справа внизу он видел огромный простор воды — Тразименское озеро с тремя его островками и поросшими оливами склонами. Здесь, более чем в тысяче миль от дома, Ганнибал, чьи слоны уже одолели, тяжко ступая, Апеннины, ожидал в туманах и мгле раннего утра армию римлян. Пятнадцать тысяч римских солдат полегло тогда между горами и озером, резня продолжалась несколько часов. Впадающая в Тразименское озеро речушка получила название Сангвинетто в память о крови, которую две тысячи лет назад несли ее воды.

На вокзале в Перудже Пауэрскорта приветствовал совсем молоденький итальянский полицейский. Он вытянулся в струнку и старательно отдал честь. Тужурка юноши была велика ему по меньшей мере на два размера, из рукавов торчали наружу лишь кончики пальцев. Свежеотглаженные брюки складками наплывали на башмаки. Матушка его, решил Пауэрскорт, считает, что сыну еще предстоит подрасти. Какой смысл тратить хорошие деньги на форму, если она протянет всего лишь год? Пусть даже это форма полицейского.

— Лорд Пауэрскорт? Добро пожаловать в Перуджу, сэр. Я отправлю ваши чемоданы в отель. И отведу вас к капитану Ферранте, сэр.

Капитан сидел в маленьком кафе — пил кофе и мрачно изучал лежащий перед ним на столе длинный рапорт. Едва Пауэрскорт уселся, как подали свежий кофе, черный и крепкий.

— Лорд Пауэрскорт, очень рад знакомиться с вами. У меня есть длинное письмо от комиссара, извещающее о вашем приезде. Как комиссар?

— Комиссар здоров. Хотя при последней нашей встрече в Лондоне он выглядел усталым.

— Я думаю, полицейские везде устают. Слишком много преступлений, слишком много преступников. Не хватает времени поймать их всех.

Капитан Ферранте был хорошо сложенным человеком, совсем недавно разменявшим пятый десяток. Вид у него, несмотря на обилие преступлений, был веселый.

— Этот комиссар и я, мы работать вместе, три или четыре года назад. Английский милорд, очень глупый молодой человек, он украсть картину из одной церкви города. Возможно, он думать, что повесит ее на стенах своего палаццо в Англии. Мне пришлось ехать и возвращать картину в Перуджу. Комиссар, он очень помогает. Он любит картины, я думаю, комиссар. Да?

— О да. Любит, — и Пауэрскорт вспомнил разговоры о прискорбного качества акварелях с видами Темзы, которые комиссар пишет в свободное время.

— Мы вернуть картину. Комиссар говорит, что если ее написали, чтобы висеть на стенах Сан-Пиетро в Перудже, так там ей и место, там она и должна жить. Но к делу, лорд Пауэрскорт. Я верю, вы думаете, что, возможно, сможете опознать тело из фонтана? Тела без имен, с ними очень трудно. Наши процедуры для мертвых людей, они очень правильны, очень уважительны, однако они предполагают, что мы знаем, кто эти люди.

Мы пьем наш кофе здесь, потому что тело вон в том доме, — Ферранте указал на большое, импозантное здание, стоящее на другой стороне улицы. — Это больница. Морг находится в дальнем углу больницы. Там и есть тело. Монахини, вы знаете, монахини, которые нашли его в фонтане, они настояли, чтобы омыть тело, очистить его и все прочее. Мать-настоятельница, она настаивает.

Снятие лорда Эдуарда Грешема с креста, подумал Пауэрскорт, дополняющее собою все написанное ранее — плачущие женщины, спускающие с окровавленного креста обмякшее тело, грозные тучи над их головами, воздух, пронизанный смыслом происходящего.

— Пойдемте, — сказал Ферранте. — Мы сможем выпить еще кофе, когда вернемся. Потом я отведу вас к фонтану.

Они пересекли улицу и вошли в больницу. По коридорам ее катили на операции больных. Люди с ногами в гипсе, люди с руками в гипсе совершали первые свои экспериментальные выходы из операционных и, шатко ковыляя, присоединялись к основному потоку движения. Доктора, переходя из палаты в палату, сличали свои записи.

— Нам вниз по этим лестницам. Очень много лестниц.

Стук их каблуков эхом отзывался в лестничном колодце. Безукоризненно чистые бледно-зеленые стены украшались через правильные промежутки изображениями Девы. Навстречу им поднялись и прошли мимо двое мужчин в черном, гробовщики Перуджи с неподвижными, профессионально благочестивыми лицами.

— Я должен найти служителя. У него ключ, — и Ферранте скрылся за боковой дверью.

Естественное освещение внизу отсутствовало — лишь мерцание ламп. Быть может, здесь, гадал Пауэрскорт, в пятидесяти футах под землей, под взглядом блаженно улыбающейся Мадонны, и закончится мое путешествие.

— Сюда, пожалуйста, — огромная дверь негромко заскрипела. Ферранте и служитель морга перекрестились.

В этом помещении стоял изрядный холод. Окна отсутствовали. Стены сверкали белизной. Пара ламп посылала длинные тени живых на стены мертвых. Морг представлял собой квадрат со стороной футов в пятнадцать, по стенам его возносились к потолку ярусы коек. Только это на самом деле не койки, сказал себе Пауэрскорт. Это полки. И на каждой лежит труп.

— Questo. Si, questo. Per favore, — прошептал служителю Ферранте. Вот этот. Этого, пожалуйста.

Служитель потянул на себя вторую полку справа. Тело в ящике выползало из стены медленно, словно не желая, чтобы его опознали.

Шейный платок — вот что первым бросилось в глаза Пауэрскорту, тот же шейный платок, что был на молодом человеке в последнее их венецианское утро. Шелковый шейный платок. Залитый кровью шелковый шейный платок, обозначавший присутствие здесь лорда Эдуарда Грешема. Лицо его было спокойным, несмотря на огромную рану на шее. Монахини, подумал Пауэрскорт, омыли его хорошо, молясь, счищая кровь с лица изуродованного Грешема. Он увидел отметины на руках — нож с силой вонзался в них и проворачивался в ранах. Увидел обильно покрытый высохшей кровью сюртук. Возможно, им не позволили вычистить его, пока тело оставалось безымянным. Что-то в лице Грешема напомнило Пауэрскорту других Грешемов, глядящих со стен их родового дома, быть может, в нем проступило даже сходство с матерью. Аристократы и в смерти заключают в себе всех своих предков. В смерти особенно.

Ферранте кашлянул, очень тихо.

— Лорд Пауэрскорт, вы знаете этого человека?

— Знаю.

— Вы уверены? Вы должны поклясться, что уверены. Мы должны заполнить бланки. Для властей, вы понимаете.

— Я уверен, — сказал Пауэрскорт и, пока тело ускользало обратно в стену, прошептал слова последнего прощания с Грешемом. «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по слову Твоему, с миром» [83].

— Когда вы в последний раз видеть его?

— Я видел его в Венеции, около десяти дней назад.

— Пойдемте, — сказал Ферранте, — бумагами мы можем заняться в конторе. Не здесь, я думаю.

Пауэрскорт понимал теперь, почему итальянские полицейские — люди вечно занятые. Ферранте заполнял бланки с такой скоростью, какую только способно было развить его перо.

— Имя?

— Лорд Эдуард Грешем.

— Адрес?

— Торп-Холл, Уорикшир, Англия.

— Род занятий?

— Армейский офицер.