«Мимо нас только что прошла „Британия“, — записала королева в один из таких августовских дней, — и я заметила, что король сильно вымок и продрог в своей штормовке, — что за странный способ так развлекаться». Построенный в 1892 г. для принца Уэльского, позднее ставшего королем Эдуардом, одномачтовый парусник «Британия» за первые пять лет участия в гонках выиграл первый приз в 122 из 289 стартов. Затем принц выставил его на продажу, оскорбленный безобразным поведением кайзера, увидевшего в парусных гонках хорошую возможность досадить своему дяде. «Регата была для меня прекрасным развлечением, — жаловался принц. — Однако с тех пор, как кайзер захватил здесь командование, она стала настоящей мукой». После этого яхта сменила несколько владельцев. Одним из них был Джон Лоусон Джонстон, производитель «Воврила» — мясного экстракта для бульона. Другим стал финансист Э. Т. Хули, как говорят, расставшийся со своим приобретением после того, как обнаружил, что у него нет трубы (в своем вечном стремлении к респектабельности Хули до этого купил Энмер-Холл, но его уговорили перепродать его принцу Уэльскому; в честь бриллиантового юбилея королевы он также подарил собору Святого Павла золотое блюдо для причастия). В конце концов, король Эдуард в 1902 г. вновь приобрел свою бывшую собственность, и в течение одиннадцати последующих лет «Британия» использовалась как прогулочная яхта.

В 1913 г. король Георг переоснастил ее в крейсерскую яхту, но лишь после войны началась ее вторая гоночная карьера, не менее блестящая, чем первая. «Я очень горжусь тем, что моя яхта в свои 39 лет находится в таком прекрасном состоянии», — писал он в августе 1932 г. Два года спустя уже отмечал, что «Британия» с 1892 г. участвовала в 569 гонках, выиграла 231 первый приз и 124 других. Иногда он сам становился за штурвал: издалека была заметна его фигура в белом фланелевом костюме и морской бескозырке. Однако чаще он передавал штурвал более опытному капитану, сэру Филиппу Ханлоку. Король любил выигрывать гонки, но умел и с достоинством проигрывать. Избавленный от приступов морской болезни, преследовавших его на больших суднах, он наслаждался шутками и разговорами моряков, растерянностью побежденных и собственной отрешенностью от государственных дел. Здесь он поистине становился Королем-моряком. Королева осмеливалась подниматься на борт яхты лишь в самые спокойные дни; в остальное время она разъезжала по острову Уайт, посещая церкви, деревенские дома и антикварные лавки.

В 1935 г. накануне серебряного юбилея короля английские яхтсмены обратились к нему с предложением подарить новую яхту. Король отказался. «Пока я жив, — ответил он, — мне нужна только „Британия“». На следующий год он умер. Рано утром 10 июля 1936 г. «Британия» была отбуксирована в открытое море к югу от острова Уайт и там затоплена.

Лейбористское правительство. — Эпоха Болдуина. — Бабье лето. — На пороге смерти. — Макдональд продолжает игру.

В ноябре 1923 г., менее чем через шесть месяцев после того, как стал премьер-министром, Болдуин серьезно изменил расстановку сил в британской политике. Проигнорировав совет короля, он вывел свою партию на всеобщие выборы и, как оказалось, неправильно оценил настроение избирателей. Объявленные 8 декабря результаты выборов обеспечили консерваторам только 258 мест, лейбористам — 191 и либералам — 158. Ни одна партия не имела абсолютного большинства, и в то же время каждая при поддержке или молчаливом согласии одной из оставшихся двух могла сформировать правительство. Поскольку между консерваторами и лейбористами не существовало общности взглядов, та из партий, которая смогла бы завоевать поддержку либералов, и получала парламентское большинство.

«Ко мне приходил премьер-министр, — записал король в дневнике 10 декабря, — и я попросил его не подавать в отставку, а посмотреть, что будет». На следующий день, после заседания кабинета, Болдуин согласился остаться на посту премьера до тех пор, пока в январе не соберется новый парламент. Такая позиция короля была основана не на личном доверии Болдуину, а на строгом соблюдении конституции. Стамфордхэм излагал это следующим образом: «Суверен признает вердикт выборов только в том случае, если он выражен представителями избирателей во время дебатов в палате общин». Кажущаяся в демократический век несколько узкой и спорной, эта доктрина имела по крайней мере одно практическое преимущество: она позволяла вести правительственные дела, пока лидеры партий продолжали маневрировать и делить власть.

На то, чтобы соглашаться с королем, у Болдуина были и собственные причины. 8 декабря охваченный стыдом и отчаянием премьер-министр, который привел свою партию к поражению, собирался уйти в отставку — именно таким было его первое побуждение. Однако большинство коллег сумели быстро убедить его, что в интересах консервативной партии он должен остаться лидером партии и — хотя бы временно — премьер-министром. Таким образом, он должен был расстроить планы тех оставшихся в меньшинстве тори, которые хотели как избавиться от неудачливого лидера, так и гарантировать, что лейбористы ни в коем случае не придут к власти. Эти «твердолобые» намеревались получить в новом парламенте перевес над лейбористами путем формирования коалиции консерваторов и либералов во главе с кем-то (а по сути, с кем угодно), но не с Болдуином. В списке их кандидатов значились Бальфур, Дерби, Остин Чемберлен, Невилл Чемберлен, Асквит, Грей, даже Реджинальд Маккенна, занимавший в военное время пост канцлера Казначейства, а в 1918 г. утративший место в парламенте. Пока Болдуин оставался лидером консерваторов, о подобной коалиции, или альянсе, не могло быть и речи. Когда 10 декабря король предложил рассмотреть вопрос о «рабочем соглашении» с либералами, Болдуин ответил, что в 1922 г. он уничтожил коалицию Ллойд Джорджа и теперь никогда не вступит в какую-либо другую. Объединение двух партий капиталистов ради того, чтобы одолеть социализм, он не считал достойным или же разумным. 12 декабря его наперсник Дэвидсон записал: «Любое бесчестное решение подобного рода, в частности беспринципное объединение либералов и тори с целью лишить лейбористов их конституционных прав, является первым шагом на пути к революции».

В любом случае создание консервативно-либерального альянса, предназначенного лишить власти лейбористов, зависело от позиции Асквита, но тот отказался его поддерживать, несмотря на «призывы, угрозы, мольбы и обращения, приходившие из различных мест страны, от мужчин, женщин и даже сумасшедших, — вмешаться и спасти страну от ужасов социализма и конфискации». Тори ему не нравились еще больше лейбористов, и поэтому Асквит заявил, что после поражения правительства Болдуина в следующем парламенте король должен предложить Макдональду сформировать новую администрацию, которую он и его коллеги-либералы будут сохранять у власти до тех пор, пока она будет избегать экстремистской политики. Асквит также с удовлетворением отмечал, что «если нашей стране и суждено испытать на себе, что такое лейбористское правительство (а это рано или поздно произойдет), то вряд ли для этого можно придумать более благоприятные условия, чем существуют сейчас».

После первоначальных декабрьских колебаний, длившихся не более сорока восьми часов, присущее королю желание играть по правилам привело его к тому же самому выводу. Дэвидсону он говорил, что «социалистическое правительство должно иметь возможность в благоприятных условиях испытать свои способности к управлению, и крайне важно, чтобы их конституционные права ни в коем случае не были ущемлены». Стамфордхэм потом с удовлетворением вспоминал о своем поведении во время переговоров с лидерами партий. В середине января он писал другу: