— А землю? — спросила Энн, пытаясь скрыть нетерпение.

— И землю тоже. Были еще кое-какие акции, но я продала их, чтобы заплатить налоги и оплатить расходы на похороны.

— Она все оставила тебе?

— Да. Сбережения пошли на ремонт дома и…

— Врешь! — обрушилась на нее Энн, отталкивая ногой. — Она бы не оставила меня без гроша!

Шейн была так ошарашена, что первое время не могла двинуться и оставалась сидеть на полу.

Голубые глаза матери сверкали, прекрасное лицо побелело от гнева. Раз или два Шейн доводилось видеть ее в таком состоянии — когда бабушка отказывала ей в ее просьбах. Она медленно поднялась, зная, что сейчас нельзя делать резких движений, потому что мать, впадая в бешенство, способна на все.

— Бабушка и не думала оставлять тебя без гроша, Энн, — спокойно сказала она, хотя внутренне была далека от спокойствия. — Она знала, что дом и земля тебя не интересуют, а после уплаты налогов на наследство осталось не так уж много денег.

— Ты что, за дуру меня держишь?! — хрипло вскричала Энн. Ее карьеру губил больше характер, чем бесталанность. Она то и дело скандалила с режиссерами и коллегами-актерами. Вот и сейчас, когда терпение и нужные слова помогли бы ей добиться своего, она спустила на Шейн всех собак. — Я отлично знаю, что деньги она припрятывала и сундучила где-то в банке! Мне приходилось каждый пенни у нее выпрашивать, когда она была жива. Но я получу свою долю!

— Она давала тебе, что могла. И больше ничего нет.

— Что за чушь ты несешь? — Энн оттолкнула ее и направилась на второй этаж.

Шейн не верила собственным ушам. Как можно быть такой бесчувственной? И как она могла снова повестись на обман? Нет, пора положить этому конец, раз и навсегда.

Она бросилась вслед за матерью.

Энн была уже в спальне. Подняв крышку секретера, рылась в бумагах. Шейн не раздумывая подбежала к ней, захлопнула крышку.

— Не трожь! — угрожающим тоном воскликнула она. — Не смей трогать мои вещи!

— Я хочу видеть банковские книжки и завещание. — Энн бросилась вон из комнаты, но Шейн удержала ее, с силой схватив за руку.

— Ты ничего не увидишь в этом доме. Он мой!

— У тебя есть деньги! — завопила Энн, вырываясь. — Ты их прячешь!

— Я ничего не прячу. — Гнев, накопленный за годы отвергнутой любви, забурлил в крови Шейн. — Если ты хочешь увидеть завещание, найми себе адвоката. Но этот дом принадлежит мне. Я не позволю тебе копаться в моих бумагах.

— Ах вот как ты заговорила! — Глаза Энн превратились в две узкие щелки. — А то все простушкой прикидывалась!

— Откуда тебе знать, какая я? Тебе никогда не было до меня дела. Но это было не важно, потому что у меня была бабушка. И ты мне не нужна. — Эти слова принесли Шейн некоторое облегчение. — Иногда мне казалось, что я тебя люблю, когда ты приезжала вся такая загадочная и прекрасная, будто не из этой жизни. Я еще не знала, до чего это близко к правде — ведь в тебе все фальшивое. И тебе плевать было на бабушку. Она знала это, но все равно любила тебя. Но не я! Я даже ненавидеть тебя не могу. Ты мне противна.

Шейн повернулась, открыла секретер, вынула чековую книжку. Быстро нацарапала сумму, составлявшую половину того, что у нее оставалось.

— На, возьми. — Она протянула чек. — Считай, что это от бабушки. От меня ты никогда ничего не получишь.

Энн схватила чек и криво усмехнулась, увидев цифру.

— Если ты думаешь, что мне этого хватит, ты сильно ошибаешься. — Она аккуратно сложила чек и опустила его в карман. — Я найму адвоката, — пообещала она, хотя совсем не собиралась выбрасывать деньги на ветер, зная, что шансов на большее у нее почти нет. — Я оспорю завещание. И мы еще посмотрим, сколько я получу от тебя, детка.

— Мне все равно, — устало произнесла Шейн, — убирайся и никогда больше не приезжай.

Энн откинула назад волосы.

— Уж не думаешь ли ты, что я хочу остаться в этом дурацком доме? Всегда удивлялась, как ты можешь быть моей дочерью. — Она грубо рассмеялась.

— Я тоже.

— С тобой свяжется мой адвокат! — Энн повернулась на каблуках и грациозно выплыла из комнаты.

Услышав, как хлопнула дверь в передней, Шейн разрыдалась.

Вэнс сидел на единственном приличном стуле, имевшемся у него в гостиной. Он опаздывал к Шейн на десять минут. Он давно был бы у нее, если бы не телефонный звонок, удержавший его на выходе. Звонил директор вашингтонского отделения. Хотя этого не было сказано впрямую, Вэнсу дали понять, что люди недовольны долгим отсутствием босса.

— …мало того что у нас суд с профсоюзом, так еще и трехнедельное опоздание по графику строительства у Вульфа, — говорил директор, — также нас предупредили о возможной длительной задержке в поставках стали на площадку у Райнстоуна. Простите, мистер Бэннинг, что побеспокоил вас, но все это проекты чрезвычайной важности.

— Я понимаю, — перебил директора Вэнс, — поставьте людей в две смены у Вульфа, пока не нагоните сроки.

— В две смены? Но профсоюз…

— Поднимите зарплату вдвое! Мы потеряем больше, если вынуждены будем платить штраф. Не забудьте также, что пострадает репутация фирмы.

— Да, сэр.

— И поручите Либевицу заняться вопросом поставок стали. Если до понедельника не произойдет сдвигов, я сам буду вести переговоры отсюда по телефону. И еще… — он сердито нахмурился, — запланируйте совещание с директорами отделений на будущую пятницу. Я приеду. А пока, — добавил он, — пришлите кого-нибудь… пожалуй, Мастерсона, сюда. Надо разведать местность для строительства нового отделения.

— Э-э-э… нового отделения, мистер Бэннинг?

Губы Вэнса дрогнули в улыбке.

— Пусть обследует район Хейгерстауна и затем представит мне отчет. Через две недели список доступных площадок должен быть у меня. — Он посмотрел на часы. — Что-нибудь еще?

— Нэт, сэр.

— Хорошо. Я буду на следующей неделе. — Не дожидаясь ответа, Вэнс положил трубку.

«Ривертон», думал он, расширялся и раньше, пусть расширяется и теперь. Впервые за многие годы его компания принесет ему какое-то удовольствие. Он сможет поселиться с любимой женщиной там, где хочет, и вести все дела на месте. Если придется защищать эту идею на совете директоров — а ведь придется, — то он скажет, что Хейгерстаун — это крупнейший город в Мэриленде. Близость к Пенсильвании и Западной Вирджинии делает его еще более привлекательным. Нет, убедить коллег не составит труда.

Оставалось только поговорить с Шейн. Вэнс поднялся, надел куртку. Не впервые он задумывался о ее реакции. Ну и удивится же она, когда узнает, что он не вполне тот безработный плотник, за которого она его приняла. Возможно, она даже разозлится. Выходя в холодную ясную ночь, Вэнс почувствовал легкий укол страха.

Хлесткий западный ветер гнал по земле сухие листья и ветки. В воздухе пахло снегом. Занятый своими мыслями, Вэнс не заметил старого оленя, который стоял почти у самого его дома, следил за ним и нюхал воздух.

Он не нарочно ее обманул. Вначале Шейн не касалось, кто он такой. Кроме того, ему хотелось на некоторое время стряхнуть с себя свое президентство и побыть тем, кого она в нем видела. Разве он знал, что она станет самым важным человеком в его жизни? Разве мог он предположить, что через несколько недель после встречи он захочет на ней жениться, будет готов произвести переворот в своей компании, чтобы позволить ей сохранить дом и жизнь, которую она для себя выбрала?

Он ей объяснит, и она поймет, думал Вэнс, шагая по хрустящим под ногами листьям. Шейн умеет понять, и тем она ему дорога. И она любит его. В этом он был уверен, как ни в чем другом. Она любила его, ничего не требуя, не прося взамен. Никогда еще он не получал так много, отдавая так мало. Он собирался провести оставшуюся жизнь, показывая ей, что это для него значит.

Он представлял себе, как она рассмеется, когда пройдет первое удивление. Президент «Ривертон» ремонтировал ее кухню, вот умора!