– Мне очень жаль, Брэндрейт, – сказала она тихо. Он ошибался в ней. Сердца, быть может, у нее и не было, но совесть ее мучила, если она кого-то невольно задевала. – Я ничего не понимаю! Скажите мне, чем я вас обидела, чтобы я могла попросить прощения.

К ее удивлению, черты его несколько смягчились.

– Я вам почти верю, – произнес он. В этот момент в разговор вмешалась леди Эль, про которую оба спорщика, кажется, совсем забыли.

– Ах, я вспомнила одно досадное дело, которым мне следует заняться. Извини меня, Брэндрейт, я предоставляю тебе… занять мою племянницу несколько минут. Миссис Браун был нужен пластырь. Кухарка говорила мне об этом еще до ужина, а я совсем забыла. Кажется, она порезала себе палец. Надеюсь, что за это время она не истекла кровью. Впрочем, Мепперс уже давно бы мне об этом сообщил. Так что я еще успею. Я вернусь через несколько минут.

Эвелина рассеянно кивнула вслед тетке. Она была настолько озабочена своим разговором с маркизом, что даже не вслушалась в странно сбивчивые объяснения леди Эль. Глаза ее были устремлены на потертый дорогой ковер под ее стоптанными туфлями. Она все еще мучительно пыталась вспомнить, что она такое сказала и сделала, отчего Брэндрейт явно назло ей пытается купить дорогую ей вещь у леди Эль.

– Что это все значит? – услышала она в этот момент его голос.

Оторвавшись от созерцания ковра, Эвелина с изумлением увидела подозрительное выражение на лице маркиза.

– О чем вы? – спросила она.

– Да ладно! – воскликнул он. – Довольно вам прикидываться святой невинностью. Все это глупости! Неужели леди Эль всерьез верит, что стоит ей выйти за дверь, как я тут же объяснюсь вам в любви, завладею вашим сердцем и стану просить вас быть моей женой?

– Господи, Брэндрейт! Что вы такое говорите? Объяснитесь мне в любви? Вы? Уж если кто и говорит глупости, так это вы. А что до завладения моим сердцем, так вы же уже заметили – и совершенно справедливо! – что у меня его нет. Я и леди Эль то же самое говорила не более получаса тому назад. Я никогда не стремилась к замужеству и, насколько помню, ни разу не была влюблена, не считая одного мальчика-грека. Мне было тогда одиннадцать лет, и мы играли возле Акрополя, где мой отец возился со своими лопаточками и щеточками. Он знал по-английски не больше десятка слов, и у него были чудесные смеющиеся глаза – большие, карие, с пляшущими в них огоньками. Я думала, сердце у меня разорвется, когда пришло время возвращаться в Англию. Скажу больше, Брэндрейт, с вашей стороны в высшей степени самонадеянно думать, что леди Эль вдруг решила устроить наш союз. Мне смешно даже думать, что вы могли бы склонить меня на брак. Хотя должна признать, что в объяснении в любви есть нечто забавное. Вы не согласны?

Эвелину удивило, что маркиз не спешил с ней согласиться. С некоторой тревогой она заметила, что на лице его появилось выражение, с каким он преследовал лису на охоте с гончими. Рожок еще не протрубил, а он уже всадил шпоры в бока своего вороного коня и летит по полю. Что бы это значило?

Вздев очки на переносицу, Эвелина спросила:

– Брэндрейт! Что вы на меня так смотрите?

Внимательно прислушиваясь к разговору, Психея затаила дыхание. Ах, что же будет дальше? Трепет предвкушения охватил ее. Сердце у нее сильно забилось. Уже несколько недель, а вернее лет, она ждала этого момента, и он наконец настал. Если бы только Эвелина была хоть чуть-чуть более искушенной, все бы устроилось наилучшим образом! Психея понимала, что маркиз собирался сломить сопротивление Эвелины парой поцелуев. Конечно, намерения его были вполне благородны. Но что из того?

Все же странное создание эта Эвелина! Бросить ничем не прикрытый вызов Брэндрейту и даже не понимать при этом, что она сделала. Сами посудите, какое это может оказать на него воздействие! Маркиз принадлежал как раз к тому типу мужчин, кто не в силах устоять перед непреодолимым препятствием. Все должно быть подвластно лорду Брэндрейту – а уж женщины тем более. Эвелина при всей своей наивности в совершенстве парировала подходы его милости. Нет ничего лучше, как ответить гордому, тщеславному человеку: «Мне смешно думать, что вы могли бы склонить меня на брак». Поистине замечательные слова! Она сама не сумела бы лучше выразиться! «Сейчас он ее поцелует», – подумала Психея, не замечая, что происходит у нее за спиной, пока она не услышала голос мужа:

– Нет, я не позволю тебе!

– Что случилось? – Обернувшись, Психея увидела, что Афродита крепко держит лук сына и пытается выхватить у него стрелу. – Эрот, почему твоя мать пытается отнять у тебя оружие?

– Она считает, что нужно послать в грудь маркиза одну из моих стрел. Но я этого не допущу! Я уже двести лет не вмешивался в дела смертных и сейчас не намерен.

– Отдай мне лук! – потребовала Афродита. – Сейчас же! Разве у тебя нет уважения к родной матери?

– Не вынуждай меня отвечать на этот вопрос, мама.

Опасаясь, что Эрот в конечном счете уступит матери, Психея сказала:

– Прошу тебя, не стреляй в Брэндрейта, дорогой. Я уверена, что из этого выйдет больше плохого, чем хорошего. Если ты хочешь испытать на ком-либо силу своих чар, стреляй в Эвелину. Ее сердце глухо к любви, и боюсь, что страсть Брэндрейта только отпугнет ее, а то и обратит в бегство.

– Не слушай ее! – вмешалась Афродита. – Этого гордеца надо проучить. Хоть раз в жизни он должен испытать безответную любовь. Эрот, слушай свою мать! Разве я давала тебе когда-нибудь дурные советы?! – вопросила она грозно под тяжелый вздох сына.

– Ни в кого я не стану стрелять, – пробормотал Эрот сквозь зубы, пытаясь высвободить лук из цепких рук матери. Афродита придерживала его локтем, держа в свободной руке стрелу. Эрот старался отобрать у нее хрупкий лук, не повредив его, но тщетно.

Психея в страхе следила за тем, как Афродита, преодолев сопротивление Эрота, вставила стрелу и натянула тетиву.

– Нет! – воскликнула Психея, бросаясь к ним. В последний момент она сумела изменить направление полета стрелы. С резким свистом, сопровождаемым мелодичным звуком, напоминающим перезвон маленьких колокольчиков, она вонзилась Эвелине в основание шеи.

– Она пронзила Эвелину! – в восторге воскликнула Психея.

– Дура! – мрачно сказала Афродита. – Я хотела, чтобы Брэндрейт обезумел от страсти и выставил себя на посмешище в свете. А теперь эта уродливая бедняга влюбится в него по уши и бросится ему на шею. Разумеется, он ее отвергнет. Что останется этой несчастной, я тебя спрашиваю? Только зачахнуть от тоски.

Взглянув на свекровь. Психея вздернула подбородок:

– Вот уж нет! Это не в ее характере!

Брэндрейт склонился над изумленной Эвелиной, когда она вдруг ощутила у основания шеи странное тепло, а затем по спине у нее пробежала восхитительная дрожь. «Откуда бы это внезапное и неясное чувство?» – подумала она, но ее внимание было слишком поглощено намерениями маркиза, чтобы задержаться на этих подробностях.

Что у него на уме?

Брэндрейт твердо оперся обеими руками о фортепьяно и наклонился к ней еще ближе. Она никогда не видела его таким и, к своему ужасу, вдруг поняла, что он собирается ее поцеловать.

– Так, значит, вы не верите, что я могу завоевать ваше сердце, – прошептал он. Эвелина чувствовала у себя на лбу и на волосах его горячее дыхание.

Она открыла рот, чтобы велеть ему перестать вести себя так глупо, но, когда губы ее приоткрылись, чтобы выговорить эти слова, он тут же закрыл их своими. Это внезапное нападение не только лишило ее возможности говорить, но и вызвало в ней удивительные ощущения, нахлынувшие на нее мягкими убаюкивающими волнами. Тепло распространилось по всему ее телу, голова кружилась, и сердце трепетало. Тепло это проникло в ее руки до самых кончиков пальцев, ноги ослабели, и вся душа ее наполнилась волшебной смесью желания и надежды. Она почувствовала себя возрожденной и полной сил. Да как она только допустила такое?! Но как нежно и сладко прикосновение его губ! Но это же совершенно ужасно! Беда в том, что она не в состоянии шевельнуться. Его поцелуи держат ее в плену. Она почувствовала, как его пальцы коснулись, шеи в том самом месте, откуда началась эта странная дрожь, снова пробежавшая у нее по спине. Бессознательно Эвели-на начала подниматься с кресла и буквально упала в его объятия. Он притянул ее к себе, снова в поисках ее губ, и мир вокруг растворился в наслаждении. Она невольно обхватила руками его шею, отвечая поцелуями на поцелуи.