– Я понять не могу, как это я не слышала шума колес. Я, наверное, замечталась.

– И о чем вы мечтали, Эвелина? – спросил маркиз. У него было такое чувство, словно после появления леди Фелмершэм между ними разверзлась пропасть.

Она слегка улыбнулась:

– Я думала о своем будущем.

– С Шелфордом? – резко спросил он, всматриваясь ей в глаза.

Она опустила взгляд:

– Да, с Шелфордом. Не знаю, почему мне до сегодняшнего дня не приходило в голову, как мы хорошо подходим друг другу. Аннабелла говорила об этом вчера, но в тот момент мое сердце стремилось к другому.

Маркиз сам не мог дать себе отчета, что побудило его задать новый вопрос:

– И к кому же оно стремилось?

Она подняла глаза и решительно встретилась с ним взглядом.

– К человеку, с которым я так много ссорилась последние годы, что до недавнего времени не понимала, какую притягательную силу он имеет для меня. Знаете, он самый высокомерный и холодный человек, какого я когда-либо знала. Во всяком случае, я так думала, пока он не поцеловал меня. – Она покачала головой и подняла глаза к небу, как будто ища там ответа. – Как это глупо, что все мои твердые убеждения можно было разрушить одним поцелуем. Но тем не менее так оно и было. Страсть оказалась недолговечна. Он любит другую. Для меня же открылись возможности, которые дает нам любовь, и к прежнему не может быть возврата. Вас, быть может, удивит, что я больше не намерена оставаться старой девой.

– Значит, вы готовы принять предложение первого встречного? – Уже знакомая боль сдавила ему сердце. Ее признания отзывались в нем острым чувством потери, с которой он не желал, не мог смириться. – Шелфорд оказал на вас влияние, обставив свое предложение так публично. Вы слишком поспешили, дав ему свое согласие.

Эвелина улыбнулась:

– Вы же знаете, что мистер Шелфорд вовсе не первый встречный. Я действительно была повергнута в некоторое смущение обстоятельствами, в которых он просил моей руки, но уверяю вас, я счастлива, что ради меня он рискнул восстановить против себя общественное мнение столь неожиданным поступком. Мы обязательно будем счастливы вместе, я не сомневаюсь в этом.

– Вы меня почти убедили. Стало быть, мои поцелуи так мало для вас значили?

Лошади недовольно фыркали, недоумевая, почему им так долго приходится дожидаться возвращения в конюшню и честно заслуженной порции свежего овса.

– Вы разбудили мое сердце, Брэндрейт, и какое-то мгновение мне даже казалось… Впрочем, это все пустяки. У вас своя дорога, разве не так?

– Да, наверное.

– Вы избрали нелегкий путь, почти что неслыханный в нашей стране. Вы уверены, что готовы навлечь на себя неудовольствие благородных лордов в палате?

– Ради любимой женщины я готов на все.

– И вы ее так любите?

Когда он вновь окинул взглядом каштановые завитки на лбу Эвелины, ее белоснежную кожу, прямой нос и такие сладкие губы, его сердце пронзила настолько сильная боль, что он едва мог дышать.

– Да, люблю, – проговорил он, едва ворочая языком. Отчего же так трудно дались ему эти слова?!

– Тогда желаю вам счастья, – прошептала Эвелина и, резко повернувшись, пошла по направлению к дому.

– Нет, нет, прошу тебя, сними его, Эвелина! – воскликнула леди Эль, чувствуя себя предательницей. – Он совершенно не подходит к твоему платью. Я знаю, Психея говорила тебе, что стоит только Брэндрейту увидеть на тебе этот пояс, как он будет у твоих ног. Но, поверь мне, все это вздор. – И тут она дала волю своей фантазии. – Я сама слышала, как Эрот говорил своей матери, что пояс не действует на того, кто был поражен его стрелой. А ведь именно это и случилось с Брэндрейтом.

Эвелина кивнула. Она сидела перед туалетным столиком бледная как смерть. Леди Эль с трудом удерживалась, чтобы не броситься к ней, обнять ее и заверить, что все будет хорошо. Она понимала, что Психея обнадежила Эвелину, а теперь она своими руками убила в ней эту надежду.

«Уж не обманул ли меня Зевс?» – мелькнула пугливая мысль в голове старой леди. Ведь он был мстителен, как и все олимпийцы, особенно когда им перечат. Почему бы и ему не устроить себе развлечение – как это пытался сделать Эрот, отдав пояс не той, кому нужно? Что, если Брэндрейт первой увидит Аннабеллу и влюбится в нее?

Но, подумав немного, леди Эль успокоилась. Никогда в жизни – за исключением того дня, когда она впервые взглянула в милые смеющиеся глаза своего любимого Генри, – она не видела в чьем бы то ни было лице такой твердости, решительности и добродушия.

Нет, Зевс ей не лгал. Да и не пристало царю богов шутить шутки с почтенной женщиной. Снова обратив свои мысли к Эвелине, леди Эль попробовала взять с ней более легкий тон:

– Ну почему ты так расстроилась? Пояс – это еще не все, я уверена, мы так или иначе добьемся своей цели. Только ты должна мне доверять хоть чуть-чуть. А тем временем, я надеюсь, ты не собираешься впасть в уныние.

– Психея была так уверена в успехе. – Эвелина со слезами на глазах принялась расстегивать пояс. – Я даже на минуту поверила ей, что Брэндрейт еще не потерян для меня. А теперь вы говорите, что от пояса не будет никакого толку. Это слишком много для меня, моя милая леди Эль. Mоe сердце не может находиться в подвешенном состоянии, чтобы всякий, кому это придет в голову, дергал его туда-сюда.

– Мне не хотелось бы дурно говорить о ком-либо, милочка, но наша прелестная Бабочка немного легкомысленна и не слишком опытна в таких делах. Все-таки она не совсем богиня. Бессмертие – это еще не все.

Леди Эль подошла к Эвелине и начала помогать ей снимать пояс. У нее тоже выступили на глаза слезы. Разбив надежды Эвелины, она искала в памяти хоть что-нибудь, чем бы могла утешить девушку. Она подумала о своей любви к покойному мужу и начала негромким, успокаивающим тоном:

– Не знаю, как бы мне сказать тебе это, Эвелина, но я постараюсь. Я прожила уже больше семидесяти лет на этом прекрасном, хотя иногда и не слишком милосердном к своим обитателям острове, именуемом Англией. Я много раз видела, как приходит и уходит любовь. Когда Генри завладел моим сердцем, никто другой не мог даже надеяться туда проникнуть. У нас была настоящая, ни перед чем не отступающая, непреодолимая любовь. Такая же будет и у тебя с Брэндрейтом, я в этом уверена. – Она взяла пояс у Эвелины и продолжала, глядя ей прямо в лицо: – После смерти Генри я так и не нашла другой любви, хотя должна сказать тебе, моей руки добивались многие. Что ты на меня так смотришь? Разве в меня нельзя влюбиться даже в мои годы? Право же, я оскорблена. Твое удивление ранит мое тщеславие. Неужели ты видишь только мои морщины? Духом я так же молода, как и ты, и вполне могу быть привлекательна для человека, который…

С широко раскрытыми от изумления глазами Эвелина перебила ее:

– Вы не так меня поняли, тетушка. Вы хотите сказать, что могли бы избавиться от своего бедственного положения и отказались?

Леди Эль покачала головой:

– Глупенькая! Сколько раз я повторяла тебе, что я не бедна, раз у меня есть ты, Аннабелла и мой невыносимый племянник. Подлинная бедность не имеет отношения к деньгам. Это участь тех, чье единственное достояние – самонадеянность и чванство, вроде леди Фелмершэм.

– И все же Брэндрейт любит ее!

– Как и всякий мужчина, он способен совершить любую глупость. Ему могут вскружить голову хорошенькое личико и кокетливые манеры. Твой отец был такой же в некоторых отношениях. И тогда, не вмешайся Психея, кто знает, сидела ли бы ты сейчас здесь, скрашивая мою старость. Он, знаешь ли, был убежденный холостяк.

– Как? Разве Психея имела отношение к папе и маме? – спросила изумленная Эвелина. Леди Эль присела на краешек ее постели.

– И едва не попала в беду, – сказала она, складывая пояс у себя на коленях. – Она чуть было не устроила кораблекрушение, по крайней мере, так считает Афродита. – Решив наконец рассказать Эвелине все подробности этой истории, леди Эль погрузилась в воспоминания: – Ты не можешь себе представить, с каким удовольствием я бы рассказала тебе все уже давно. Но у меня хватило ума сообразить, что, поскольку никто, кроме меня, не видит олимпийцев, ты бы ни за что мне не поверила. Джордж – твой отец – ничего знать не хотел, кроме своей археологии. Уж конечно, ему было не до любви. Психея в это время развлекалась в Греции. Там она его и увидела. Она тут же прониклась идеей найти упрямцу жену. Вот тогда она и подумала о твоей матери.