— Вы хорошо потрудились, — сказал он, уважительно покивав.

— Я старался, — улыбнулся подполковник, смахивая пот со лба.

Профессор решительно раздал всем по бутерброду и уселся на фундамент церкви. Холлидей присел рядом, заглянул между двумя кусками хлеба и не сумел сдержать смешок:

— Где вы находите сэндвичи с ветчиной и сыром в Израиле?

— У меня есть свои источники, — подмигнул Вануну.

— Что будем делать дальше? — спросила Пэгги, отпивая из горлышка ледяной воды.

— Я, кажется, догадался… — ответил Холлидей, поднялся и с бутылкой подошел к центральному камню.

От вылитой воды поверхность булыжника потемнела, на ней проступили черточки, образовавшие рисунок.

— Будь я проклят… — прошептал израильский археолог, заглядывающий рейнджеру через плечо.

Два квадрата накладывались друг на друга и образовывали восьмиконечную звезду. В центре ее древние мастера выгравировали латинские буквы: Р и G.

— Что это? — охнула Пэгги, заглядывая через другое плечо.

— Звезда Лакшми, — объяснил Холлидей. — Ученые предполагают, что она символизирует восемь принятых в индуизме типов добродетели. Александр Македонский, прозванный Великим, привез этот знак из Индии, а позже вольные каменщики присвоили его себе.

— Это еще и арабский символ, — добавил Вануну. — Он ставится, как отметка, в конце каждой суры Корана. Кстати, несколько лет назад было сломано много копий, когда мусульмане захотели поменять клавиатуру на пишущих машинках и компьютерах. В западной раскладке используется шестиконечная звездочка, которую исламисты связывают со звездой Давида. Они требовали поменять звездочки на восьмиконечные.

— Какая глупость! — усмехнулась Пэгги.

— Таких глупостей хватает на Ближнем Востоке, — пожал плечами Раффи. — Могу сказать, что израильские учебники по математике не используют символа «плюс». А все потому, что он похож на крест — христианский символ. Вместо него вставляют знак подчеркивания. Да и у вас, насколько я знаю, не принято украшать рождественскую елку звездой Давида, несмотря на то что по рождению Иисус Христос был евреем.

— Мир погряз в глупости, — вздохнул Холлидей. — Именно из-за нее начинаются все войны.

— А что значит «PG»? — не унималась Пэгги.

— Понятия не имею, — ответил профессор.

— А я знаю. Вернее, догадываюсь, — сказал Холлидей.

На раскаленном камне вода быстро высыхала, рисунок исчезал.

— Ну так скажите! — потребовала журналистка.

— Pertansivit gladius. Пронзающий меч.

Вануну, присев около булыжника, принялся сноровисто работать двухдюймовой кистью и совком. Тщательно прошелся по всем восьми сторонам, вычищая набившиеся в шов песок и частицы земли. По случайности или по замыслу строителей между камнями не обнаружилось ни малейшего признака связующего раствора.

Подполковник налил немного воды в зазор. Она ушла без остатка.

— Интересно, — заметил Холлидей.

— Дайте-ка мне лом! — попросил профессор.

Пэгги вложила ему в ладонь затребованный инструмент. Археолог сунул плоский конец лома в узкую щель между камнями, надавил…

Булыжник приподнялся на дюйм. Вануну ловко переместил лом и снова налег.

Камень приподнялся еще на пару дюймов, и Холлидей заклинил его обломком известняка, не давая вернуться на место.

— «Обряд дома Месгрейвов», — сказала Пэгги, наблюдая за их стараниями.

— Прошу прощения? — не понял Вануну.

— Это из рассказов о Шерлоке Холмсе, — улыбнулся подполковник. — Дворецкий, служащий в английской семье, разгадывает код, заключенный в старинном обряде, который веками передавался от отца к сыну в семье его лорда. Он и его подруга, горничная, находят клад, закрытый плитой, поднимают ее рычагом. Но горничная, догадываясь, что ее хотят обмануть, заманивает дворецкого под плиту и выбивает подпорку. Там он и задохнулся…

— Оказывается, англичанкам нельзя доверять, — покачал головой археолог. Повернулся к Пэгги. — Надеюсь, вы не выбьете подпорку, когда я полезу под камень?

— Если вы не попытаетесь меня обмануть, — лукаво усмехнулась она.

— Давайте продолжим, — прервал их обмен любезностями Холлидей.

Они с Вануну взялись за камень.

— На счет «три»! Раз… Два… Три!

С трудом преодолевая тяжесть булыжника, они приподняли его, сдвинули в сторону и, не сговариваясь, уселись тут же, пытаясь успокоить дыхание. От напряжения руки подполковника мелко дрожали.

Пэгги заглянула в открывшееся восьмиугольное отверстие.

— И что там видно? — окликнул ее Холлидей.

— Лестница, — замирающим голосом ответила журналистка. — Каменная винтовая лестница.

— Ненавижу, ненавижу, ненавижу… — бормотала Пэгги, спускаясь вниз по ужасно узкой лестнице с опасно сглаженными ступенями, освещенной лишь лучом света от фонаря в руке Вануну.

В спертом воздухе витали запахи плесени, сырой земли и мокрого камня, плечи цеплялись за гладкие известняковые стены.

Проход становился все уже. Пэгги, казалось, чувствовала огромный вес скал над головой. Она дышала часто и глубоко, страдая от недостатка кислорода.

— По-моему, это очень плохая идея… — судорожно озираясь и поеживаясь, сказала журналистка.

— Вы всегда можете вернуться, — ответил Холлидей, не в силах сдержать улыбку, которую кузина, к счастью, не заметила из-за темноты.

Израильский профессор шагал первым с фонарем в одной руке и ломом в другой, а подполковник с геологическим молотком и вторым фонарем прикрывал тыл. Пэгги шла между ними, отчего еще больше ощущала тесноту.

— Вернуться? — язвительно процедила она. — И как, по-вашему, я это сделаю? Вы ведь загородили проход. Попробуй тут вернись… Кроме того, если бы я осталась наверху, то извелась бы, волнуясь о вашей судьбе.

— Как приятно, когда за тебя переживают! — рассмеялся Вануну.

— Насколько глубоко мы спустились? — раздраженно спросила девушка.

— Сто пятьдесят одна ступенька, — ответил Холлидей. — Я сосчитал. — Он быстро прикинул в уме. — Если принять высоту ступени за десять дюймов, то мы спустились под землю на сто двадцать пять футов.

— Тридцать восемь метров, если для вас это звучит приятнее! — Раффи сверкнул через плечо белозубой улыбкой.

— Заткнулись бы вы оба! — мрачно огрызнулась она. — Или я начну кричать. Правда, начну!

— От страха она становится агрессивной, — прокомментировал Холлидей.

— Это я уже понял! — ответил профессор.

— Заткнитесь! — рявкнула Пэгги.

— Расслабьтесь, — попытался увещевать ее подполковник. — Спуск не будет длиться бесконечно.

— С чего это вы так решили? — сварливо возразила она. — А вдруг это лестница к дьяволу? И мы будем спускаться вечно…

Девушка задыхалась, ей казалось, что сырые каменные стены давят на нее, стремясь похоронить заживо. Только чудом ей удавалось сдерживаться, чтобы не кричать от ужаса.

— Я вижу конец лестницы, — ободрил спутников Вануну, и через миг послышался влажный хруст гравия под его подошвами.

Несколько секунд спустя Пэгги шагнула с последней ступени в узкий — лишь чуть-чуть шире, чем лестница, — сводчатый проход. Пол покрывал толстый слой обломков выветренного известняка — будто тысячи раздробленных костей. Девушка поежилась. Здесь было еще противнее, чем на лестнице.

Холлидей тоже выбрался в тоннель. Вануну лучом света показал дальнейшее направление.

— Мы опускаемся еще глубже, — заметил подполковник на ходу.

— Спасибо, что напомнили! — ехидно ответила Пэгги.

— Любопытно бы узнать, куда мы попали? — не обратил внимания на ее издевку подполковник. — Некая средневековая версия норы священников?

— Что? Что значит — нора священников? — удивилась Пэгги.

— В елизаветинские времена, — охотно пояснил Вануну, — католики рыли тайные ходы из своих домов и из церквей, по которым могли убежать, если бы за ними явились гугеноты, подчас охотившиеся на католиков. Так же иногда поступали и евреи, оказавшись на оккупированной нацистами территории.