259
Дойти до истоков сталинизма — так точнее всего можно определить цель и смысл начатого диалога. Как такое могло случиться? Была ли катастрофа не избежной? Был ли иной выбор? Является ли сталинизм логи ческим следствием Октябрьской революции, тем ее страшным результатом, за который она несет полную моральную и поли тическую ответственность? Был ли Сталин тем самым лидером, который должен был в конце концов и по логике вещей взять власть и возглавить страну? Закономерности и случайности революции, ее категорические императивы и альтерна тивные возможности, линия ее судьбы в отечественной ис тории — стали нашими главными, первостепенными вопро сами. Каждый волен свои вопросы задавать тому, от кого надеет ся получить ответ. Кто — Тютчеву, кто Пушкину или Гомеру, Толстому или Ганди. У каждого свои учители. Задавая свои вопросы Достоевскому, я знаю, что обра щаюсь по точному адресу: современность далеко не изжила тех проблем, которые решались в творчестве этого писателя. Се годня, как и семьдесят лет назад, говорить о Достоевском — значит все еще говорить о самых глубоких, мучительных во просах текущей жизни, значит постигать психологию, идеоло гию, политическую механику революции на уровне и открове ния, и пророчества, и предостережения. Герой Достоевского размышляет над вопросом: сможет ли человек сам, без подсказки и команды, решить, в чем его счастье? Или он должен всякий раз слепо идти за тем, кто при дет и скажет: я знаю, где истина? Герой Достоевского вынашивает идею: а не загнать ли чело вечество палкой в хрустальный дворец запланированного на бумаге всеобщего счастья и процветания, не построить ли для него земной рай, где будет торжествовать «вечное уче ние», «руководящее мнение» и принудительный, подневольный труд? Герой Достоевского уверен, что нужно всего несколько дней — и восемьдесят миллионов народу по первому зову снесут до кучи свое имущество, бросят детей, осквернят церкви, запишутся в артели — словом, переродятся капи тально. Герой Достоевского оправдывается: «Все… законодатели и установители человечества, начиная с древнейших, продолжая Ликургами, Солонами, Магометами, Наполеонами и так далее, все до единого были преступники, уже тем одним, что, давая новый закон, тем самым нарушали древний, свято чтимый об-
260
ществом… и, уж, конечно, не останавливались и перед кровью, если только кровь… могла им помочь». Герой Достоевского доказывает себе, что именно он, а не кто другой, способен дать миру новый правый закон, что он, а не кто другой, имеет право на власть. Итак, с одной стороны — «власть имеющий», с другой сто роны — бесправный «человеческий материал», пресловутые девять десятых, — таким видится принцип разделения мира бунтарям Достоевского. И коль скоро власть дается тому, кто посмеет наклониться и взять ее, каждый из тех, кто «смеет», кто рвется к власти, вступает на путь борьбы, на путь рево люции. «Анатомируя и распластывая душу революционного под полья, Достоевский добрался до таких интимных тайников ее, в какие не хотели заглядывать, робко обходя их, сами деятели революционного подполья… Он знал о революции больше, чем радикальнейшие из радикалов, и то, что он знал о ней, было мучительно и жутко, раскалывало надвое и терзало противоре чиями его душу» 1. Так было сказано о Достоевском в 1921 году, когда в знании писателя еще можно было усомниться. Се годня, перечитывая роман «Бесы» Достоевского, мы имеем гораздо больше оснований для сопоставления нечаевской фан тасмагории, отразившейся в романе, с трагедией реальной истории. САМОЗВАНЦЫ В «БЕСАХ» «А самозванством и бесстыдством, милостивый государь, в наш век не берут. Самозванство и бесстыдство, милостивый мой государь, не к добру приводит, а до петли доводит. Гришка Отрепьев только один, сударь вы мой, взял самозванством, обманув слепой народ, да и то ненадолго… Самозванством у нас не возьмешь; самозванец, сударь вы мой, человек, того бес полезный и пользы отечеству не приносящий». Читателю и исследователю «Бесов» процитированные сло ва Якова Петровича Голядкина, обращенные к его двойнику, Голядкину-младшему, могут показаться даже слишком наро читыми. Будто и впрямь один герой Достоевского мог предви деть судьбу другого — Николая Ставрогина, доведенного до петли, а перед этим проклятого загадочным и зловещим про клятием: «Гришка Отрепьев — анафема!» 1 Переверзев В. Достоевский и революция. — «Печать и революция», 1921, № 3, с. 7.
261
Однако тень первого русского самозванца, Лжедмитрия I, лишь придает разговору о самозванстве в «Бесах» некоторую историческую перспективу; в сущности же, феномен незакон ного присвоения, узурпации чужого имени, звания, статуса или власти изначально показан, неизбежен для той болезни рус ского общества, которую Ф. М. Достоевский назвал бесовст¬ вом. Обширная литература о самозванстве констатирует, что ни в какой другой стране это явление не было столь частым и не играло столь значительной роли в истории народа и государст ва. «С легкой руки первого Лжедмитрия самозванство стало хронической болезнью государства: с тех пор чуть не до конца XVIII в. редкое царствование проходило без самозванца, — утверждал, например, Ключевский. — …Самозванство станови лось стереотипной формой русского политического мышления, в которую отливалось всякое общественное недовольство» 1. Самозванство на Руси, ограниченное четкими хронологически ми рамками: от начала XVII века до крестьянской реформы 1861 года (от Лжедмитрия до Лжеконстантина), — оказыва лось неким удобным тактическим выходом из столкновения не примиримых интересов — в каждом новом явлении самозван ства поддельная власть надеялась вклиниться в исконные пра ва «природной» власти и, перехватив их, навсегда оставить за собой. И хотя в социально-политическом плане самозванство устойчиво квалифицируется как одна из специфических форм антифеодального движения, уже первых самозванцев народное сознание безоговорочно зачисляло по теневому ведомству, предъявляя им обвинения в вероотступничестве, ереси, кол довстве и чернокнижии. Ибо есть некая навязчивая причинно- следственная типология в поведении любого из исторических самозванцев, будь то Григорий Отрепьев или Емельян Пугачев, а также в целях, которые ими провозглашались. Изучивший это явление на современных ему примерах российского быта В. Г. Короленко писал: «Сколько их и что их гонит» — неволь но возникает тревожный вопрос, когда, ошеломленный, созер цаешь в общем сборе эту почти невероятную коллекцию рус ских оборотней, стремящихся совлечь с себя собственную лич ность, собственные «права состояния» и облечься в чужую личность, в чужое имя и в непринадлежащее звание…» 2 Ложь, обман, имитация, маскарад и корыстное лицедей- 1 Ключевский В. О. Сочинения в 8-ми т., т. III. М., Госполитиздат, 1957, с. 27, 40. 2 Короленко В. Г. Современная самозванщина. Полн. собр. соч., т. 3. СПб., 1914, с. 357.
262
ство, лежащие в основе всякого самозванства, чем бы они ни были вызваны, имеют один общий источник, один идеологи ческий корень. Самозванство — сущностный и фатальный атрибут Антихриста, утверждает христианская Священная история. Антихрист — «космический узурпатор и самозванец, носящий маску Христа, которого отрицает, он стремится занять место Христа, быть за него принятым». Антихрист — «кровавый гонитель всех «свидетелей» истины, утверждающий свою ложь насилием; он сделает, «чтобы убиваем был всякий, кто не будет поклоняться образу зверя». «Если дьявол, по средневековому выражению, — «обезьяна бога», то Анти христ — «обезьяна Христа», его фальшивый двойник» 2. В этом контексте размышления В. Г. Короленко имеют почти символическое значение: «Известно, что Россия вообще страна самозванцев, и нигде, ни в какой другой, по крайней ме ре европейской, стране «чужое имя» не проносилось такими грозами и ураганами, не потрясало в такой степени всю жизнь, до самых ее оснований… Самые мрачные страницы нашей истории и одно из гениальных произведений родной литерату ры связаны с самозванством. Нам кажется, что это не случай но. Свирепая фигура Пугачева, до сих пор еще осененная мрачным нимбом жестоких воспоминаний, возбуждающих не вольную дрожь, и добродушный Иван Александрович Хлеста ков, гениально лгущий под хохот всего театра, — самозваный царь и самозваный ревизор по недоразумению, — это два крайних олицетворения одного и того же мотива… Страх и суеверие — вот два основных элемента, из которых вырастает это явление. Суеверие религиозное и порожденные им чувства угнетения и страха делают религию света и надежды религией непонятной грозы и неожиданных казней. Суеверие граждан ское заставляет робко преклоняться не перед законом и пра вом, точно ограждающими человеческое существование, а пе ред всяким, кто владеет тайной хотя бы и самозваной власти» 2. Речь здесь и пойдет о тех, кто в мире «Бесов» владеет тай ной и авторитетом самозваной власти. ТАЙНЫ БОЛЬНОГО ГОРОДА: РЕВИЗОРЫ И СОГЛЯДАТАИ Как липкая паутина, опутывают русский губернский город «роковые тайны». «Страшные и пугающие слухи», «нечто не ясное и неизвестное» вторгаются в жизнь обывателей и сеют 1 Мифы народов мира, т. 1. М., 1980, с. 85. 2 Короленко В. Г. Современная самозванщина, с. 272–273, 315–316.
