Как уже было сказано, роман Жюля Верна вышел из печа ти в конце 1864 года, и уже через год, в 1865 году, в Петербур ге появился его русский перевод, вернее, переделка в «Библио теке для чтения всех возрастов» (издание Е. Лихачевой и А. Сувориной) с приложением популярной статьи о происхож дении Земного шара и с рисунками первобытных растений и животных 1. Здесь и начинается самое интересное. 1 Не эту ли книгу привез Ставрогин из Петербурга в подарок Марье Тимо феевне Лебядкиной? Читаем: «В углу, как и в прежней квартире, помещался образ, с зажженною пред ним лампадкой, а на столе разложены были все те же необходимые вещицы: колода карт, зеркальце, песенник, даже сдобная булоч-

64

Первое русское издание романа «Путешествие к центру Земли» оказалось в центре внимания критики и стало поводом для резкого столкновения двух печатных органов — демокра тического журнала «Современник», издаваемого Н. А. Некра совым и И. И. Панаевым, и либеральной газеты «Голос» А. А. Краевского. «Современник» (1865, № 12) встретил роман одобрительным и доброжелательным отзывом, особенно отме тив его ценность для детского и юношеского чтения. «Мы ред ко говорим о книгах этого рода, — подчеркивал рецензент, — потому что усилия литературной критики остаются почти бес плодны, и книжки, весьма бессмысленные, продолжают изда ваться и раскупаться нетребовательной публикой. Юное поко ление вырастает, питаясь умственным сумбуром, и впослед ствии остается тем, что может производить подобная подготов ка, потому что и впоследствии не всякому удается найти себе действительно полезное и развивающее чтение в нашем скуд ном литературном запасе. Детская литература с давних пор служит у нас предметом соболезнования со стороны людей здравомыслящих, потому что, действительно, в ней есть вещи поразительно безобразные. Оттого мы с большим удовольствием встречаем детские книги, которые выделяются из массы пустых или просто дрянных книжонок какими-нибудь достоинствами содержания и изло жения. Рассказ Верна — фантастический, таким только и может быть, конечно, рассказ о путешествии к центру Земли… Фан тастика рассказа может броситься в глаза даже очень неопыт ного из читателей Верна, но она во всяком случае не остается бесплодной, потому что за ней остается и известное положи тельное содержание». Совершенно иначе реагировал «Голос». В очень злобной ре цензии, помещенной в номере от 7 (16) марта 1866 года, «Путешествие к центру Земли» объявлялось книгой крайне вредной и, несомненно, опасной. «Читая фантастическую бас ню о невозможном путешествии, дети, изволите видеть, узнают и свойства извержения вулканов, и существование подземных рек, и фигуры плезиозавров и лабиринтодонтов… Да, — предо стерегал автор рецензии, — это уже не сказки наших неразви тых нянек; это осмысленные рассказы образованных гражда нок, понимающих значение и влияние естественных наук, ко- ка. Сверх того, явились две книжки с раскрашенными картинками, одна — выдержки из одного популярного путешествия, при¬ способленные для отроческого возраста…» 3 Л. Сараскина

65

торые Фохтом повиты, Боклем взлелеяны, Льюисом вскорм лены… Нам остается рекомендовать «Путешествие к центру Земли» всем, кто желает воспитывать своих детей в духе База ровых, Лопуховых и компании». Эту оценку незамедлительно поддержали правительствен ные круги. Уже в мае 1866 года министр внутренних дел П. А. Валуев в специальной докладной записке председателю чрезвычайной следственной комиссии по делу Каракозова о покушении на царя 4 апреля указывал на популярность и широ кое распространение «весьма безнравственной по своей тен денции», прививающей юношеству материалистические взгля ды на природу книги Жюля Верна. Следствием этой докладной записки явился «Циркуляр по Московскому учебному округу» (1867, № 3), в котором директорам гимназий и штатным смот рителям училищ предписывалось не приобретать книгу для ученических библиотек и изъять ее из тех учебных заведений, где она уже имелась. Есть все основания утверждать, что полемика вокруг рома на Жюля Верна не осталась не замеченной Достоевским. Пре жде всего писателя интересовала сама проблема народной гра мотности и образования. Именно в 1860-е годы на страницах издаваемых им журналов «Время» и «Эпоха» Достоевский ра тует за популяризацию науки и научных знаний: добытые на Западе и пересаженные на русскую почву, они явятся, считал Достоевский, оправданием скитальчества дворянских интелли гентов по «немецким землям». «За науку опасаться нечего, — писал Достоевский. — Она — вечная и высшая сила, всем при сущая и всем необходимая. Она — воздух, которым мы дышим. Она никогда не исчезнет и везде найдет себе место» (20, 209). Журнал «Время» внимательно следил за яснополянской педа гогической деятельностью Л. Толстого и признавал справед ливым основной его тезис — о праве народа требовать и ждать образования, ему потребного. Кстати, именно в период создания «Азбуки» Толстой заметил Жюля Верна и проявил чрезвычайный интерес к его «Необыкновенным путешест виям», впоследствии навсегда вошедшим в систему домашнего воспитания юного поколения семьи Толстых. Можно думать, что в литературной полемике по поводу романа Жюля Верна Достоевский был на стороне «Совре менника»; позиция некрасовского издания по вопросам обра зования и воспитания в целом отвечала программе журналов «Время» и «Эпоха». Вряд ли рецензия «Современника» могла пройти мимо До стоевского: 111 том журнала за 1865 год, помимо отклика на

66

роман Жюля Верна, содержал и еще одну в высшей степени интересную публикацию. Речь идет о повести Виктора Гюго «Последний день приговоренного к смерти», русский перевод которой и соседствовал с рецензией. Достоевский, который считал эту повесть шедевром, «самым реальнейшим и самым правдивейшим произведением из всех им (Гюго. — Л. С.) написанных» (24, 6), и поместил столь восторженный отзыв в предисловии к «Кроткой», не мог не держать в руках, листать, читать этот том «Современника». Не мог Достоевский пропустить и скандальную заметку «Голоса». Хорошо известно, какое острое чувство неприязни, почти ненависти испытывал Достоевский к А. А. Краевскому — литературному предпринимателю-эксплуататору и дельцу. Как раз в середине 60-х годов появляются резкие, полные сарказма и отвращения отзывы Достоевского об А. А. Краевском и его «Голосе», который был для писателя «мерзким» и «самым типи ческим воплощением беспринципного цинического и хамеле онствующего русского либерализма». Еще в 1864 году в журна ле «Эпоха» Достоевский поместил презрительно-издеватель- скую статью «Каламбуры в жизни и в литературе», направ ленную против «Голоса» и его издателя; аналогичное отноше ние к ненавистной газете и ее хозяину сохраняется у писателя до конца жизни, находит отражение в «Бесах» и «Дневнике писателя». Оскорбительное упоминание в рецензии «Голоса» имен Базарова и Лопухова тем сильнее могло задевать Достоевского, что эти персонажи, как и сами произведения Тургенева и Чер нышевского, — предмет его постоянных, порой мучительных раздумий. Достоевский, воспринявший Базарова как траги ческое лицо, «великое сердце», должен был возмутиться ци ничной и злобной заметкой, явившейся прямым политическим доносом. Ф. М. Достоевскому не пришлось лично принять участия в литературной борьбе, разыгравшейся в связи с романом Жюля Верна. В марте 1865 года вышел последний, февральский номер журнала «Эпоха», после чего издание Достоевского прекрати ло свое существование. Оставшись без печатного органа, в ко тором бы писатель мог выступать и как критик, и как публи цист, в 1866 году (когда, собственно, и состоялась полемика) Достоевский целиком сосредоточился на романе «Престу пление и наказание». 3*

67

В конце 1868 — начале 1869 года писателем была задумана повесть под названием «Картузов», оставшаяся неосущест вленной. Образ главного героя повести, капитана Картузова, лег впоследствии в основу другого персонажа — капитана Игната Лебядкина из «Бесов». И хотя Картузова и Лебядкина объединяет общая черта — влюбленность в недосягаемую кра савицу (в «Бесах» — в Лизу Тушину) и сочинение нелепых стихов (именно Картузов слагает стихи о таракане и «Краса красот», унаследованные затем Лебядкиным), все же первона чально Картузов — бескорыстный и чистый рыцарь, смешной, претенциозный и неловкий человек. Кстати, по замыслу До стоевского, вся повесть могла называться «Рассказ о неловком человеке». В рукописных редакциях повести подробно разра батываются характер, поступки, внешность, поведение, «слова» и «словечки» Картузова, который, как Дон Кихот, стоит на страже чести своей дамы и попадает в самые нелепые и коми ческие положения. И тем более удивительной кажется следую щая заметка о Картузове: «Фигура Картузова, как сказано. Молчалив, сух, вежлив, наивен, доверчив. Вдруг изрекает мыс ли. Чаще молчит и краснеет, не умеет говорить. Целомудрен. Ко мне доверенность. Приходит, молчит, сидит, спросит о ста туях, уйдет, курит. Ган Исландец» (11, 49). Курсивная запись Достоевского «Ган Исландец» рядом с характеристикой Кар- тузова свидетельствует, очевидно, о возникшей в сознании До стоевского ассоциативной связи между задуманным образом «неловкого человека» и неким Ганом Исландцем. В сущест вующих комментариях к рукописным редакциям «Картузова» отмечается, что Ган Исландец — герой раннего (1823) рома на Виктора Гюго с таким же названием, относящегося к «не истовой» школе французской литературы. Но что могло быть общего у безобидного недалекого капитана с отъявленным зло деем Ганом, жившим в 1699 году в Дронтгейме (Норвегия)? Убийца и поджигатель Ган, родом из Клипстадура в Ислан дии, внук знаменитого разбойника Ингольфа Истребителя, чьи потомки в течение четырех столетий наводили ужас на Ислан дию и Норвегию, Ган, на совести которого тьма чудовищных преступлений, фантастическое существо, похожее на дикого зверя, свирепого, хитрого и кровожадного, этот «воплощенный Ариман», — чем мог он напомнить незадачливого влюбленного капитана? «Он может повелевать бурями, сбрасывать утесы на деревни, по его воле рушатся своды подземных пещер, его ды хание гасит маяки на скалах» — это Ган Исландец Гюго.