105

ли-с? Стихи — не дело», — заявляет он. И однако же Смер дяков сам «балуется стихами»! В черновой программе, разра батывающей эпизод Смердякова с гитарой, Достоевский пи шет: «…соблазнила его лесть его стихотворному таланту. Сочинил один стих» (15, 226). Словно в насмешку Митиному гимну «Слава Высшему на свете!» звучат строки Смердякова: «Царская корона — Была бы моя милая здорова. Господи помилуй Ее и меня!» «Человек нижайшей натуры и трус, — скажет о нем на следствии Митя. — Это не трус, это совокупле ние всех трусостей в мире вместе взятых, ходящее на двух ногах». Но именно Смердяков, создание как будто жалкое, убогое и несчастное, досконально изучив характер каждого из братьев, расчетливо предвидит уголовщину в доме Карамазовых, точно вычисляет роль, место и поведение каждого из братьев и совершает убийство, виртуозно обдуманное и изощренно ис полненное. Поразительно, что Алеша, нечаянно подслушавший монолог и романс Смердякова, не понял и не разгадал его замысла. Ибо слова из монолога: «Я, положим, только буль- онщик, но я при счастье (вот она, цель убийства! — Л. С.) могу в Москве кафе-ресторан открыть на Петровке», а так же: куплет из романса (лакейская декларация вседозволен ности): Сколько ни стараться Стану удаляться, Жизнью наслаждаться И в столице жить! Не буду тужить. Совсем не буду тужить, Совсем даже не намерен тужить! — составляет программу-максимум Смердякова. Именно о ней он и сообщит впоследствии Ивану: «Была такая прежняя мысль-с, что с такими деньгами жизнь начну, в Москве или пуще того за границей, такая мечта была-с, а пуще все потому, что «все до зволено». Романс Смердякова 1, поэтизирующий низкий мещанский эгоизм, не только идейно противостоит гимну Мити, но и обнажает замысел отцеубийства, вина за которое повяжет всех 1 Из всех текстов «чужих рукописей» только романс Смердякова и состав ляет исключение. «Песня мною не сочинена, — сообщает Достоевский Люби мову, редактору «Русского вестника», — а записана в Москве. Слышал ее еще 40 лет назад. Сочинилась она у купеческих приказчиков 3-го разряда и перешла к лакеям, никем никогда из собирателей не записана и у меня в первый раз является» (15, 448).

106

четырех братьев, а самого Митю опутает сетью неопровер жимых улик. Два мировосприятия, две концепции мироустройства и ми ропорядка, противостоящие в романе, два брата, носители противоборствующих тенденций, Иван и Алеша, сталкиваются в идейном поединке, включившись в своеобразный литератур ный турнир, творческое состязание. Ибо отрицание мира божь его и смысла его, «богохульство», с одной стороны, и «опровержение богохульства», с другой — отчетливее, вырази тельнее и ярче всего выражены в двух сочинениях: «Легенде о Великом Инквизиторе», автором которой является Иван, и записках «Из жития в бозе преставившегося иеросхимо- наха старца Зосимы», принадлежащих перу Алеши. Сопостав ление литературной биографии обоих сочинителей, а также творческой истории обоих произведений проливает дополни тельный свет на ту программу «торжественного опровер жения» анархизма и нигилизма, которую предпринял Досто евский в «Братьях Карамазовых». Авторство Ивана Карамазова, его творческий потенциал и сама возможность для него, двадцатитрехлетнего молодого человека, только что вышедшего из университета, создать произведение такой глубины и сложности, как «Легенда о Ве ликом Инквизиторе», в романе подробно и тщательно моти вированы. Уже в детстве Иван обнаруживает «необыкновенные и блестящие способности к учению», благодаря которым трина дцати лет попадает в московскую гимназию и на пансион к опытному и знаменитому педагогу. Учась затем в универси тете, где ему пришлось полностью себя содержать, Иван впервые обращается к литературной работе: «Молодой человек не потерялся нисколько и добился-таки работы, сперва урока ми в двугривенный, а потом бегая по редакциям газет и доставляя статейки в десять строчек об уличных происшест виях, за подписью «Очевидец». Литературный дебют был уда чен: «Статейки эти, говорят, были так всегда любопытно и пи кантно составлены, что быстро пошли в ход, и уж в этом одном молодой человек оказал все свое практическое и умственное превосходство над тою многочисленною, вечно нуждающеюся и несчастною частью нашей учащейся молодежи обоего пола, которая в столицах, по обыкновению, с утра до ночи обивает пороги разных газет и журналов…» Следующий шаг на лите ратурном поприще составил Ивану уже и имя: «Познакомив шись с редакциями, Иван Федорович все время не разрывал связей с ними и в последние свои годы в университете стал

107

печатать весьма талантливые разборы книг на разные специ альные темы, так что даже стал в литературных кружках известен». Настоящую славу и известность принесла ему рабо та весьма любопытная и спорная: «Уже выйдя из универ ситета и приготовляясь… съездить за границу, Иван Федо рович вдруг напечатал в одной из больших газет одну странную статью, обратившую на себя внимание даже и неспециалис тов, и, главное, по предмету, по-видимому, вовсе ему незна комому, потому что кончил он курс естественником. Статья была написана на поднявшийся повсеместно тогда вопрос о церковном суде». Итак, к моменту создания поэмы «Великий Инквизитор» (она была сочинена «с год назад») Иван — автор многих острых статей, талантливых разборов и рецензий, блестящий критик и виртуозный полемист, которому по плечу и по уму самые серьезные дискуссии как с «гражданственниками», так и с «церковниками». Да и по жанру своему поэма о «Великом Инквизиторе» имеет предшественниц; как становится известно из обличений Черта, за Иваном числятся еще две поэмки «в этом же роде»: «Легенда о рае» 1 и «Геологический пере ворот» 2. Алеша Карамазов, не окончивший даже гимназического курса и никакой литературный труд никогда не выполнявший, не может и равняться с Иваном; «Записки» о старце Зоси- ме — первая и скромная проба пера молодого послушника под городного монастыря. Многое из того, что написано или сочинено Иваном, воспроизведено в живых диалогах, спорах и обсуждениях, передано в пересказе. Так, содержание «Легенды о рае» и «Геологического переворота» — богословских фантазий Ива на — пересказано Чертом. Статья о церковном суде обсужда ется в монастыре в присутствии множества лиц, сам Иван вслух излагает ее полный конспект и развивает отдельные 1 «Мне было тогда семнадцать лет, — признается Иван, — я был в гимна зии… я этот анекдот тогда сочинил и рассказал одному товарищу, фамилия его Коровкин, это было в Москве… Анекдот этот так характерен, что я не мог его ниоткуда взять. Я его было забыл… но он мне припомнился теперь бессозна тельно — мне самому, а не ты рассказал». 2 «Геологический переворот» — самая «крамольная», самая болезненная фантазия Ивана, которой он сам и боится, и стыдится. «Раз человечество отречется поголовно от бога (а я верю, что этот период — параллель геологи ческим периодам — совершится), то само собою, без антропофагии, падет все прежнее мировоззрение и, главное, вся прежняя нравственность, и насту пит все новое… Человек возвеличится духом божеской титанической гордости и явится человеко-бог». Когда Черт рассказывал ему поэму, «Иван сидел, зажав себе уши руками и смотря в землю, но начал дрожать всем телом».

108

положения. Резонанс его публикаций весьма значителен: его статьи получают не только литературную или общественную оценку, но и моральную. Блестяще написанные, задевающие всех за живое, они вместе с тем как-то сомнительны с нрав ственной точки зрения. «Пока с отчаяния и вы забавляетесь — и журнальными статьями, и светскими спорами, сами не веруя своей диалектике и с болью сердца усмехаясь ей про себя», — заключает Зосима. Чрезвычайно существенно, что прямо перед тем, как будет рассказана поэма «Великий Инквизитор», Иван «испытывает» Алешу, искушая его бунтом и откровенно признаваясь: «Ты мне дорог, я тебя упустить не хочу и не уступлю твоему Зо- симе». Огромное значение в этой связи имеет тот факт, что поэма об Инквизиторе — не написанный текст, не рукопись: «— Ты написал поэму? — О нет, не написал, — засмеялся Иван, — и никогда в жизни я не сочинил даже двух стихов. Но я поэму эту выдумал и запомнил. С жаром выдумал. Ты будешь первый мой чита тель, то есть слушатель. Зачем в самом деле автору терять хоть единого слушателя, — усмехнулся Иван». Поэма и может существовать только в форме устного рассказа, перед лицом оппонента-критика, в живом и непосред ственном диалоге. «Бестолковая поэма бестолкового студен та», как аттестует свое произведение Иван, — «дело поэта», а не художника, если иметь в виду то различие между поэтом и художником, о котором писал Достоевский. Не имея пись менного, текстуального выражения, идеи и образы поэмы работают на единственного ее слушателя — на Алешу; и Иван, искушенный сочинитель, давно испробовавший жанр богослов ских фантазий, хорошо понимает, что необходимое эмоцио нальное наполнение «Легенде о Великом Инквизиторе» как раз и дают та стихия чувств, та полемическая напряженность, тот сдержанный азарт, которые исходят от его младшего брата. Собственно, Иван и не скрывает, что развитие мысли и сюжета поэмы происходит в диалоге: «Защищая мою мысль, я имею вид сочинителя, не выдержавшего твоей кри тики». Отвечая К. П. Победоносцеву на вопрос о том, что в «Братьях Карамазовых» будет противопоставлено атеистичес ким и нигилистическим позициям Ивана, Достоевский писал: «В этом-то теперь моя забота и все мое беспокойство. Ибо ответом на всю эту отрицательную сторону я и предположил быть вот этой 6-й книге, «Русский Инок…». А потому и тре-