Виктория бросила на него отчаянный взгляд.

— Как я понимаю, наши разногласия забыты? — отважно спросила она.

Барон слегка нахмурился.

— Ешьте, — коротко ответил он. — Потом поговорим.

Несмотря на упрямство, Виктория не могла не наслаждаться едой. За венским шницелем — тонкими ломтиками телятины, обвалянными в яйце и сухарях и обжаренными до хруста — последовали десертные блинчики с медом и орехами. Все было очень вкусно и сытно, и Виктория подумала, что нужно следить за собой, чтобы не набрать вес. У ее хозяина таких опасений, видимо, не возникало, и барон ел от души. Но лишнего веса у него не было, несомненно, благодаря энергичной жизни, которую он вел.

Мария принесла кофе как раз тогда, когда отяжелевшая Виктория поудобнее устраивалась в кресле. Мария бросила на девушку оценивающий взгляд и собрала грязные тарелки.

— Принести еще что-нибудь, герр барон? — вежливо спросила она.

Барон отрицательно покачал головой, вставая, чтобы закрыть за ней двери.

— Нет, danke, — проговорил он. — Необыкновенно вкусно. Нигде в Австрии нет шницеля вкуснее.

Мария покраснела от удовольствия, и Виктория понадеялась, что радость от комплиментов барона рассеет очевидную неприязнь, с которой она обслуживала гувернантку.

Когда экономка удалилась, барон вернулся к столу, около которого теперь стояла Виктория, и сказал:

— Вас что-то беспокоит, фройляйн?

Виктория отрицательно покачала головой.

— Что может меня беспокоить? — довольно иронически заметила она. Затем вздохнула: — Если не возражаете, я пойду к себе.

Барон налил две чашки кофе и одну подал ей. На его лице появилось вопросительное выражение, и Виктория немного по-детски подумала, что теперь, настояв на своем, он может позволить себе великодушие. Она быстро выпила кофе, обожгла рот и отказалась от второй чашки. Барон перешел к камину, грея руки и слегка хмурясь.

— Видимо, вас нельзя умиротворить, фройляйн, — внезапно произнес он, удивив ее. — Неужели вы всегда должны настоять на своем?

Виктория смутилась.

— Дело не в этом, — возразила она. — Мне просто… ну… трудно приспособиться к вашим правилам!

— Ну-ну, фройляйн, по-вашему, я настоящий диктатор? — иронически воскликнул он.

Виктория бросила на него сердитый взгляд:

— А разве нет?

Барон повернулся, опираясь на каминную полку.

— Меня не волнуют подобные обвинения, — резко ответил он. — Скажу больше, никто не считает меня диктатором. Если у вас сложилось такое мнение, то только потому, что вы упорно суете нос в чужие дела. Мой прошлый опыт с гувернантками показал, что скорее они обращаются за указаниями, чем наоборот.

Виктория беспомощно подняла плечи:

— Вы имеете в виду, что, несмотря на мои слова, вы делаете, что хотите.

— Я стараюсь проявлять терпение, фройляйн, — Голос барона посуровел. — Но нахожу это невероятно трудным. Мне следует повторить, что ваши обязанности ограничены?

— Но что плохого в том, что Софи станет привлекательнее? Она слишком углублена в себя, возможно, интерес к красивой одежде даст другое направление ее воображению…

— А откуда появится эта одежда для Софи? — резко осведомился барон. — Должен напомнить, что в замке Райхштейн польза ценится больше, чем искусственная красивость!

Виктория со вздохом покачала с головой.

— Вещи могут быть одновременно и красивыми и полезными! — воскликнула она. — Я привезла ткань и могу сшить для нее пару платьев и блузок. Все, что угодно, лишь бы отличалось от этих бесконечных шерстяных платьев!

— Вы уверены, что умеете шить? — Барон явно шутил.

— Конечно, — подняла голову Виктория. — Итак, герр барон? У меня есть ваше разрешение?

Барон тяжело вздохнул и выпрямился. Он долго разглядывал ее вызывающее лицо, затем сделал недовольный жест.

— Ладно. Если вам так нравится. — Он опустил плечи. — Естественно, использованный материал будет оплачен.

Виктория сцепила пальцы.

— Не стоит, гepp барон.

— Нет, я настаиваю. Очевидно, вы купили его для собственного употребления. Может, мы и бедны, но еще не готовы принять благотворительность. — Тон барона был холоден.

— Хорошо, если вы настаиваете, — неловко ответила она.

— Скажите мне. — Он приблизился к ней почти вплотную, не сводя с нее своих ярко-голубых глаз. — В Англии остался мужчина? Мужчина, от которого вы хотели сбежать? Скажите — почему?

Лицо Виктории вспыхнуло.

— А вы сами сейчас не суете нос в чужие дела, герр барон? — парировала она немного дрожащим голосом.

— Возможно, — хрипло согласился барон. — Но такая красивая молодая женщина станет искать уединения в Альпах зимой, только если хочет укрыться от кого-то, и естественно предположить, что это представитель моего пола.

Виктория упорно разглядывала одну из перламутровых пуговиц на плотной сатиновой рубашке барона, избегая встречаться с ним глазами. «Он специально давит, — подумала она, — чтобы с помощью своего несомненного обаяния превратить меня в дрожащий комок нервов. Нельзя прожить почти сорок лет, не зная о своей физической привлекательности!» Странная мысль посетила Викторию. Барон женат, как и Мередит, и, более того, имеет дочь; и все-таки, узнав об этом, бросила бы она его с такой легкостью, как Мередита? Почему-то она сомневалась. Сейчас Виктория с самого начала знала о его обстоятельствах, и все же, если барону, вздумается наклонить голову и прижаться своими чувственными губами к ее губам, сопротивление будет не слишком ожесточенным…

Внезапно во дворе раздался, пронзительный скрежет машины с цепями на колесах, и барон отпрянул с загадочным выражением лица.

— Кажется, у нас гость, фройляйн, — сказал он, носком замшевого ботинка заталкивая полено подальше в огонь. — Не сомневаюсь, это доктор Циммерман. Не уходите, познакомьтесь с ним.

Виктория уже была готова сказать, что знакома с доктором, но не успела. Барон вышел, оставив Викторию в странной тревоге. Не очень-то приятно осознать, до чего сильно тебя волнует мужчина! Когда доктор и барон вернулись, оживленно беседуя, Виктория почувствовала себя лишней. Как и Мария, доктор не ожидал застать в покоях барона гувернантку, однако, кроме слегка расширенных глаз, ничем не выдал своих чувств. Вместо этого он приветливо улыбнулся Виктории и произнес:

— Моя дорогая фройляйн Монро! Как приятно снова вас увидеть! В мой прошлый приезд вы так быстро исчезли, что мне почти показалось, будто я вас выдумал.

Барон бросил на Викторию задумчивый взгляд, затем вновь посмотрел на Конрада Циммермана.

— Вы знакомы с мисс Монро? — бесстрастно спросил он.

— Ну конечно, мой дорогой Хорст. Мы познакомились в мой последний визит в замок. Скажу больше, я встретил радушный прием у мисс Монро.

— На самом деле, — начала Виктория, чувствуя себя довольно неловко, — я просто оказалась в зале, когда вы вошли…

— И у вас был очень радушный вид, — дразняще проворковал Конрад. — А, Хорст?

Барон безразлично поднял темные брови.

— Я не осведомлен об этом, — небрежно ответил он.

Конрад понимающе усмехнулся.

— Мы обсуждали возможность обучения молодой леди катанию на лыжах, — сказал он, ободряюще глядя на Викторию, — правильно?

У Виктории появилось чувство, что ее хозяин с трудом сдерживается. Конрад Циммерман обращался с ней, как с гостьей, а не служащей.

— Мне, и правда, пора, — сказала она, извиняясь перед Конрадом. — Успешной игры! — Она направилась к выходу.

— О нет, — протестующе воскликнул Конрад. — Не уходите! Может, назначим время?

Барон стоял спиной к огню, глубоко спрятав руки в карманы брюк, и, прищурясь, смотрел на них. Викторию поразило, что Конрад Циммерман безразличен к атмосфере, которую она ощущала почти физически.

— Думаю, пока не следует, — ответила она. — У меня… э… мало свободного времени.

— Эй, Хорст, ты разве Menschenschindler? — сострил Конрад.

Барон бросил на него тяжелый взгляд из-под густых ресниц.

— Рабовладелец? — хмуро повторил он. — Несомненно, фройляйн так и скажет!