Теперь ему стало мало ее губ, и он стал жадно исследовать все ее лицо, мокрое, со вкусом холодной свежести ручья. Но где бы ни бродили его губы, они постоянно возвращались к сладкому и мягкому рту, ждущему и жаждущему, манящему и готовому впустить его. Под ее податливостью и мягкостью была страсть, не уступающая его страсти, и сила, которую он только начинал познавать.

Вэнс убеждал себя, что ему просто нужна женщина. Вот отчего его так притягивает Шейн. Он нуждался в мягкости и аромате женщины, и он находил это у Шейн, как нашел бы у любой другой на ее месте. Как могло быть иначе? Но все же было что-то в ее хрупком теле, в ее пленительном вкусе, что отодвигало других женщин в самый дальний и темный угол его сознания, оставляя на свету только Шейн.

Он мог бы взять ее сейчас, на берегу ручья, в пасмурный день, на сырой от дождя траве. Чувствуя движения ее влажных и теплых губ, Вэнс представлял, каково будет целиком завладеть ее телом, таким же сильным и жадным, как его собственное. Не будет никакого фальшивого и глупого притворства, присущего соблазнению, одно лишь истинное удовлетворение взаимной страсти.

Ее круглые маленькие груди вжались в его голую грудь. Вэнсу казалось, что он чувствует их болезненное томление, или это было его собственное вожделение, терзавшее и повелевавшее им, заставляя забыть все другие желания? Ее маленький, но жадный рот не отпускал его. Он чувствовал, что теряет власть над собой.

Вдруг ему подумалось, что если он возьмет ее сейчас, то не сможет запросто уйти от нее. Он пока не совсем понимал причины этого, знал лишь, что она не похожа на тех женщин, что были у него раньше. Он боялся, что ее жадные руки и рот удержат его навсегда, а он пока не готов пойти на такой риск.

Вэнс отстранил Шейн, и она уронила голову на его грудь. Было что-то трогательное в этом жесте. Это возбуждало, так же как и стремительное биение ее сердца. Они неподвижно стояли посреди ручья, холодная вода струилась вокруг их ног, сумрачный свет плыл над деревьями.

Она как-то сказала ему, что снегопад вызывает у нее чувство полного одиночества. Вэнс ощутил это сейчас. Будто на свете нет других людей, нет никого за этим ручьем и частоколом из деревьев. К собственному удивлению, он вовсе не огорчился. Ему не нужен был никто, кроме нее. Может быть, они и вправду остались одни… Эта мысль волновала и тревожила. Может быть, и вправду ничего не было, кроме этого богом забытого уголка, и ничто не мешало ему взять то, чего он хотел.

Шейн вздрогнула, и он мигом очнулся и сообразил, что она, должно быть, продрогла до костей. Его руки отпустили ее.

— Идемте, — пробормотал он, — вам нужно скорее в дом. — Вэнс потащил ее вверх по скользкому склону.

Шейн наклонилась, чтобы поднять ботинки.

— А вы не пойдете со мной, — сказала она, спокойно глядя ему в глаза. Это был не вопрос. Она слишком хорошо чувствовала перемену в его настроении.

— Нет, — ответил он холодно, хотя кровь у него по-прежнему клокотала. — Я переоденусь, а потом вернусь, чтобы начать делать крыльцо.

Она знала, что он причинит ей боль, но не думала, что так скоро. Старые раны вновь открылись и заныли.

— Хорошо. Если меня не будет, просто делайте, что надо.

Вэнс почувствовал ее обиду, но она смотрела ему прямо в глаза и говорила твердым голосом. Он не боялся ни обвинений, ни истерик, но этого не было и следа. Впервые в жизни он встретил женщину, которая совершенно сбивала его с толку.

— Вы знаете, что случилось бы, если бы я пошел с вами в дом, — грубо и нетерпеливо огрызнулся он, ловя себя на том, что пытается ее разозлить.

— Да.

— Этого вы хотите?

Помолчав, Шейн улыбнулась, но улыбка не коснулась ее глаз.

— Этого не хотите вы.

Она повернулась, чтобы идти домой, но Вэнс схватил ее за руку и заставил остановиться. Он был зол на себя, потому что видел, чего стоит ей ее выдержка.

— Черт возьми, Шейн, вы просто дура, если думаете, что я вас не хочу.

— Вы не хотите меня хотеть, — спокойно уточнила она. — Это для меня более важно.

— Какая разница? — Он заскрипел зубами. Ее спокойный тон приводил его в отчаяние. Как может женщина смотреть такими большими безмятежными глазами, когда буквально пару минут назад довела мужчину до последней черты? — Вы знаете, что я чуть не отымел вас прямо на земле? Разве вы не убедились, что способны принудить меня к этому? Чего вам еще?

Шейн посмотрела на него долгим пронзительным взглядом.

— Угу, принудить вас. Вот как вы это видите.

Кипя одновременно от возмущения и желая поскорее уйти, он с горечью заявил:

— Да! Иначе не бывает!

— Иначе не бывает, — усмехнулась она, вызвав в нем новую волну боли. — Для некоторых, наверное, это комплимент.

— Если вам так больше нравится. — Он наклонился, чтобы взять рубашку.

— Нет, не нравится. Вы же сами говорили, что я странная. — Вздохнув, она взглянула в его глаза. — Вы душите в себе свои чувства, Вэнс, и это вас снедает.

— Вы ни черта не понимаете! — рявкнул он, не в силах совладать с собой, потому что это была правда.

В лесу на другом берегу ручья вскрикнула птица. Ее высокий, визгливый голос хорошо вписался в атмосферу неприязни, возникшую между ними.

— Вы совсем не такой холодный или жестокий, как вам кажется, — тихо проговорила Шейн.

— Вы обо мне ничего не знаете! — возмутился он и снова схватил ее за руки.

— И вы злитесь, когда это выплывает наружу, — продолжала она тем же спокойным и тихим голосом. — И еще больше злитесь потому, что вы, возможно, ко мне неравнодушны. — Его пальцы, державшие ее руки, ослабели, и она отстранилась. — Это не я вас принуждаю, это что-то иное. Я не знаю, что это. А вы знаете. Вы должны сами себя побороть, Вэнс.

Повернувшись, она пошла к дому. Он изумленно смотрел ей вслед.

Он беспрестанно думал о ней. Прошло несколько недель, и горы расцвели яркими красками. В воздухе запахло осенью. Дважды из окна кухни Вэнс видел оленей. Он беспрестанно думал о ней…

Он поделил свое время между двумя домами. Его собственный дом потихоньку приобретал форму. Вэнс прикинул, что с наступлением зимы он сможет начать внутреннюю отделку.

Работа в доме Шейн продвигалась быстрее. Целую неделю там был полный кавардак с участием кровельщиков и сантехников. Старая кухня была разобрана и стояла в ожидании покраски. После починки крыши Шейн терпеливо ждала, когда пойдет дождь. Она обошла все знакомые места, ища протечек. Ей даже слегка взгрустнулось, что нигде не нужно подставлять таз или ведро.

Работы в той части дома, где она планировала устроить музей, были закончены. Теперь Вэнс отделывал остальное, а она наполняла витрины, которые ей доставили.

Она часто уезжала на разные аукционы и распродажи, и тогда ее не было по нескольку часов кряду. Вэнс сразу узнавал, что она приехала, потому что тогда дом возвращался к жизни. В подвале она устроила мастерскую, где полировала кое-какие вещи, а кое-что хранила. Он видел, как она бегает туда-сюда. Он видел, как она двигает столы, тащит упаковочные коробки, взбирается на стремянки. Она никогда не сидела без дела.

Она держалась с ним, как всегда, открыто и дружелюбно и даже словом не обмолвилась о том, что произошло между ними. Ему стоило немалых усилий удержаться от того, чтобы не коснуться ее. Она приносила ему кофе и со смехом рассказывала о своих приключениях на аукционах. Каждый раз, глядя на нее, он хотел ее все больше и больше.

Он закончил отделку так называемой летней гостиной. Шейн была внизу. Он критически осматривал свою работу, выискивая недостатки, но, зная, что она тут неподалеку, не мог сосредоточиться. Он подумал, что стоит смотаться в Вашингтон. До сих пор он держал связь со своей компанией по телефону и по почте. И хотя никаких срочных дел, требующих его присутствия, не предвиделось, он хотел поехать, чтобы недельку отдохнуть от нее. Она его преследовала, как напасть. От этой женщины одни неприятности, решил он. И ничего другого.