В это мгновение он почувствовал: что-то изменилось. В позе Эвелины появилось какое-то напряжение. Он быстро взглянул в зеркало, где мог видеть ее лицо, и понял, что она заметила его присутствие. Глаза ее широко раскрылись. Всякая другая девица наверняка бы взвизгнула, заметив, что за ней, полуобнаженной, наблюдает мужчина. Но не Эвелина!

Она улыбнулась той мимолетной улыбкой, какой она иногда обменивалась с ним, когда их развлекало что-то, чего не замечали другие. Он не мог не улыбнуться в ответ, вернее, как-то криво ухмыльнуться, как мальчишка, застигнутый врасплох. Будь она там одна, он вошел бы в комнату. И там уж придумал бы, как поступить. Боже! Неужели только вчера он целовал ее?

Кисти рук у него заломило. Как, однако, тяжело держать так долго кружку и полную тарелку. Он приготовился отвесить Эвелине одобрительный поклон и предоставить ее заботам тетки и кузины, когда, к его удивлению, она направилась прямо к нему со словами:

– Ах, боже мой, миссис Браун оставила дверь открытой. Я ее прикрою лучше, пока кто-нибудь не увидел меня раздетой.

Маркиз был так удивлен ее поступком, что челюсть у него буквально отвисла и он едва не выронил и кружку и тарелку. Высоко подняв голову и глядя на него в упор, Эвелина молча шла к нему. Маркиз мог только неподвижно созерцать ее. Какой мужчина из плоти и крови выдержит такое? Заговорит ли она с ним, когда подойдет поближе? Быть может, он бы смог убедить ее выйти и закрыть дверь за собой. С каким бы наслаждением он бросил на пол все, чем заняты сейчас его руки, и заключил ее в объятия!

Приблизившись к двери, она остановилась, так что он не смог бы дотянуться до нее. Покачав головой, она насмешливо прошептала:

– Распутник!

И со стуком захлопнула дверь.

Он вздрогнул при этом звуке и в этот же момент словно очнулся от сна. Как будто вид ее напустил на него какие-то чары и только теперь он смог от них освободиться.

Медленно повернувшись, Брэндрейт отошел от двери. Сделав несколько шагов, он перевел дыхание и глубоко вздохнул.

– Эвелина, – прошептал он, не замечая выбежавшую ему навстречу миссис Браун, которая едва успела отшатнуться, чтобы избежать нового столкновения с ним. Он пошел дальше, моргая, как спросонья. У него было странное чувство, что за ним следят, в особенности когда из-за потемневших рыцарских лат в углу холла до него долетел странный, явно мужской смех. Он обернулся в ту сторону, но ничего не увидел.

Быть может, такие же ощущения испытывала и Эвелина? Он вспомнил, как всего минуту назад она говорила о Психее так, словно видела ее наяву. Чудеса, да и только!

Уж не привидения ли здесь завелись?

Подойдя к двери библиотеки, Брэндрейт толкнул ее ногой и со вздохом облегчения вступил в этот приют покойного дяди Родона. Здесь, по крайней мере, он будет избавлен от общества не только дам, но и духов, возымевших вдруг необъяснимый интерес к обитателям Флитвик-Лодж.

Выпив глоток домашнего пива, он решил, что ему следует быть поосторожнее с Эвелиной. Если он станет продолжать злоупотреблять ее невинностью, она, пожалуй, неправильно истолкует его поступки.

Но если у него по-прежнему будет возникать непреодолимое желание обнять и поцеловать ее, он сам окажется не в состоянии понять собственные намерения.

Психея переводила взгляд с леди Эль на Аннабеллу, стараясь убедиться, видела ли какая-нибудь из них, как Брэндрейт наблюдал за полураздетой Эвелиной. Она чувствовала себя виноватой. Следовало бы предупредить леди Эль о его присутствии. Но она видела, что обе дамы были слишком заняты. Леди Эль старалась разобраться, какой фасон больше пойдет к шелку, а Аннабелла все еще возилась с лентами и кружевами. Они были так поглощены своими занятиями, что ни одна из них не заметила скандального поведения маркиза и совершенно неприличного демарша Эвелины.

Психея нервно стиснула руки. Ах, надо было бы сказать леди Эль, как только Брэндрейт появился. Но с каждой секундой, в особенности с того момента, как Эвелина увидела, что маркиз наблюдает за ней, Психея все больше чувствовала себя обязанной хранить молчание. Что-то удивительное произошло – не с Эвелиной, поскольку ее новая подруга и раньше обладала способностью сохранять полное хладнокровие в любой ситуации, – но с Брэндрейтом. Он вдруг увидел Эвелину совершенно в ином свете, чего никак не могло бы случиться при обычных обстоятельствах! Какой подарок судьбы, что эта глупая экономка – столь же некрасивая, сколь и рассеянная – не закрыла за собой дверь. Сама бы Психея ни за что до такого не додумалась. Даже и пробовать бы не стала. Она вообще считала, что все смертные женщины, особенно благородного происхождения, должны быть ужасно сконфужены, если их застанут раздетыми.

Но какова Эвелина! Психея с любопытством смотрела на свою приятельницу, то подбиравшую, то распускавшую волосы перед зеркалом. Хотя вряд ли Эвелина отнеслась к случившемуся так же, если бы у дверей обнаружились мистер Шелфорд или мистер Элленби. Она, конечно, не замедлила бы пожаловаться тетке на совершенно неприличное поведение джентльменов. Подумать только, подглядывать за ней! И она бы уж ни за что не прошлась по комнате перед тем, как закрыть дверь, чтобы позволить им как следует на себя насмотреться.

В общем и целом Психея была довольна. Все получилось как нельзя лучше. Подойдя к Эвелине, она шепнула, что ей необходимо на некоторое время вернуться на Олимп. Но завтра она непременно будет присутствовать на состязании.

Психею до глубины души тронуло, как огорчилась Эвелина этим известием. Порывисто обняв свою новую подругу. Психея поблагодарила ее за то терпение, с которым Эвелина выслушала рассказы о ее домашних неурядицах.

– Боюсь, что я ничем не смогла вам помочь, – сказала Эвелина. – Но откуда мне знать, что такое быть замужем несколько тысяч лет, пусть даже и за самим Эротом! Я бы очень хотела побывать у вас дома, на Олимпе. Как это, должно быть, интересно.

– К сожалению, это невозможно. Ели бы Зевс увидел вас, нам обеим не сносить бы голов в буквальном смысле! Он бы отдал их Циклопу!

Психея притворно вздрогнула, потом снова засмеялась. Зевс уже несколько столетий не совершал таких чудовищных поступков.

– Прошу вас, не смешите меня, – прошептала Эвелина, – а то Аннабелла подумает, будто я и вправду сошла с ума. Скажите мне только, неужели Эрот так рассердился на вас за ваше вмешательство в наши дела, что не желает простить вас?

– Очень меня это волнует! – передернула плечами Психея. – Хотела бы я только… впрочем, не важно! Если я сейчас не уйду, мне никогда не уйти!

Обняв Эвелину на прощание, она исчезла сквозь стену гостиной.

Часом позже она сидела, слушая Эрота и с каждым словом все больше приходя в уныние. Она нервно теребила золотые ленты своего платья. Ее ноги в золоченых сандалиях чуть-чуть не доставали до мраморного пола, так что со стороны ее можно было принять скорее за напроказившего ребенка, чем за взрослую женщину.

– И во-вторых, моя любезная супруга, почему это ты продолжаешь нарушать приказ Зевса и вмешиваться в дела этих несносных смертных? Не понимаю, что тебя в них прельщает. Все они абсолютно никчемные существа, как тебе известно.

– И я была когда-то смертной, – вставила она, глядя на паутинообразную инкрустацию из аметистов в мраморном полу.

Он пропустил ее замечание мимо ушей.

– Мне нет необходимости повторять тебе, что сплетни о твоей деятельности начинают распространяться даже среди низших существ. Эриннии давно уже потешаются над твоими выходками. У одной из них змеи так и шевелились на голове, когда она мне говорила: «Где же твоя Психея? Мы ждем. Если она не поостережется, ей одна дорога – к нам в Аид. Сам Зевс сошлет ее сюда!» Можешь себе представить, каково мне знать, что над тобой – а следовательно, и надо мной, надо мной! – потешаются даже в подземном царстве Персефоны. Разве тебе больше дела нет до моих чувств? Ты думаешь только о себе.