Маделин, слушая его голос, нашла, что он определенно волнует. Глубокий, сильный, он обладал такой интимностью, что ей казалось, будто все его речи предназначены лишь для ее ушей.
По правде говоря, Николасу уже до смерти наскучили собеседники со всеми их делами. Ему хотелось получше узнать Маделин, а круг беседующих неуклонно расширялся, голоса начинали раздражать, так что ему захотелось, чтобы все они немедленно провалились в тартарары.
Затушив в пепельнице окурок, он прервал беседу словами:
— Благодарю вас за ваш ценный совет. Я поговорю с Марией о школе, как только увижу ее.
При этих словах Маделин очнулась от охватившей ее летаргии.
— Вы… вы возвращаетесь в Италию? — не сумев сдержаться, воскликнула она.
Он смотрел на нее, и глаза его лучились светом.
— Нет. Мария приедет сюда. Моя мама останется в Риме, пока не завершит все неотложные дела, а потом присоединится к нам.
— О! — Маделин снова замкнулась.
— У вас, наверное, здесь дом? — удивленно поинтересовался Хезерингтон.
— Нет. У меня многокомнатный номер в «Стаге», — сухо ответил Николас. Расспросы уже начали походить на допрос с пристрастием.
«Стаг» — самый большой отель в Оттербери. Роскошный, комфортабельный, он предназначался для людей, подобных Витали, и был выстроен в то же время, что и завод.
К ним подошла Люси Мастерсон и, к большому облегчению Николаса, окончательно закрыла тему о его личной жизни. Она застенчиво взглянула на него и сказала:
— Ник, дорогой, тебе надо больше общаться с людьми. Так приятно видеть тебя в нашем доме. Мы за эти дни совсем не виделись… — Последнюю фразу она произнесла с укоризной.
Маделин, наблюдавшей за реакцией Николаса, очень хотелось бы знать, насколько жена Кона Мастерсона близка с начальником мужа и есть ли между ними какая-нибудь связь. В обращении Люси было что-то наводящее ее на эти мысли, и Маделин почувствовала неожиданный прилив отвращения.
Николас пожал широкими плечами и быстро взглянул на часы.
— Мне очень жаль, Люси, — холодно сказал он. — Но я чрезвычайно занятой человек.
— Ты слишком много работаешь, — несколько раздраженно возразила она. — Отдохни и расслабься.
Он взглянул на женщину сверху вниз, и Маделин заметила, как его глаза сузились.
— Откуда тебе знать, что я этого не делаю? — независимым тоном сказал он, и Люси вздрогнула. Маделин отвела глаза; она увидела достаточно.
Николас заметил, что Маделин отвернулась, в ее волосах вспыхнули золотистые огоньки под мягким освещением. Он был твердо намерен переговорить с ней, прежде чем уйти.
— Ты невозможен! — сердито воскликнула Люси, понизив голос.
— Да, совершено верно, я такой, — равнодушно откликнулся он и добавил: — Прости. Я хочу кое с кем перекинуться словечком.
Николас подошел к Маделин. Та стояла в глубокой задумчивости.
— Вы позволите мне подвезти вас домой? — мягко осведомился он, но глаза его были полны решимости. Маделин развернулась к нему лицом. Она вновь почувствовала, что заливается краской. Это было очень неприятно и крайне досадно знать, что ты не можешь держать под контролем цвет своего лица. Его глаза с густыми длинными ресницами, казалось, гипнотизировали ее, и отвращение, которое она почувствовала к нему в связи с Люси, моментально улетучилось. Женщина была уверена, что он прекрасно осведомлен о том впечатлении, которое производит на нее, и невольно передернулась. Сложив вместе ладони, она решительно заявила:
— Я приехала сюда с Эдрианом Синклером.
— Я не спрашиваю вас, с кем вы приехали, — сухо пояснил он, — просто интересуюсь, могу ли довезти вас до дома.
— Но… но Эдриан думает, что я… что я поеду с ним, — забормотала она, чувствуя себя полной дурой.
— Понимаю. Это для вас важно?
Было ли это важно? Маделин почувствовала себя в ловушке. Она могла бы с чистой совестью заявить, что Эдриан важен для нее по-дружески, она обязана ему. Маделин замялась в нерешительности, ужасно нервничая. Ей хотело плюнуть на все и сказать, что ей было бы чрезвычайно приятно, если бы он довез ее до дома, но что-то останавливало ее. Все равно что стоять на распутье двух одинаково манящих дорог. Но были ли они так уж одинаково манящими? Будь она честной перед самой собой, она бы признала, что идея отправиться куда-то с Николасом Витали была сама по себе крайне возбуждающей, совсем не так, как с Эдрианом!
Николас изучающе серьезно смотрел на нее, пока она лихорадочно размышляла, что предпринять. Потом сказал обманчиво-любезным голосом:
— Думаю, раз такой простой вопрос поверг вас в пучину столь долгого раздумья, то ответ будет «нет».
Маделин безуспешно пыталась подобрать слова, чтобы объяснить ему ситуацию.
— Возможно, вы правы, — в конце концов согласилась она. — Мы с Эдрианом старые друзья, и я не должна ранить его чувства.
— Вы имеете в виду, что он проявляет к вам интерес, — резко отметил Николас.
— Ну думаю, да, — спокойно согласилась она. — Мы знаем друг друга уже пять лет.
— И все это время вы уже были вдовой?
— Да.
— Тогда я думаю, либо он кретин, либо вы очень упрямы.
Маделин улыбнулась:
— Последнее. Никто не может сказать, что Эдриан кретин.
Николас пожал плечами:
— Ну и что? Нас это не касается? Вам хотелось бы поехать со мной? Если бы Синклер, конечно, не возражал.
Маделин нервно провела рукой по волосам.
— Я… о… думаю, да, — вздохнула она. Николас был явно удовлетворен.
— Хорошо. Тогда я переговорю с Синклером.
— О нет, пожалуйста, не надо. — Маделин умоляюще посмотрела на него. — Это будет ему очень неприятно.
— Вот как? — Он вытащил из кармана пачку сигарет и предложил ей. Маделин взяла одну и, закурив, начала:
— Эдриан никогда бы не понял…
В этот момент объект их беседы присоединился к ним лично.
— Ты готова уехать, Маделин? — осведомился он. — Хезерингтон не хочет оставаться допоздна, потому что его жена дома одна.
Николас несколько секунд внимательно смотрел на Эдриана, потом сказал:
— Если я правильно понял, вы собираетесь отвезти домой Хезерингтона?
Эдриан нахмурился:
— Совершенно верно.
Николас повернулся к Маделин:
— Как я вижу, миссис Скотт в данный момент не торопится уезжать, так что я позабочусь о том, чтобы она добралась до дома в целости и сохранности, освободив вас от этой ответственности.
Эдриан был сбит с толку, и это было видно. Он не хотел обижать итальянца, и в то же время Витали не оставил ему выбора, так что он был вынужден согласиться на его предложение. Разрешить ситуацию могла только Маделин, так что он вопросительно воззрился на нее.
Та чувствовала себя виноватой перед старым другом. Мероприятие было очень рискованное, и она боялась последствий. Но даже при всем при этом она не могла заставить себя сказать слова, которые хотел услышать Эдриан: что она поедет с ним сию же минуту.
— Что ж, хорошо, — сухо произнес Эдриан, когда стало совершенно очевидно, что Маделин намерена остаться. — Ты уверена, что хочешь остаться, Маделин?
Она выдавила жалкое подобие улыбки.
— Я не против, — пробормотала она. — Очень великодушно со стороны мистера Витали предложить отвезти меня домой.
— Понимаю. — Голос Эдриана звучал крайне неубедительно. Он видел, как они беседовали, и ему ужасно хотелось знать, что же между ними происходило. Теперь он знал. На мгновение он был введен в заблуждение и очень удивился, что Маделин, которую, как он думал, знает очень хорошо, может повести себя так глупо. Едва познакомилась с мужчиной, да еще с такой репутацией, как у Николаса Витали… А поскольку он не знал о их предыдущей встрече, то для него все это выглядело еще хуже. Он никогда бы не поверил, что его секретарша может быть такой лицемерной.
Секунду он помедлил, потом резко развернулся и направился туда, где его ждал Хезерингтон. Маделин немедленно почувствовала себя абсолютной предательницей. Со вздохом она повернулась к Николасу: