Через несколько дней после отлета Аденауэра из Москвы туда прибыла делегация ГДР во главе с Ульбрихтом и Гротеволем. Был подписан договор, по которому ГДР получила полный суверенитет и право решать дела с ФРГ. Органам ГДР передавались функции контроля и охраны на ее границах. За советской стороной остался лишь контроль за передвижением воинского персонала и грузов гарнизонов США, Великобритании и Франции, расквартированных в Западном Берлине. Упразднялся пост советского Верховного комиссара. Его функции по поддержанию контактов с представителями западных держав по общегермаиским вопросам передавались советскому послу в ГДР.

В Бонне сочли необходимым еще раз зафиксировать непризнание ГДР. 22 сентября 1955 года было сделано заявление. Его подготовил и огласил В. Хальштейн. «Доктрина Хальштейна», как ее стали именовать, предусматривала, что государства, устанавливающие дипломатические отношения с ГДР, совершают враждебный акт по отношению к Федеративной Республике. С ними будут разорваны дипломатические отношения. Советскому Союзу делается исключение, ибо он ответствен за решение общегерманских дел.

В конце декабря 1955 года в Бонн прибыл первый советский посол — В. А. Зорин, известный дипломат, занимавший до назначения в ФРГ пост заместителя министра иностранных дел СССР. В день его прилета Аденауэр узнал, что встречать посла будет лишь заместитель шефа протокола госпожа Паприц, так как сам шеф вместе с министром Брентано находится с визитом в Риме. Канцлер распорядился, чтобы на аэродром вместе с Паприц выехал руководитель одного из департаментов МИДа: советского посла следовало встретить достойно.

В начале следующего года в Москве обосновалось посольство Федеративной Республики. Отношения между ФРГ и СССР вступали в нормальное русло. Постепенно стали развиваться экономические и культурные связи. Однако они зависели от политической конъюнктуры, а она не всегда благоприятствовала расширению таких контактов.

Мир взбудоражил XX съезд КПСС. Ведущие газеты печатали текст сенсационного доклада Хрущева с разоблачением культа личности Сталина, его серьезных ошибок и просчетов, нанесших огромный ущерб стране. Западногерманская пресса критически писала о советской системе, коммунистической идеологии, внешней политике Кремля. Но и высказывалась надежда, что теперь дело может пойти иначе. Вскрыв сталинские методы и ошибки, советские руководители возможно откроют новую страницу в развитии своей страны, в подходе к международным делам.

Аденауэр подобных надежд не разделял. Он предостерегал от переоценки хрущевских разоблачений. Осудить диктатора не значит изменить саму тоталитарную систему. Диктатура остается диктатурой независимо от того, кто ее осуществляет: один человек, двое или коллектив. Канцлер напоминал, что нынешние руководители в Москве были послушными соратниками Сталина. Поставив под вопрос ряд теоретических выводов умершего правителя, правильность его практических действий, они не осудили его империалистическую внешнюю политику, не высказали готовность пересмотреть ее последствия и вернуть свободу народам, порабощенным коммунизмом. Аденауэр не сомневался, что Москва преследует те же политические цели, что и при Сталине, хотя и намеревается применять новые, более эластичные методы их достижения.

Принцип мирного сосуществования, столь громко провозглашенный на партийном съезде, вызывал у Аденауэра скепсис. В Москве его объявили важнейшим постулатом ленинского учения. Сотрудники канцелярии канцлера перерыли труды Ленина, но так и не нашли ни одного упоминания о сосуществовании. Ленин говорил и писал в основном о мировой революции, о коммунистическом будущем всего мира.

Умудренный жизненным и политическим опытом Аденауэр активно противостоял иллюзиям, возникшим в связи с заявлениями о сосуществовании. На встречах с журналистами, в речах и интервью он постоянно обращал внимание на противоречивость в теоретических посылках советских руководителей. Они рассматривали сосуществование не как примирение, а как форму классовой борьбы на международной арене — экономической, политической и идеологической борьбы мирового пролетариата против агрессивных сил империализма. Сосуществование, то есть мир без войны, призвано создать коммунизму благоприятные условия в борьбе. Ее цель — окончательно и навсегда похоронить капитализм, а вместе с ним и общечеловеческие нравственные ценности, созданные религией и демократическим образом жизни. Практически это та же «холодная война», но под иными лозунгами и при намерении коммунистов перенести ее на поле противника. Москва продолжала активно поддерживать деятельность коммунистических партий и других просоветских сил в западных странах, разворачивала борьбу за влияние в странах «третьего мира», вела жесткую линию со странами-сателлитами и вооружалась, вооружалась…

Самое страшное в коммунизме, считал Аденауэр, стремление установить тоталитарное, атеистическое, азиатское господство над миром, коллективизмом подавить свободу человека. Его идеология агрессивна. Она не способна на компромисс с западным христианским мировоззрением. Массы на Западе плохо знают коммунизм, то, что он несет людям. Русские коммунисты терпеливы и настойчивы. Они не бросятся в крупные военные авантюры, как немецкие национал-социалисты. Но они будут постоянно осуществлять экспансию, пытаться разобщить западный мир и одолеть его по частям. Необходима постоянная разъяснительная работа, чтобы полностью высветить цели коммунистов.

Запад не должен терять бдительность, постоянно подчеркивал Аденауэр. Нельзя серьезно воспринимать советские предложения по разоружению до тех пор, пока Москва не согласится на контроль над этим процессом. Бессмысленно питать надежды на разрядку напряженности в условиях, когда в Советском Союзе на боевое дежурство ставятся новые, более мощные и точные ракеты, когда усиливаются и без того мощные танковые армии, бросок которых на Запад может в несколько дней перевернуть все вверх дном в Федеративной Республике, Франции и других европейских странах. Запад не может благодушествовать, усыплять себя разговорами о сосуществовании. Он защитит себя, лишь не уступая в гонке вооружений и других сферах противоборства двух мировых систем.

Размышляя, Аденауэр часто возвращался к китайскому фактору. Он не забывал, как Хрущев в Москве просил о помощи в противоборстве с Китаем. В противостоянии двух огромных коммунистических держав Аденауэр видел серьезный шанс для разрядки в Европе. Советский Союз вынужден перемещать военные силы на Восток и проявлять большую сговорчивость на Западе. Более того, перед лицом быстро набирающего силу Китая Россия может стать для Европы заслоном от китайской угрозы.

В июне 1956 года в разгар дискуссий о сосуществовании в Бонн с официальным визитом прибыл премьер-министр Индии Джавахарлал Неру. В беседе с Аденауэром он сказал, что верит в искренность советских руководителей и их стремление начать разоружение.

— Все дело в том, — подчеркнул индийский премьер, — что они опасаются мощи западного мира, воссоздания западногерманской армии. Диктаторский режим в Советском Союзе держится на страхе перед агрессией. Международная разрядка приведет к внутренней либерализации. Напряженность укрепляет диктаторский режим, расширение диалога и контактов ослабит его.

Аденауэр с уважением относился к Неру, высоко ценил его образованность и интеллигентность. Но он не соглашался с его доводами, отрицательно оценивал маневры между капитализмом и коммунизмом, считал, что Индия должна безоговорочно присоединиться к Западу.

— Смею обратить ваше внимание на то, — сказал канцлер, — что характерная особенность истории России — ее постоянное стремление к экспансии на Запад и на Восток. Еще при царях возникло стремление к господству над миром. Такая тенденция сохраняется до сих пор. Диктаторы видят в человеке лишь орудие для осуществления заданных целей. XX съезд КПСС ничего не изменил в этом отношении. Он продемонстрировал новый виток борьбы за власть, которая постоянно велась со времен Ленина. Москва стремится подчинить себе Федеративную Республику. Затем настанет черед Франции и Италии. Овладев потенциалом Европы, Россия станет так же сильна, как Соединенные Штаты. Вот тут-то и начнется непосредственная борьба за мировое господство.