— Мать! — презрительно воскликнула Софи. — Вы о ней ничего не знаете!
Виктория разозлилась.
— Если она похожа на тебя, и не хочу знать! — несколько по-ребячески ответила она.
Софи бросила карандаш и метнулась к двери, но прежде чем ее открыть, с довольным видом взглянула на Викторию.
— Кстати, фройляйн, — произнесла она низким, таинственным голосом, — вам на самом деле надо следить, как вы со мной обращаетесь, или вас тоже закроют… в северной башне!
Виктория обернулась со скептическим выражением на лице.
— Тоже? — с некоторой иронией осведомилась она. — А кого еще?
— Мою мать, конечно, — ответила Софи, состроила страшную рожу, и, прежде чем Виктория успела ответить, выскочила из комнаты, и захлопнула дверь.
Виктория раздраженно вскинула брови. Действительно, невозможный ребенок! Только подумаешь, что началась подвижка, как она делает поворот кругом, оставляя тебя ни с чем.
Вздыхая, Виктория собрала учебные принадлежности. Потом начала читать работы Софи. Почерк был необычно хорош для ребенка ее возраста, но к концу дня интерес девочки явно ослабевал. Было больше ошибок, помарок, мало свидетельств прилежания. Виктория пожала плечами. Учитывая, что Софи так долго не имела никакой образовательной дисциплины, показатели были в общем хорошими, и. если отбросить ее прощальные обвинения, день прошел небезуспешно.
Очистив стол и прибрав кабинет, Виктория вернулась по коридору в зал. Она втайне ожидала увидеть там барона с дочерью, однако зал был пуст, и оставалось только предположить, что они все еще во дворе или на кухне. Не желая мешать, она поднялась к себе и, не зажигая света, присела у тлеющего камина отдохнуть перед обедом. Опять пошел снег, но легкий, и Виктория мысленно перенеслась в Англию, вспоминая свою прежнюю жизнь.
Удалось ли Мередиту отыскать ее? Наверняка нет, иначе он бы уже приехал. Или она слишком тщеславна? Он мог счесть ее поступок своего рода предательством, мог даже вернуться в Штаты.
Но в глубине души она знала, что это не так. Мередит так легко не сдастся, к тому же он считал, что обладает над ней абсолютной властью. Виктория с легким злорадством усмехнулась, пытаясь представить его первую реакцию на свое исчезновение. По дороге в Райхштейн думать об этом было немного страшновато, но сейчас, после нескольких дней самоанализа, она поняла, как глупо бояться. В конце концов, Мередит не единственный мужчина в ее жизни и не самый важный. При своем положении крестницы леди Пентауэр она имела массу возможностей выбирать из подходящих холостяков, молодых и старых, а также среднего возраста, но вскоре поняла, что жить с мужчиной — это намного больше, чем просто вести хозяйство и возиться с детьми. И деньги мало что значат. Когда посетили все интересные места, куплена вся модная одежда, деньги уже не так важны. Все относительно, поняла она, и через шесть месяцев самые редкостные вещи теряют свою новизну. Виктория вздохнула, испытывая благодарность к тете Лори за предоставленную возможность это понять. Она честно призналась себе, что уезжала с неохотой, но сейчас, здесь, ее жизнь стала бесконечно более увлекательной, чем все, что она пробовала раньше. При всех недостатках обстановки люди в Райхштейне были реальностью, а не картонными имитациями, конкурирующими между собой под контролем условностей общества. Здесь жизнь устроена намного основательнее, и каждый день — больше, чем просто борьба за существование в управляемых властью бетонных джунглях. Виктория вспомнила слова барона о современниках, презирающих его за то, что он работает в своем наследственном имении, а не продает его ради жизни без цели и устремлений. Она не могла вообразить, чтобы здравствующий барон фон Райхштейн вел такое бесполезное существование. Если такая ситуация будет ему навязана, он найдет другой вид занятий, например автогонки, да все что угодно, чему сможет посвятить свою силу и ум.
Она нагнулась, подбросила новое полено в остывающие уголья и увидела, что уже стемнело. Снегопад усилился, и Виктория подумала, что хозяин вернулся домой вовремя. Интересно, где он был? Целый день отсутствия означает, что гораздо дальше от деревни. И где барон сейчас? Несомненно, выслушивает от Софи преувеличенные описания работы, которую ее заставила сделать Виктория. Софи странная девочка, настолько занятая созданием трудностей, что забыла о наслаждении жизнью. Виктория надеялась со временем это изменить. У нее не было иллюзий относительно легкости своей задачи, но, по крайней мере, сегодня в своих отношениях они немного продвинулись. Собственно, заставить Софи работать за столом — уже немалое достижение.
Как обычно, мысли Виктории вернулись к загадке матери Софи. Она полностью отмела намеки Софи на заключение в северной башне. Это еще одна попытка напугать ее, так как Софи пока не убедилась, что Виктория отличается от своих предшественниц. Но все же отсутствие баронессы удивительно, как и отказ барона говорить о жене. Похоже, они разошлись, и тема еще слишком болезненна. Хотя и в этом нет уверенности. В целом в поведении барона не было признаков глубокого горя, что наверняка должно было быть в таких обстоятельствах.
Виктория вздохнула и откинулась на спинку кресла. Как сказал барон, это ее касается только в части влияния на действия дочери. Но все-таки она любопытствовала вопреки своему желанию, и ее интерес имел мало общего с ребенком. Барон такой притягательный мужчина…
Виктория одевалась к обеду с особым тщанием. Она уверяла себя, что делает это просто для эстетического удовольствия, но подсознательно предполагала, что рано или поздно барон пошлет за ней, чтобы обсудить поведение Софи, и хотела выглядеть наилучшим образом. Поэтому она выбрала длинное бархатное платье особенно привлекательного янтарного оттенка, который подчеркивал рыжеватые пряди в ее волосах. С легкой гримасой глядя на свое отражение, она оставила волосы распущенными, и они спадали колоколом на плечи.
Когда Виктория появилась на кухне, Мария в изумлении уставилась на нее и даже Густав вынул изо рта трубку и галантно привстал. Виктория почувствовала себя в глупом положении. Она не гость, а работница, а этим двум старым слугам ее появление должно казаться особенно нелепым.
Но Мария быстро пришла в себя и, пожав костлявыми плечами, вернулась к помешиванию супа на плите. Виктория смутилась до такой степени, что готова была извиниться и бежать в свою комнату, но тут дверь открылась и вошел барон.
Он пришел с улицы, его волосы были запорошены снегом, и Виктория поежилась от порыва холодного ветра, ворвавшегося в теплую кухню. Взгляд барона остановился на стройной фигуре в янтарном платье с высоким воротником и рукавами с широкими манжетами, и его ярко-голубые глаза блеснули.
Виктория неловко опустила голову, затем повернулась в сторону Марии со словами:
— Я могу чем-нибудь помочь?
Мария окинула ее задумчивым взглядом:
— Не в этом платье. — Она взглянула на хозяина. — Вы готовы ужинать, ja? — Голос экономки был теплым и добрым.
— Ja, Мария! — Барон снял парку, под которой оказались темные брюки и толстый зеленый свитер. Он повесил куртку на крючок у двери, затем опять посмотрел на Викторию. — Куда-то собрались, фройляйн? — нахмурившись, спросил он.
Виктория повернулась в надежде, что он примет краску на ее лице за результат действия каминного огня.
— Нет, герр барон. Это… это теплое платье. Мне надоели брюки.
Барон пожал плечами.
— Вы не обязаны объясняться, фройляйн, — бесстрастно заметил он. Но Виктория знала, что он недоволен ее видом. — Тем не менее поскольку вы явно одеты… не совсем уместно для кухни замка Райхштейн, предлагаю поужинать со мной в кабинете.
Виктория сделала умоляющий жест.
— Я… я не ожидала, герр барон, — неуклюже запротестовала она.
Он бросил на нее красноречивый взгляд:
— Разве, фройляйн? Тем не менее мы будем ужинать в моем кабинете. Не возражаешь, Мария?
Губы старухи вытянулись в ниточку, однако она выдавила безразличный ответ. С преувеличенно галантным поклоном барон указал Виктории на дверь. Девушка помедлила, взглянула на Марию, погруженную в свою работу, и со вздохом вышла из кухни.