Можно также утверждать, что и король имел все основания отрицательно относиться к претензиям Керзона занять должность премьера. Во время своего первого визита в Индию в 1905 г. он был чрезвычайно шокирован, услышав о неслыханно грубом поведении Керзона по отношению к новому вице-королю лорду Минто. К тому же Керзон решительно выступал против перевода индийской столицы из Калькутты в Дели и строительства там нового города — смелого и дальновидного плана, к осуществлению которого король-император был лично причастен. «Лорд Керзон, несомненно, будет и дальше проявлять враждебность, — с огорчением писал Георг королеве Александре, — но ему невозможно угодить, да в конце концов на нем свет клином не сошелся».
Существует записка от 1915 г., в которой Стамфордхэм сообщает королю, что один из высших государственных чиновников считает, будто бы Керзон был лучшим премьер-министром, нежели Асквит. «Знаю, что Ваше Величество не разделяет этого мнения», — добавляет Стамфордхэм. Немаловажное значение имеет также и сделанное двумя годами позже замечание короля о том, что деятельность Керзона в качестве министра стала бы значительно эффективнее, если бы его речи были хоть немного понятны публике. Занимая после войны пост министра иностранных дел, Керзон не избавил даже Стамфордхэма от тех бесконечных упреков, которыми отмечал все упущения своих коллег по кабинету. Так, например, было в том случае, когда по просьбе французского посла король принял Пуанкаре в Букингемском дворце. Керзон, считавший бывшего французского президента путаником и англофобом, направил Стамфордхэму длинное послание с протестом, где, в частности, говорилось:
«Не могу удержаться от мысли, что французский посол не имел права обращаться по этому вопросу к королю, минуя министра. К тому же в полном соответствии с имеющимися прецедентами Вы, наверно, могли бы до того, как король согласился дать аудиенцию, черкнуть мне строчку относительно того, каковы взгляды Его Величества».
Однако Стамфордхэма, раздраженного скорее тоном, нежели самим содержанием письма Керзона, было не так-то просто запугать. Он дал министру такой ответ:
«Мне и в голову не пришло, что необходимо связаться с Вами до того, как ответить на письмо Сент-Олэра. Могу прямо сказать, что за сорок с лишним лет все подобные просьбы, направляемые послом непосредственно суверену, неизменно удовлетворялись без обращения в Форин оффис».
Подобные обмены мнениями не могли не оставить и у короля, и у Стамфордхэма стойкого впечатления, что по темпераменту Керзон не годится для самого высокого поста в государстве. Сэр Уолтер Лоренс, личный секретарь Керзона в Индии, а позднее друг короля, внушал своему бывшему хозяину, что король относится к нему не только с восхищением и уважением, но и с некоторым опасением. Это не совсем верно. По мере возрастания у короля уверенности в себе, менялось и его отношение к недостаткам министра иностранных дел — он стал воспринимать их со все большим юмором. Однажды в 1923 г., прикованный к постели из-за сильной боли в спине, Керзон попросил отменить назначенную на этот вечер аудиенцию в Букингемском дворце. Король ответил, что он сам приедет на Карлтон-Хаус-террас, — так, германский император навещал британского посла, одетого в пижаму. Керзон категорически отказался, предпочтя все-таки явиться во дворец. «По правде говоря, — писал он жене, — я поступил так, потому что слишком хорошо знаю короля и уверен: если даже он явится в хорошем расположении духа, то потом соорудит какую-нибудь чудовищную историю».
Опасался ли король Керзона или же относился к нему с добродушной насмешкой, но все-таки он никогда не позволил бы личным отношениям хоть как-то повлиять на выполнение своего конституционного долга и передать пост премьера представителю палаты общин только для того, чтобы преградить дорогу способному, но неуживчивому пэру. Это равносильно признанию того, что король и его бывший премьер-министр составили заговор в пользу Болдуина, о котором не могли сказать ничего хорошего, за исключением одного — что он заседает в палате общин, а не лордов. Столь далеко идущий замысел требует того, чтобы нижеследующее письмо, посланное Стамфордхэмом Бальфуру через два дня после отказа Керзону, являлось не более чем обманным маневром:
«Король весьма удовлетворен тем, что Вы, с Вашим исключительным опытом продолжительной парламентской карьеры и службы премьер-министром, согласились с его мнением, что в нынешних обстоятельствах премьер-министр нашей страны обязательно должен быть из палаты общин».
Иными словами, это на самом деле было истинным мнением короля, которое разделяли не только лейбористы и либералы, что вполне понятно, но и большинство консерваторов. Единственное серьезное возражение высказал лорд Солсбери, настаивавший на том, что нельзя сбрасывать со счетов большой опыт, приобретенный Керзоном на государственной службе. Возможно, это отчасти объяснялось преданностью семейным традициям — его отец был последним премьер-министром, заседавшим в палате лордов. Однако Бальфур, племянник старого лорда Солсбери, являл собой пример того, что даже на рубеже столетий премьер не в состоянии работать столь эффективно, если бы его племянник как лидер палаты общин не держал своего дядю в курсе всех происходящих там событий.
Позднее критики короля указывали, что лорд Галифакс едва не получил предпочтение перед Уинстоном Черчиллем после отставки Невилла Чемберлена, последовавшей в мае 1940 г. Их опровергает сам Галифакс, который в тот момент особо подчеркивал «сложное положение премьер-министра, не способного установить контакт с центром притяжения, находящимся в палате общин». Он также писал: «Вскоре я стал бы в той или иной степени почетным премьер-министром, пребывающим в своего рода сумерках, вне круга тех вещей, которые действительно важны».
Если в 1923 г. король и колебался в связи с отводом кандидатуры Керзона, то не по каким-то конституционным соображениям — просто он осознавал, насколько сильно это решение уязвит гордость Керзона. Вот почему он велел Стамфордхэму вызвать Керзона в Лондон, чтобы он узнал обо всем до того, как это станет известно обществу. Во время происходившего на Карлтон-Хаус-террас мучительного разговора Керзон энергично протестовал против самого принципа, на котором основывался данный ему отказ, — будто ни один член палаты лордов не может стать премьер-министром, а под конец заявил Стамфордхэму, что в знак протеста уйдет из политики, сообщив стране о причинах своего поступка. В тот же день Стамфордхэм передал содержание беседы королю, который приехал из Олдершота, чтобы встретить во дворце Болдуина и предложить ему пост премьера. Угрозе Керзона уйти в отставку посвящены две лаконичные записи в его дневнике:
«22 мая 1923 г. Он был весьма расстроен и разочарован, так как, конечно, хотел стать П.М., и говорит, что уйдет в частную жизнь, а его карьера закончена. Посмотрим. Я весьма сожалею, что ранил его чувства.
23 мая 1923 г. Слышал, что Керзон собирается остаться в Ф.О., чему я очень рад. Со вчерашнего дня он передумал».
29 мая король пригласил Керзона, чтобы успокоить его гордость и сообщить причину своего отказа. «Беседа была вполне приятной, — отметил король, — и он был очень мил, несмотря на то что произошло на прошлой неделе». Доброжелательность короля заметна в каждой строчке составленного Стамфордхэмом отчета об этой встрече:
«Сегодня король виделся с лордом Керзоном и выразил ему свои чувства восхищения и благодарности за то чрезвычайно благородное и патриотическое отношение, которое лорд Керзон проявил к принятому Его Величеством решению назначить господина Болдуина премьер-министром, что, как прекрасно осознает Его Величество, должно было стать для него ужасным разочарованием; и в то же время Его Величество хотел бы выразить свою признательность за те превосходные и великодушные речи, которые лорд Керзон произнес на первом заседании кабинета, когда приветствовал господина Болдуина в качестве премьер-министра, а также на собрании консервативной партии в понедельник, 28 мая.
Король заявил ему о своей уверенности в том, что вся страна разделяет мнение Его Величества и также восхищается той искренней манерой, в которой лорд Керзон выразил свою поддержку Болдуину; для него продолжение службы лорда Керзона в качестве министра иностранных дел имеет важнейшее значение и представляет колоссальную поддержку.
Его Величество далее подробно остановился на том чувстве глубокого сожаления, которое испытал, принимая решение, каковое, являясь, как он полагает, правильным, все же, несомненно, должно было причинить боль лорду Керзону, которого он знает на протяжении вот уже тридцать пять лет и считает своим старым другом, тогда как его личное знакомство с господином Болдуином ограничивается несколькими случайными встречами и разговорами».
